# Партия

Юлия Ковалькова

Наталья Павлова переходит на работу в крупную фирму, чтобы заменить одного из директоров, которого зовут Александр Васильев. Васильев догадывается, зачем в компании появилась эта молодая женщина. Просчитав ее, он завязывает с ней служебный роман, чтобы связать ее отношениями и, в итоге, уговорить её отказаться от притязаний на его место. И всё на стороне Васильева, кроме одного: Павлова узнает об интриге, которую он вел за её спиной. Теперь ответный ход в этой партии будет за женщиной. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

— Прежним тебе не быть.

— Нет. Но если я всё равно останусь лучшим, то это не так важно.

Джордж Мартин, «Игра престолов»

7 сентября 2016 года.

1.

«Моё утро в среду начинается ровно в семь, когда я, стоя у зеркала, судорожно вспоминаю, как делать смоки айз⁴, и держу у уха телефонную трубку.

— Наташа, в воскресенье у папы и тёти Риты круглая дата. Ты должна быть, — безапелляционно заявляет мама.

— Мам, сейчас семь утра. Мне не до тёти Риты. Я глаза крашу.

— Но у тёти Риты… Ты глаза красишь? — Такое ощущение, что моя мама переживает культурный шок.

— Да, — скриплю я в трубку. — Да, иногда я крашу глаза. Ну и что?

— Ты что, с кем-то встречаешься? — В голосе мамы появляются подозрительные нотки. — А как же Олег?

— А Олег здесь вообще ни при чём. И к твоему сведению, я ни с кем не встречаюсь. Я просто хочу по-человечески выглядеть.

— А-а… А что ты наденешь?

— О господи, — мысленно закатила глаза. — Ну, костюм какой-нибудь. Серый, наверное.

— А почему именно серый? — Иногда у моей мамы просто нечеловеческий нюх.

«Потому что это цвет очень подходит к „БМВ“!» — очень хочется сострить мне.

— Потому что с макияжем будет смотреться.

— Костюм. Опять этот твой вечный костюм, — жалуется мама. — Ну сколько раз тебе повторять, что в этих своих костюмах ты выглядишь, как надзиратель Аушвица.

— Как кто? — фыркаю я.

— Как надзиратель. Ну, не знаю… Слушай, а ты не хочешь надеть то серое платьице, которое я привезла тебе из Италии? Оно очень женственное.

— Мам, оно вызывающее, — поморщилась я, сообразив, какое «платьице» имеет в виду мама.

— Ничего оно не вызывающее! — яростно гремит из трубки. — Я никогда не дарила тебе плохие вещи. К тому же, у этого платья очень скромный вырез на груди и подол чуть выше колена.

— М-м. А ещё у него рукавов нет. — «И оно больше похоже на комбинашку». — Сентябрь на дворе. Я замерзну, — я ищу в «косметичке» помаду.

— Раз тебе холодно, то жакет прихвати, — резонно замечает мама. — Только не от костюма, а тот, короткий, из замши. С кнопочками.

— Мам, а это не очень? — Я разглядываю себя в зеркале.

— Не очень! — В голосе мамы прорезаются рык и сталь.

— Но…

— Знаешь, тебя не переспоришь. У тебя характер, как у отца.

Вы уже догадались, кто моя мама? Домашний тиран и мой персональный стилист, Тамара Васильевна Павлова работает в Доме моды на Кузнецком мосту. Но её настоящее призвание — это заваливать меня советами и претензиями. Уже пять лет, как мама хочет, чтобы я «по-человечески выглядела». Я же не то, что «выглядеть» сегодня хочу — я желаю, чтобы Васильев навсегда заткнулся насчёт моего внешнего вида и больше никогда не смел стучать на меня кулаком.

— И про мешок этот свой жёлтый забудь! Возьми приличную сумку, — доносится до меня очередное наставление мамы. — И подушись. Я тебе «Шанель» покупала, а ты…

— Всё, мама. Спасибо.

— Но…

— До вечера.

Отрубаю связь, возвращаю трубку на базу. Надеваю блузку и юбку-карандаш. Сверху пристраиваю жакет и снова подбираюсь к зеркалу. Как ни странно, но мне нравится, как я сегодня выгляжу. Достойно, женственно… одним словом, хорошо. Мысленно оценив ущерб пятки, нанесённый вчера туфлями, со вздохом забываю про кеды и осторожно вставляю ноги в узенькие «балетки». Кошусь на стрелки Микки-Мауса: без пяти минут восемь. В обычный день я бы уже стояла на улице и ожидала явления начальника, как постовой на часах. Но сегодня иной расклад, и я преспокойно усаживаюсь на пуфик в прихожей. Вытягиваю ноги, подтягиваю чулок и, столкнув ступни носками, бездумно царапаю каблуками «балеток» узорчатые плитки пола. Жду, когда большая стрелка переползёт на нужное мне деление.

«Три минуты… четыре… пять… ровно восемь десять. Вот теперь можно идти».

Готовлюсь встать, когда тишину комнаты взрывает оглушительная трель мобильного. Даже не глядя, могу сказать, кто мне звонит. Изгибая бровь, беру телефон: «Что, нервничаешь, Васильев?»

«Снова двойка тебе за аналитику, Павлова», — ехидничает моё подсознание. Ещё бы: на определителе унылый, до боли знакомый, въевшийся мне в печёнки номер моего «бывшего».

«Олег… денег хочет или мириться? Или эта моя мама уже настучала ему про мои утренние сборы?»

С досадой сбрасываю звонок и принимаюсь рассматривать свои ногти, которые вчера поздно вечером с большим трудом выправила моя маникюрша. «Больше никогда», — обещаю себе я, припоминая сцену, двадцать четыре часа назад разыгравшуюся в кабинете Васильева. От умственных упражнений меня отвлекает писк смс-ки. Помедлив, открываю сотовый: «Внизу. АВ». Моё сердце замирает, а потом пускается вскачь. Откинувшись затылком на стену, стараюсь успокоить дыхание и прикрываю глаза.

«Как странно, — приходит мне в голову, — звонок того, с кем я прожила пять долгих лет, вызывает лишь раздражение, в то время, как два простых слова, написанных человеком, с которым я вчера вошла в клинч, заставляют сердце бежать быстрее…»

Тряхнув головой, поднимаюсь с пуфика. Пожелав себе удачи и прихватив серую сумку, нарочито медленно запираю дверь квартиры и вызываю лифт. Набрав воздух в лёгкие, выбираюсь на улицу. Выйдя на крыльцо, я ожидаю увидеть озлобленного начальника, но меня ожидает очередной сюрприз: на крыльце нетерпеливо крутится Вадим Шевелёв.

— Привет! — здороваюсь я.

— Здравствуй-те, — растерянно тянет Вадик.

— Что? — Насмешливо изгибаю бровь.

— Не узнал вас… тебя. — Вадик сглатывает. Его выпирающий из горловины белой рубашки кадык скачет вверх-вниз.

— Это почему?

— Ну, из-за этого. — Вадим неопределённо кружит пальцем вокруг своего лица, намекая на мой макияж.

— Ах это, — небрежно пожимаю плечами. — Бывает… Не обращай внимания. Слушай, а где наш главный?

— Там, — Шевелёв указывает рукой влево и решает прояснить ситуацию: — Александр Владимирович за домом припарковался. Здесь «Газель» разгружалась, ну и Александр Владимирович решил, что она его запрёт. А меня за вами… за тобой послал.

Прищуриваюсь:

— Вадим, а ты всегда зовёшь Васильева по имени-отчеству?

— Ну да. А что? — недоумевает Шевелёв.

— Да так, ничего. Ладно, пошли.

Сбежав с крыльца, Вадик подаёт мне руку. У него удивительно мягкая, широкая и уютная ладонь, но я вспоминаю совсем другие пальцы. Длинные, сухие, жёсткие. И невероятно горячие. Осторожно сжимая мою руку, Вадим старательно отводит глаза от моих ног. Спустившись, кивком благодарю его и освобождаю пальцы. Вадим украдкой вздыхает, потом, решительно тряхнув головой, обгоняет меня. Я следую шаг в шаг за ним. Через дорогу мы переходим вместе, а в зазорах между кустами акаций начинают поблёскивать серебристые очертания капота «БМВ». Наконец моим глазам открывается вид на Александра Владимировича. Первое, что я отмечаю: мы снова одеты в похожих тонах, я в мышиных, Васильев — в серых. Погружённый в свои мысли, облаченный в светло-серый костюм, белую рубашку и узкий чёрный галстук, начальник нетерпеливо поглядывает на часы и расхаживает рядом с машиной.

Разглядывая его сосредоточенное лицо, я пытаюсь понять, каким будет наш третий рабочий день и во что выльется эта поездка. Почувствовав мой вопросительный взгляд, Васильев оборачивается. Секунда — и его глаза начинают быстро перемещаться по моему лицу, груди, ногам, а в глазах появляется уже знакомое мне насмешливое любопытство. Признаться, не такой реакции я ожидала. Мне хотелось его смутить. Мне хотелось «выглядеть». Мне хотелось произвести на него впечатление.

«Да к чёрту! Мне просто хотелось нравиться…»

— Доброе утро, — сухо здороваюсь я. — Простите, я опоздала.

— Ничего… доброе, — Васильев, помедлив, кивает.

— Александр Владимирович, а я тоже Наташу не сразу узнал, — вклинивается в наш диалог Вадим.

— Я старалась, — скромно подаю голос я.

— Для завода в Калуге? Да, для завода как раз в самый раз, — невозмутимо сообщает начальник.

Оскорблённо вскидываю голову и впиваюсь в его глаза, но, к своему удивлению, вижу в них не злую насмешку, а искорку необидного юмора. Васильев мастерски возвращает себе безучастный вид:

— Ладно, садитесь.

Постукивая сантиметровыми каблуками «балеток», направляюсь вперёд, но Васильев открывает мне дверцу позади места водителя.

— Но спереди будет удобней, — робко замечает Вадим.

— Зато сзади безопасней, — отрезает Васильев.

«Ах вот, значит, как: мужчины — на передовой, лицом к лицу к опасности, а женщины плетутся в хвосте, в тылу… Ладно, это я тебе тоже припомню!»

Ползу туда, куда указал мне мой господин.

— Устроились? — спрашивает мой повелитель.

— Да. Спасибо. Невероятно удобно, — с иронией отзываюсь я, разглядывая место, куда бы воткнуть свои ноги. За неимением лучшего, ставлю правую ступню на порог между передними креслами.

— Можете не пристёгиваться. — Мазанув глазами по моей розовой голой коленке, Александр Владимирович захлопывает дверцу. Кивком указывает Вадиму на переднее сидение, усаживается за руль и принимается щёлкать по кнопкам навигатора.

— Вы поговорить хотели. О заводе в Калуге, — вежливо напоминаю я. Васильев поднимает голову и ловит мой взгляд в зеркале заднего вида:

— Хотел. Но это мы обсудим, когда выедем на Калужское шоссе.

— Хорошо… а хотите, я покажу вам короткий выезд? Его не все знают, но я им пользуюсь, и я… — тараторю я и осекаюсь, поймав в зеркале два насмешливых глаза. Сообразив, что я снова лезу туда, куда меня не просят, отворачиваюсь к окну. Краем уха слышу шорох, предшествующий проигрышу мелодии. Через секунду в салон врывается мягкая увертюра. Васильев регулирует громкость, и «БМВ», плавно тронувшись с места, уходит в разъём узких улиц между белыми двенадцатиэтажками. Мы проезжаем мой двор, утопающий в тополях, липах, акациях и высоких, увешенных ярко-жёлтыми шариками, цветов, названия которых я не знаю.

— Через двести метров свернём на Калужское шоссе, — откашлявшись, подаёт голос Вадим. Васильев молчит. Я киваю.

«Дура ты, Павлова, — бродит в моей голове, — что ты хотела ему доказать? Что ты — женщина? Что ты можешь „выглядеть“? „Для Калуги сойдёт…“ Господи, да ты — как та брошенная любовница, что выходит в соседний супермаркет ухоженная и накрашенная только потому, что там может встретить своего „бывшего“!»

2.

«У моего нового зама очень красивые ноги и грудь. А ещё ей собираются «вдуть» Алтухов, возможно, Тарасов и уж точно Шевелёв… Супер, Наталья Борисовна! À couper le souffle, неплохо для третьего дня на работе. А вообще интересно, ради кого вы сегодня так вырядились?

Мысль о том, что Павлова решила «выглядеть» для меня, заставляет меня улыбнуться. Положив правую ладонь на оплётку руля и перенеся локоть левой руки на ободок дверцы, я прячу улыбку и провожу указательным пальцем по губам, разглядывая «балерину» в зеркале. Не знаю, что там Павлова делала со своим лицом, но выглядит оно потрясающе. Высокие скулы, мягкий, полный, очень женственный рот. Но больше всего мне нравятся её глаза. Обведённые чёрным, они кажутся глубокими и прозрачными, как вода в озере Байкал, недалеко от которого есть маленький город Слюдянка.

Там я и родился — единственный мальчик небогатой провинциальной семьи. Мой отец был инженером железных дорог, мама — домохозяйкой. Я был поздним ребёнком. Мама мечтала о девочке и, навёрстывая упущенное, пыталась отыграться на мне (шмотки, пианино, французский, последнее — по самоучителям). Отец был сторонником жёсткой муштры, во всём ценил порядок и дисциплину и видел меня исключительно офицером российской армии. В итоге получился идиотский симбиоз: я, сноб, педант и мизогинист⁵. А может, это было закономерно? Ведь прошлое — странная штука: оно никогда не отпускает нас.

Но мальчика из Слюдянки давно уже нет, как нет и его родителей. И я, настоящий, предпочитаю не думать о прошлом, как и не знать о будущем. В городе больших денег, в котором живу я, нет места пустым иллюзиям. Здесь правят бал только голые факты и очень простой расклад: ты — и те, кто против. А эта девочка, которая сейчас грустно смотрит в окно, никак не может понять, почему она мне не нравится.

«Кстати, о Павловой…»

— Наташа, — окликаю притихшую на заднем сидении «балерину».

— Да, Александр Владимирович? — Павлова послушно отрывает от стекла унылый взгляд.

— Расскажите о заводе в Калуге.

— Что именно, Александр Владимирович?

Вадим настороженно подбирается на сидении. Я фыркаю.

— То, что знаете, Наталья Борисовна, — подлаживаясь под её почтительный тон, насмешливо отзываюсь я.

— С элементами исторических справок? — «Балерина» изгибает соболиную бровь.

«О! А наша девочка возвращается…»

— Лучше с деталями биографии руководства. Я, видите ли, с директором завода познакомиться сегодня хочу.

— А я думала, вы его знаете… Ведь договор с заводом был подписан месяц назад, — задумчиво тянет Павлова.

— Наталья Борисовна, к вашему сведению, месяц назад я впервые за пять лет был в отпуске. Неделю назад вернулся, а тут сразу и тендер, и вы. Представляете моё состояние?

— Простите, Александр Владимирович, — Павлова цепляется взглядом за моё отражение в зеркале. — Ну, директора завода зовут Ивантеев Пётр Васильевич.

— Это я знаю, — благосклонно киваю я.

— И сегодня у него день рождения. Вот.

— Э-э, — замирает Вадик.

— То есть? — насторожился я. Поёрзав на сидении, Павлова пытается положить ногу на ногу. Но места мало, и она ограничивается тем, что скрещивает руки на пухленькой груди:

— Ну, директору завода сегодня исполняется шестьдесят один год. Дата не круглая, так что отмечать свой день рождения Ивантеев будет в узком кругу. И сегодня с утра на заводе его будут поздравлять подчиненные… ну, и может, партнёры. Так что мы с вами буквально попадаем с корабля на бал.

Ощущение такое, словно кто-то посреди тишины бухнул в ударные.

«Та-ак… Мне кажется, или наш третий день с Павловой понемногу превращается в третий раунд?»

— А вчера вы, конечно, не могли мне сказать про день рождения Ивантеева? — Я злюсь, забыв о своём обещании на раздражаться на Павлову. — Я бы встречу перенёс на другой день.

— Вчера? — задумчиво переспрашивает «балерина». В её глазах появляется уже знакомое мне упрямое выражение — предвестник будущего скандала. Но Павлова быстро берёт себя в руки и небрежно передёргивает плечиками. — А вчера мы эту тему не успели поднять.

«Ты же, псих ненормальный, вчера и слова не дал мне сказать», — вот что читаю в её глазах я.

— Ладно. Хорошо. Согласен. Моя вина, — неохотно и быстро признаюсь я, игнорируя потрясённый взгляд Шевелёва. Поворачиваюсь к нему: — А ты, кстати, куда смотрел?

— Я? А я не знал… а может, мы ещё успеем по дороге подарок купить? — покраснев, предлагает Вадик. Вид у него виноватый. Ещё бы: в отличие от Павловой не сообразил провентилировать биографию Ивантеева.

— А у нас уже есть подарок, — подаёт бодрый голосок «балерина». — Я позавчера кое-куда звонила и заказала доставку. Но поскольку доставка уйдёт на завод не раньше двух часов дня, то мы успеваем сами забрать наш подарок. Надо только в Калуге в один магазинчик завернуть.

Я принимаюсь преувеличенно-внимательно рассматривать «балерину» в зеркале.

— И что же мы купим… в магазинчике? — озадаченно интересуется Вадим.

— Виски того сорта, который очень нравится Ивантееву.

— То есть я, по-вашему, с бутылкой к директору завода пойду, да? Вы себе это как представляете? — Пытаюсь уткнуться мрачным взглядом сразу в двух своих замов.

— Почему с бутылкой? — в свой черёд удивляется Павлова. — Это будет коллекционный набор односолодового виски.

Вадим восхищённо цокает языком. А меня пронзает догадка:

— Наталья Борисовна, а Тарасов не так ли с Ивантеевым знакомился?

— Ну да, так ли… То есть так, — стрельнув в меня глазами, быстро исправляется Павлова. — Просто… ну, когда я узнала про тендер, я начала присматриваться к заводам. Так я вышла на завод Ивантеева. А вкусы Петра Васильевича выяснила уже у его секретарши. Ну, а потом познакомилась с Вячеславом Андреевичем, и он уже ездил на завод представляться Ивантееву сам… Ах да, в магазине в Калуге банковские карты не принимают, но я захватила наличные. — Павлова за каким-то лешим помахивает своей серой сумкой.

— Спасибо, — всё-таки не сдержался я. — Но уж это я как-нибудь осилю.

— Как хотите, Александр Владимирович, — Павлова невозмутимо отворачивается к окну. Зато Шевелёв обретает дар речи:

— Наталья… Наташа, а можно вопрос?

— Да, Вадим, — учтиво кивает Павлова.

— С учётом вышеизложенного я правильно понимаю, что всем нам волей-неволей придётся присоединиться к праздничному застолью?

— Не совсем. Присоединиться придётся вам с Александром Владимировичем. Просто с женщинами Ивантеев… ну, не то, чтобы совсем не пьёт, но он будет неловко себя чувствовать. Так что я представлю вас Ивантееву, а сама пойду погуляю… на производственную линию погляжу… посмотрю на платы. Поговорю с начальником цеха, а вы с «именинником» посидите. С виски и с разговором по душам… Это же провинция, тут свои вкусы, — небрежно добавляет Павлова.

Сообразив, что сейчас произойдёт, Вадим вжимается в кресло.

— Спасибо за пояснение, — проглотив «провинцию», шёлковым голосом благодарю я. — А ничего, что я за рулём? А, Наталья Борисовна?

Павлова прикусывает губы и переводит задумчивый взгляд на Шевелёва. Вадим судорожно сглатывает.

— Наташ, я виски вообще не пью, — зачем-то сообщает он.

— Предлагаешь тебе водки взять в магазине? — изгибаю бровь я.

— Не пройдёт, — вклинивается в наш диалог Павлова. Возится на сидении и, ухватившись за мой подголовник, подтягивается ближе, одарив меня нежным облачком духов и видом на коленку. — Простите, конечно, Александр Владимирович, но пить с Ивантеевым придётся вам, иначе обидим директора. Он же всё-таки большой начальник, как и вы. Хотя и из провинции.

«Она что, издевается?»

— М-м. А Вадим что будет делать? — Я даже прищурился.

— Вадим? Ну, он будет на подхвате.

Шевелёв часто моргает. Павлова смотрит на меня невинным взглядом младенца. Я закатываю глаза.

— Супер, — наконец отмираю я. — Вообще-то я спрашивал, а обратно мы как поедем? Вадим у нас, между прочим, не водит.

— Ну, вообще-то у меня есть права, — подаёт обиженный голос Вадик.

— Нда? А когда ты последний раз сидел за рулём?

— Три года назад, — конфузится Шевелёв.

— В Калуге можно взять такси, — встревает Павлова.

— Мне завтра утром машина нужна, — огрызаюсь я. — Мне к заказчику ехать. К тому самому, что тендером нам по вашей милости удружил. К восьми часам утра и на другой конец Москвы.

— Ну, если хотите, то я могу сесть за руль вашей машины, — помедлив, предлагает Павлова.

Пауза. После чего в салоне образовывается мёртвая тишина.

— Нет, если вы не хотите, то, конечно, не надо, Александр Владимирович, — пугается «балерина».

— Да постойте вы, с вашими оправданиями, — морщусь я. — Вы давно водите?

— С восемнадцати лет.

— И хорошо?

— Нормально, — и Павлова принимается рассматривать коробку передач «БМВ». — У вас спорткар с полуторалитровым трёхцилиндровым двигателем. Так?

— Да, — удивлённо отзываюсь я.

— И это автомат… Ага, знаю эту конструкцию. Похожа на «Теслу». А «Теслу» я пару раз водила.

Вадик изумлённо открыл рот. Я разглядываю Павлову, которая не устаёт меня поражать.

— И — где водили, если не секрет? — спрашиваю я.

— Не секрет. На треке, в Крылатском. У папы, — нехотя признаётся Павлова.

— И — кто же ваш папа?

— Автогонщик. Пилот. — Павлова отворачивается. — В своё время выступал за сборную, а сейчас преподаёт.

Вадим присвистнул.

— Потрясающе, — киваю я. — И что, у вас, к нашему всеобщему счастью, водительские права с собой есть?

— Есть. Всегда ношу.

— Зачем?

— На всякий случай. Вам только надо будет доверенность мне написать, на бумажке и от руки.

Шевелёв восхищённо взирает на Павлову. На секунду оборачиваюсь и ловлю невозмутимый взгляд прозрачных, как вода, глаз.

— Знаете, Наталья Борисовна, а ведь я не ошибся с вами тогда, на собеседовании, — очень тихо говорю я, — вы действительно полны сюрпризов… Ладно, ваша взяла. Я пью с Ивантеевым, Вадим на подхвате, а вы везёте нас обратно. А теперь удивите меня ещё кое-чем.

— Чем?

— Расскажите, как сбавить себестоимость плат для микропроцессоров?

«Балерина» на секунду задумывается, и на её губах мелькает понимающая улыбка:

— Так вот почему вы решили сегодня поехать на завод? Чтобы завтра иметь козыри перед заказчиком?

— Touché! — улыбаюсь я.

— Что? — Павлова хмурится.

— Я говорю, не в бровь, а в глаз. Угадали, Наталья Борисовна.

Остаток пути мы проводим в дружелюбном согласии и в мозговом штурме, в результате которого «балерина» получает задание провентилировать ситуацию с оболочкой плат. Вадим конспектирует вопросы, ответы на которые мы должны стрясти с «именинника», я выруливаю к Калуге. При виде бело-зелёной вывески «Сбербанка» прижимаюсь к обочине и отстреливаю ремень безопасности. Поворачиваюсь к Павловой:

— Сколько денег с карточки снимать?

«Балерина» называет сумму, из чего я делаю вывод, что у директора завода неплохие вкусы. Выхожу из машины, Вадим выпрыгивает следом за мной, вытаскивает сигареты и с удовольствием закуривает. Павлова топчется рядом, изучая окрестности. Обхожу автомобиль, выдёргиваю из багажника сумку.

— Наташа, — зову я.

При звуках своего имени «балерина» медленно поднимает на меня глаза. Она смотрит так, словно пытается установить между нами связь. Точно уже лежит подо мной. Я моргаю, и наваждение рассеивается.

— Наташа, вы умеете писать доверенности? — откашлявшись, спрашиваю я.

— Да, — кивает Павлова.

«Вот интересно, — мелькает в моей голове, — а чего она не умеет?»

И мне впервые становится по-настоящему любопытно, а какая она, эта Павлова? Что крутится в ней? Что тикает, что заставляет дышать?

— Наташа, пишите доверенность.

— И вы доверяете мне свой паспорт? — Павлова изумлённо крутит в руках мой документ.

— Ну, кредит по нему вы вряд ли успеете взять.

«Балерина» немедленно заливается краской негодования. Вот тут-то я и решился нанести ей удар:

— К тому же, мне скрывать нечего. Кстати, я не женат. Хотя и из провинции.

Загнав Павловой эту шпильку, я развернулся и направился к «Сбербанку». Я шёл и улыбался, даже лопатками ощущая взгляд смущённой и уязвлённой женщины».

3.

«Я, Васильев Александр Владимирович, 9 сентября 1981 года рождения, паспорт серии 4504 номер 621603, выданный в ОВД „Беляево“ 12 февраля 2003 года, проживающий по адресу: Москва, Новоясеневский проспект, д. 15, кв. 83, доверяю Павловой Наталье Борисовне, 16 сентября 1987 года рождения, паспорт серии 4504 номер 456167, выданный ОВД „Аэропорт“, проживающей по адресу: Москва, улица Профсоюзная, д. 10, строение 6, кв. 48, управление автомобилем „БМВ i8“, регистрационный номер „В777АУ 177 РУС“, идентификационный номер 67890882. Доверенность без права передоверения выдана на срок с 17:00 до 24:00 7 сентября 2016 года и составлена в 10:45 7 сентября 2016 года по адресу: г. Калуга, улица Плеханова, дом 45. Подпись доверителя: Васильев Александр Владимирович».

Вручив мне эту бумагу и старательно пряча глаза, Павлова в сопровождении Вадима отправилась выкупать виски. Я опёрся бедром о капот и ещё раз пробежал глазами доверенность, написанную каллиграфическим почерком отличницы. И знаете, о чём я думал? Нет, не о том, что у нас с Павловой почти совпадают даты рождения. И не о том, что мы с ней почти соседи. А о том, что «балерине» не в первый раз писать такие доверенности. Пообещав себе при случае разобраться и с этим её секретом, согнул лист пополам и убрал его во внутренний карман пиджака.

— Вот, купили!

Выглядываю из-за багажника: Шевелёв почтительно обнимает нарядную коробку с виски. Рядом с ним, держа в руках приличный букет красных роз, топчется Павлова.

— Отличный подарок, — искренне одобрил я. — Садитесь в машину. Поехали.

В этот раз «балерина» на удивление послушно забирается на заднее сидение. Пока Вадим с интересом косился на Павлову, я пощёлкал кнопками навигатора, чтобы выяснить, как добраться до завода.

Ровно в одиннадцать мы паркуемся у бюро пропусков перед бетонным забором. Шевелёв вытаскивает телефон.

— Через пять минут за нами девушку пришлют, — закончив разговаривать с секретариатом, объявляет он и тянется за сигаретами. Я разворачиваюсь к Павловой:

— Кстати, вы тоже можете прогуляться. Не обязательно тут со мной сидеть.

Павлова выскальзывает из машины, одарив меня новым видом на коленки и на тонкие щиколотки. Набирая короткий вызов, я рассматривал улыбающегося Вадима и Павлову, которая, завернув ногу за ногу, слушала его, но исподтишка косилась в мою сторону.

— Саша, привет, — звучит в трубке после первого же гудка.

— Привет, Лизон. Ну как, разобралась с «Пушкиным»?

«Пушкин» — это не тот, о ком подумали вы, а название ресторана в центре Москвы.

— Да, я сняла зал «Библиотека» на пятницу. С семи вечера до часа ночи. Как ты и просил, — весело чирикает Лиза.

— Супер. А что с меню?

— Не бойся, роллы не будет соседствовать с холодцом, — и Лизка довольно хохочет. — Я ещё помню, как ты учил меня уму-разуму. Так что ограничимся цивильным европейским фуршетом с интересным горячим. Плюс десерт и алкоголь на любой вкус. Слушай, а мне по-прежнему заказывать на пятьдесят человек?

— Знаешь, увеличь лучше на пару порций, — прошу я, продолжая рассматривать Павлову.

— О, а у тебя пополнение? — оживляется Лиза.

— Пополнение, — соглашаюсь я. — Партнёры. Ещё директора смежных департаментов.

— И твой новый зам, конечно? — Лизу я не вижу, но поспорить готов, что она хмурится.

— Да, и мой новый зам.

— А можно, я ей яду в стакан насыплю? — ворчит Лиза.

— Лиза… — с легкой угрозой начинаю я.

— Ой, Саш, да ладно тебе. Я же так, смеюсь. А можно, я тоже приду в ресторан? Ну, пожа-а-алуйста, — тянет Лиза. — Ну пусть не к началу, а хотя бы к десяти вечера, а?

— Нельзя, — стараюсь произнести это как можно мягче.

— Ну почему? — канючит она.

— Да потому, что мы больше не смешиваем работу и личное. М-м?

— М-м, — покорно вздыхает «Лизон». — Слушай, тут метрдотель с картой вин подошёл. Можно, я тебе перезвоню?

— Я буду на встрече.

— Ладно, тогда дома договорим. Ну всё, целую. — Выдав это, Лиза вешает трубку. Я медленно убираю телефон в карман.

«С ней так легко, — думаю я, барабаня пальцами по оплётке руля. — Так почему же я никак не могу решиться и сделать тот последний шаг, который свяжет нас навсегда?»

«Ты знаешь ответ», — отвечает моё подсознание.

Погрузившись в свои мысли, я почти проглядел, как из бюро пропусков завода вышла девица под два метра ростом, с толстой русой косой, перекинутой через плечо, и что-то спросила у Шевелёва. Вадим кивнул и быстрым шагом устремился ко мне. Открываю дверцу машины:

— Ну, что?

— Александр Владимирович, пропуска готовы, — задыхаясь, сообщает Вадим. — Можно к директору идти.

— Тогда бери подарок.

Вадик, крякнув, хватает в охапку «сюрприз». А к машине осторожно подбирается Павлова.

— Наташа, а розы вам. Будете вручать директору. Мы же, как никак, москвичи — люди культурные, — в очередной раз поддел Павлову я. Поймал на себе её смущённый взгляд, и — я ничего не смог поделать с собой! — я ей подмигнул. Мне очень хотелось, чтобы Павлова вздёрнула подбородок вверх, но она пошла красными пятнами.

— Простите, — прикрываясь розами, шепчет она, — просто… я не знала.

— Чего не знали? Что я не женат?

— Нет! Про провинцию…

— Ну, то ли ещё будет. Главное, не сдавайтесь сразу, Наталья Борисовна, а то неинтересно будет, — пользуясь тем, что Вадим не слышит меня, бросаю я «балерине» и, игнорируя её возмущённый взгляд, направляюсь к девице.

Девице надо отдать должное: в отличие от других женщин эта на меня не пялится, а косясь на Вадика, деловито проводит нас по извилистым коридорам, окрашенным мерзкой зелёной краской. Мы поднимаемся по лестницам, поворачиваем в пролёты, и, наконец, миновав унылые стены, обретаем себя в просторном уютном холле, совсем по-домашнему заставленному цветами в горшках и кадках.

— Директорский блок, — произносит девица, с любовью оглядывая растения. Откашливается и показывает на ближайшие к нам деревянные распашные двери: — Вам сюда.

Киваю, и девица нажимает на ручку.

— Лариса, вот, привела! — сунув нос в щель, баском докладывает она и отступает в сторону.

— Спасибо, Аня… Здравствуйте! — Из-за компьютерного стола, внимательно глядя на нас, поднимается девица номер два.

В отличие от первой эта очень изящна: пышные волосы, высокие шпильки, чёрный костюм, подчёркивающий округлые формы. Но первое, что бросается мне в глаза, это её живое, изменчивое лицо, чем-то напоминающее лицо француженки Марион Котийяр⁶. С интересом рассматриваю девушку.

— Добрый день, — здоровается она.

— Добрый, — говорю я.

— Ой, а это не вы вчера мне звонили? Я по голосу вас узнала, — девица улыбается.

— Да, — легко втягиваюсь в этот необременительный флирт я. Лариса опускает ресницы, а позади меня раздаётся тяжкий вздох. Бросил быстрый взгляд из-за плеча: Павлова раздражённо перекладывает тяжёлый букет из правой руки в левую, после чего поджимает губы и решительно выступает вперёд.

— Ларочка, с «именинником»! — Отделив от роз букетик поменьше (и как это я его не заметил?), Павлова вручает подношение секретарше. — Ты прекрасно выглядишь, — шепчет она девушке, упирая на небрежное «ты».

— Спасибо. Ой, как приятно. — Ловко подхватив цветы, Лариса изгибается, отчего её юбка с разрезом поднимается выше положенного, обнажая кромку чулка стройной ноги, и кладёт букетик на стол. Оценивающе пожевав губами, прячу руки в карманы брюк. Перехватив мой взгляд, Павлова морщится, а Лариса, грациозно покачивая бёдрами, устремляется к дверям с табличкой: «Генеральный директор». Поглядывая на меня, согнула указательный пальчик и трижды стукнула в дверь.

— Да! — пророкотало из-за двери. Лариса нажимает на ручку:

— Петр Васильевич, к вам гости. Из Москвы.

— Ну так приглашай!

— Прошу! Директор вас ждёт, — сладко щурит глаза Лариса.

Переступив порог, я быстро осматриваюсь. На мой взгляд, обстановка комнаты может многое рассказать о владельце. А что, по-вашему, говорят однотонные стены, светлый недорогой ламинат, аккуратные белые рольшторы, ещё советский «кожаный уголок» (диван и три кресла, расставленные вокруг овального низкого столика) и фотографии — бесчисленные изображения людей, среди которых центральное место отводится кряжистому седому мужчине, которому вручают то кубок, то приз, то диплом? При виде нашей группы человек, изображённый на снимках, поднимается из-за стола и шагает к нам твёрдой поступью хозяина земли русской.

«Так вот ты какой, всемогущий директор завода, — думаю я, — человек старой закалки, но виски, тем не менее, пьёшь… Ладно, знаю, как поладить с тобой».

— Пётр Васильевич, это Александр Владимирович, — поёт Лариса.

— Вижу, — Ивантеев поднимает руку, но вместо того, чтобы протянуть мне ладонь, расплывается в радушной улыбке и вытягивает из-за моей спины Павлову:

— Наталья Борисовна! Вот кого всегда рад видеть.

Лариса морщит носик, но послушно изображает позу «хлеб-соль». «Балерина» делает изящный шажок вперёд, ловко переплетает ноги (и что за привычка дурацкая?) и протягивает Ивантееву букет роз.

— С днём рождения, долгих лет, счастья и здоровья! — бодро начинает она.

— Ух ты как! Ну, спасибо… — Ивантеев на секунду прижимает к себе Павлову. «Балерина» тут же бросает на меня быстрый взгляд, который я перевожу как: «Ну что, съел?»

«Это мне за Ларису», — соображаю я. Ухмыляюсь. Павлова тут же вздёргивает вверх подбородок. Впрочем, наши забавы заканчиваются, как только Ивантеев, освободившись от роз, поворачивается к нам с Вадимом.

— А?.. — хмурится он, вопросительно глядя на Павлову.

— А это руководство Конторы. — Павлова всё-таки вспоминает о своих обязанностях и представляет нас директору. Задумчивый, оценивающий взгляд Ивантеева прокатывается по мне, потом по нарядной коробке в руках Шевелёва. При виде «сюрприза» в глазах директора появляется неподдельный интерес, который он тут же прячет за белёсыми ресницами.

— Рад знакомству, — и Ивантеев решительно подаёт мне ладонь.

— Взаимно. И с днём рождения, — подлаживаясь под его тон, отвечаю я. Рука у директора крепкая, цепкая и мозолистая. И это прикосновение почему-то вызывает в моей памяти одно почти забытое, почти стёртое временем воспоминание…

Это было десять лет назад. Мне — двадцать пять. Через два дня я уезжал в Париж.

— Меня не будет два года. Всего два года, папа! — Я в новеньких кроссовках и модных джинсах расхаживаю по скрипучим половицам старого родового дома. Отец, подперев кулаком подбородок, неодобрительно следит за мной. — Это — мой шанс. Ну, как ты не понимаешь? На собеседовании были десятки людей, а взяли меня. Тебе бы радоваться за меня, а ты…

— Это ты, Сашка, не понимаешь! — сердито обрывает меня отец. — Покумекай своей головой: у тебя родители — и оба «сердечники». О чём ты вообще думал, подписывая этот контракт?

— О чём? Да о вас с матерью! — Развернувшись, я утыкаюсь взглядом в отцовскую переносицу, чтобы не видеть его острых глаз. Синих. Жёстких. Непримиримых.

— И что же ты думал о нас, м-м? — Отец изгибает бровь.

— Как вас из этой дыры вытянуть! Папа, погляди вокруг, как вы жили? Что вы вообще видели? Твою железную дорогу? Продмаг, от зари до зари забитый местными алкоголиками? Раздолбанное пианино и танцы в доме культуры по выходным? А по большим праздникам — поездку за сто десять километров в Иркутск? Пойми, жить надо нормально. Для этого я и ввязался в контракт, потому что это — шанс. Шанс, один на миллион. Шанс выбраться из этой дыры. Шанс заработать и переехать в Москву. И я смогу, вот увидишь. У меня всё получится. Дай только время, и я…

— «Я»? Я, я, я… ты думаешь только о себе, Сашка. Впрочем, как и всегда.

Меня точно ударили под дых, и я захлебнулся воздухом:

— Что?

— Ты слышал, — зло отрезал отец. — Франция, Париж, Москва… Иллюзии всё дурацкие! Я думал, ты вырастешь и поумнеешь, а ты всё такой же, — и отец удручённо машет рукой.

— Папа!

— Всё!.. Разговор окончен. Я тебе всё сказал, а ты поступай, как знаешь.

Отец тяжело поднялся из-за стола. Аккуратно приставил стул к столу и ушёл, закрывшись от меня дверью. Отгородился от меня, как делал это всегда. А я, кусая губы от обиды, начал собираться в обратную дорогу. Провожать меня вышла одна мама. Покосилась на окна в кружевных стиранных занавесках, за которыми — она знала! — отец неодобрительно следит за ней. Притянула к себе мою голову.

— Не обижайся, Саша, — тихо попросила она. — Он любит тебя.

— Это он тебя любит, — горько усмехнулся я, — а меня он терпит. Я — его вечное разочарование.

Мама вздохнула, поцеловала меня в щеки и в лоб, заглянула в глаза:

— Ты только пиши почаще. Если звонить будет дорого, то просто пиши. А мы будем ждать тебя.

Тогда я не знал, что вижу её в последний раз. Я был в Париже, когда у отца случился инфаркт.

— Он не выживет… Я знаю… Приезжай попрощаться с нами, — прошептала мама.

— Мама, я… Мама, я! — Я ещё что-то кричал в трубку, но связь оборвалась, а мне захотелось завыть, ослепнуть, ударить себя — удавить за упрямство. За самолюбие. За то, что я знал, на что шёл, и всё равно сделал по-своему. Отец всегда говорил, что чем сильнее наши желания, тем страшнее за них расплата. Выскочив из офиса, я понёсся на стоянку такси. Сообразив, что на RER⁷ будет быстрей, слетел вниз по лестнице. Стоя в поезде, вцепившись в металлический поручень, глядя в тёмное окно, я молился первый раз в жизни.

«Господи, пусть только он выздоровеет. Пусть только она это переживёт…»

В аэропорту на коленях валялся, прося билет на первый рейс до Москвы. Сев в кресло, стиснув зубы, сцепив дрожащие пальцы, я мысленно подгонял и Бога, и небо, и самолёт. Я уже был в аэропорту Иркутска, когда мне позвонили соседи родителей и торопливо, боясь потратиться на дорогой разговор, сообщили, что отец умер, но мама ушла первой. Она всегда боялась, что переживёт отца, и Бог, который не принял мою молитву, исполнил её желание. Потом были двойные похороны и обезлюдевший дом. Зеркала, задёрнутые простынями. И фотографии — бесчисленные снимки, мои и моих родителей, которые я срывал со стен, обдирая в кровь пальцы.

Вот то прошлое, которое помню я. И та любовь, что я знаю.

Моя рука невольно вздрагивает, и Ивантеев удивлённо глядит на меня. Но я давно уже научился «держать» лицо. Терпение, умение выбирать и видеть главное — вот три моих лучших качества.

— Разговор серьёзный, но я постараюсь долго вас не задерживать, с учётом праздника, — ровным голосом говорю я.

— Ну, это уж как пойдёт, — бросив на меня любопытный взгляд, Ивантеев поворачивается к Вадику.

— С днём рождения, — бодро рапортует Вадим и крепко пожимает протянутую ему директорскую длань.

— Ух, какая хватка, — фыркает Ивантеев. — Небось спортсмен? И не курит?

Вадик покрывается краской, я вежливо улыбаюсь, а Павлова наблюдает за мной, словно силится прочитать то, что у меня в душе. Это раздражает меня, и я меняю позу, поворачиваюсь к «балерине» спиной.

— Лариса, меня ни для кого нет, — строго говорит Ивантеев. — Ну, разве что из Министерства позвонят, — добавляет он и косится на меня. Указывает на «кожаный уголок»: — Прошу!»

4.

« — Ну что, за знакомство? — Ухватив цепкими узловатыми пальцами пробку, Ивантеев ловко её сворачивает и наклоняет бутылку над пузатыми бокалами. В кабинете немедленно разливается аромат виски, смешанный с запахом свежезаваренного кофе, поданного Ларисой. Положив ногу на ногу, Васильев невозмутимо наблюдает за манипуляциями Ивантеева. Вадим неловко ёрзает, но под взглядом начальника покорно оседает в глубокие недра кресла.

— Наталья Борисовна, — Ивантеев протягивает первый бокал мне. Я виновато улыбаюсь.

— Я… — начинаю объясняться я.

— Наталья Борисовна у нас за рулём, — сообщает Васильев, невозмутимо принимает бокал за меня и ставит его в свою ладонь.

— А-а… На девушку, значит, вся надежда? — Ивантеев бросает взгляд на Вадима, потом — вопросительный — на Васильева. Александр Владимирович кивает, и директор завода вручает бокал Шевелёву.

— Ваше здоровье.

— С днём рождения.

Звон бокалов, и мужчины делают по глотку. Я вежливо отпиваю кофе, Лариса вкатывает в кабинет столик с закусками.

— Хорошо, — оглядев приношение, удовлетворённо говорит Ивантеев, и Лариса, одарив Васильева улыбкой, исчезает, плотно прикрыв двери.

— Ну, так с чем пожаловали, гости дорогие? — Директор завода переправляет на стол тарелку с жёлтыми кружками лимона.

— Да, собственно, возникло пара вопросов по платам. — Васильев отставляет бокал на стол и аккуратно раскладывает на колене белую салфетку. — Но это мы обсудим позже. А пока разрешите воспользоваться оказией: Наталья Борисовна хочет посмотреть тестовые образцы на производственной линии. Не возражаете?

Сообразив, что Васильев вот таким образом пытается аккуратно выставить меня из кабинета, чтобы не портить мужской «праздник виски», я тоже включаюсь в игру:

— Пётр Васильевич, вы не обидитесь, если я на некоторое время вас покину?

— А покушать?

— Спасибо, но чуть позже.

— Ну, как знаете, — Ивантеев равнодушно пожимает плечами.

— Обещаю, я ненадолго, — продолжаю ломать комедию я. — Я только до цеха и обратно.

— Угу. Сейчас вызову вам сопровождающего, — Ивантеев с сожалением отдёргивает пальцы от тарталетки с салатом и неохотно приподнимается из-за стола. Успеваю первой вскочить на ноги:

— Нет-нет, сидите, я попрошу Ларису.

— Как скажете. — Директор завода с видимым облегчением плюхается обратно в кресло. Прихватив сумку, я прощаюсь и иду к дверям. На пороге оглядываюсь: Ивантеев готовится разлить «по новой», на обречённом лице Вадика написана решимость пройти весь алкогольный ад туда и обратно, и только Васильев по-прежнему погружён в свои невеселые мысли.

Плотно прикрываю за собой дверь и оборачиваюсь: Лариса, напевая что-то под нос, расставляет в вазе розы. Свой букетик она уже водрузила в вазочку, украшенную китайскими бабочками. «Аляповато на мой вкус», — думаю я о вазочке.

— Лариса, мне нужен сопровождающий, чтобы пройти в цех.

— Сейчас вызову!

Отвлекшись от директорской «икебаны», Лариса придвигает к себе телефон. Ожидая, когда за мной придут, я подхожу к окну. Опираюсь ладонями о подоконник и смотрю туда, где должна быть припаркована машина Васильева.

«Интересно, о чём он думал?» — размышляю я, вспоминая его погасший взгляд, спрятавшиеся за ресницами. За моей спиной хлопает дверь.

— Аня пришла, — подаёт голос Лариса. Аня (девица-гренадёр) чеканной поступью провожает меня в цех, где я за четыре часа успеваю проверить тестовые образцы, познакомиться с главным инженером завода и убедиться, что предположения Васильева по замене корпуса плат оказались верными.

— Может, пообедаем? — в три часа дня предлагает главный инженер. Я благодарно киваю: невероятно хочется есть. Мы спускаемся в заводскую столовую. Ещё пять минут спустя обретаю себя с подносом перед кассой. Кассирша пробивает чек, я ищу в сумке кошелёк и слышу писк смс-ки. Извинившись перед кассиршей, отставляю поднос и открываю телефон. Читаю:

«Забирайте меня. АВ».

Округлила глаза. Моргнула. Не выдержав, фыркнула.

«Сейчас приду. Держитесь», — быстро печатаю я.

«Мм», — приходит в ответ.

Усмехнувшись, поднимаю глаза на главного инженера:

— Начальство просит меня подняться.

— А как же обед? — растерялся он.

— Простите, но как-нибудь в другой раз.

Инженер тоскливо косится на дымящийся борщ с завитушкой белой сметаны, присыпанной кудрявой петрушкой.

«Господи, — думаю я, — как же неудобно-то…»

— Вы обедайте, я Ларисе позвоню, меня проводят, — прошу я.

— Нет уж. Сам вас провожу, — мужчина вздыхает и решительно отодвигает поднос. — К тому же, — и он хитро прищуривается, — у нас сегодня на заводе банкет. Там уж мы оторвёмся…

«Боюсь, не дойдёт до банкета», — проносится в моей голове, когда инженер, подведя меня к приёмной Ивантеева, толкает дверь и застывает на пороге.

Вы никогда не видели «домик», образованный двумя хорошо «датыми» мужчинами, которые, почти соприкасаясь лбами, в последнем трогательном рукопожатии трясут друг другу руки? Штришок экспрессии в эту картину добавляет осоловелый Вадим, пытающийся сфокусировать взгляд на Васильеве.

— Ого! Удачи, — подмигивает мне инженер и, пряча улыбку, стремительно исчезает в холле.

— О, Наталья Бар-борисовна, — Ивантеев, стоящий к двери лицом, успевает узреть меня первым.

— А? — испуганно оборачивается Васильев. Уставился в моё лицо. Поймав насмешку в моих глазах, тут же выпустил цепкую длань Ивантеева и попытался затянуть узел галстука, от чего тот окончательно съехал вбок.

— Н-нам пора, — невнятно сообщает он.

— А может, всё-таки останетесь, а? На банкет-ик, а? — Ивантеев с тоской взирает на дорогого гостя.

— Увы, начальство не отпускает, — покаянно бормочет Александр Владимирович.

— Это кто начальство? Тарасов ваш, что ли? — хихикает Ивантеев. — А вот я ему сейчас ка-ак позвоню…

— Н-нет. Д-другое начальство. Вот, — и Васильев обреченно указывает на меня.

— А-а, ну да… ну тогда конечно. Наталья Бор-р-рисовна девушка у нас строгая, — Ивантеев уныло вешает голову. Пряча улыбку, направляюсь к подгулявшему «имениннику».

— Ещё раз с днём рождения, но нам действительно пора. — Пытаюсь отделаться рукопожатием, но Ивантеев сгребает меня в медвежьи объятия и со смаком расцеловывает в обе щеки.

— Красавица. Будь я помоложе, как он, — кивок в сторону Васильева, — и я бы — у-ух!

При этих словах Васильев болезненно морщится, а Ивантеев переключается на Вадима. Далее следуют просьбы «не болеть» и предложение «почаще звонить». Наконец, мы выбираемся в коридор, где нас уже ожидает Анечка.

— О! Во! — Вадик дурашливо закидывает голову вверх, разглядывая великаншу. Анечка идёт пятнами. Я не знаю, куда глаза девать.

— Цыц. М-минутку, — произносит Васильев. — А ты за мной. Быстро! — это уже к Шевелёву. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Вадик послушно отправляется следом за начальством.

— Куда это они? — проследив, как эта парочка скрылась за углом, тихо интересуюсь я.

— Там туалеты. Мужские, — шепчет красная, как рак, Анечка.

Прислушиваюсь: в отдалении хлопает дверь. Потом до меня доносится шум воды, пущенной на полную.

— Цветы у вас какие красивые, — начинаю я. — Вы выращиваете?

Анечка окончательно смущается, я пытаюсь найти другую тему для разговора, но, к счастью, шум воды стихает, далее опять хлопает дверь, а из-за угла появляются Шевелёв и Васильев. Тщательно приглаженные шевелюры, галстук Васильева, вернувшийся на своё законное место, и застёгнутый на все пуговицы пиджак Вадима.

— Извините, — совершенно нормальным, уже «своим» голосом произносит Васильев.

— Всё хорошо? — не удержавшись, иронично интересуюсь я. Васильев бросает на меня такой взгляд, из-за которого я моментально чувствую себя призёршей конкурса «Стерва года».

— Пойдёмте, — сухо кидает он.

Анечка стреляет глазами в Шевелёва, съёживается, точно хочет стать меньше, и доводит нас до проходной.

— До свидания, — бормочет Анечка.

— Ага, увидимся! — счастливым голосом отзывается Шевелёв. Бросив злой взгляд на Вадика, Васильев толкает дверь для меня:

— Прошу.

— Спасибо. — Юркнув под его руку, пытаясь сдержать смех, вылетаю в прохладу улицы, которую успели накрыть прозрачные осенние сумерки. С удовольствием втягиваю в лёгкие воздух — чистый, каким он бывает только после дождя.

— Ф-фу, — с облегчением фыркает позади меня Вадик. — Наташ, ты представляешь… — оборачиваюсь — ты даже не представляешь, что там было. Такое ощущение, что Ивантеев решил напоить нас в дрова, но Александр Владимирович принял удар на себя, а я…

— Ага, она представляет. — Жёстко обрезав Вадиму не вовремя раскрывшиеся крылья, Васильев переводит хмурый взгляд на меня: — Кстати, я вам должен.

— За что?

— За цветы.

— Вы же уже заплатили.

— За цветы Ларисе, — уточняет Васильев.

— Вы ничего мне не должны. — Я отворачиваюсь.

— М-м… И вот вечно этот недовольной тон. И спор на пустом месте.

Не оглядываясь, протягиваю ладонь. К моему удивлению, в мою руку ложится не купюра, а нечто металлическое и тяжёлое. Изумлённо подняв брови, рассматриваю брелок от «БМВ».

— Везите. Всё, как вы хотели… Только осторожней. Чёртова машина… Кто был знал, как я её ненавижу! — Игнорируя мой потрясенный взгляд, Васильев взъерошил волосы и поплёлся в сторону «бэхи». Распахнул дверцу, с остервенением содрал с себя пиджак. Потом, одумавшись, аккуратно развесил его на кресле и плюхнулся на сидение. Рывком пристегнул ремень, достал из кармана мобильный.

— Да, привет, это я, — резко и отрывисто бросил он в трубку. — Что?.. Да, выпил… да, много… Да, еду домой… Да не волнуйся ты, меня есть, кому отвезти! Всё, пока. Пока!

— С кем это он? — интересуюсь у Вадика я.

— Ну, это…

— Так, вы там докурили? — доносится до нас повелительный рык Васильева.

— Прости, Наташа, но это — не моё дело. — Пряча глаза, Вадим отстреливает «бычок» и спешит к автомобилю».

5.

«Наконец-то и мадемуазель Павлова соизволила сесть в машину. Пока она устраивается за рулём, прикрыл глаза, откинулся затылком на подголовник. Господи, кто бы знал, как мне сейчас плохо! Из-за поджелудочной я вообще стараюсь не пить, а тут вдул… то есть выдул… кстати, а сколько я выпил? Пол-литра? Уй-ё…

В голове выстреливает очередной фейерверк.

— Как сидение настроить? — доносится до меня звонкий голосок Павловой, режущий барабанные перепонки почище любого сверла.

— Кнопка под левой рукой, — буркнул я.

— А зеркала?

— И зеркала под левой… Слушайте, вы же, кажется, водили!

Приоткрыв один глаз, наблюдаю за Павловой, ёрзающей на сидении и разглядывающей панель приборов.

— Ну, что на этот раз?

— А можно, я пиджак сниму? — спрашивает она.

— Да хоть всё!

«Зря сказал», — мелькает в моей голове, когда «балерина» возмущенно округлила глаза и уставилась на меня. Смутившись, потёр лоб, приоткрыл окно:

— Вадим, у тебя есть сигареты?

Шевелёв протягивает мне пачку, я разворачиваюсь к Вадиму, и тут «балерина» выжимает педаль газа. «Бэха» резво прыгает вперёд, Вадик бьётся головой о потолок, а я вцепляюсь одной рукой в «торпеду», а другой в тёплую коленку Павловой.

— Простите. — Я быстро убираю руку от её ноги, ощущая, как напряглись её мышцы.

— Аккуратней! — смеётся Вадим.

— Ничего, — помедлив, сообщает Павлова и оправляет юбку.

— Наташ, а что с образцами плат? — Не подозревая о наших сложностях, Вадим протягивает мне зажигалку. — Так вы же в машине не курите? — спохватывается он.

— Уже курю, — злым голосом отзываюсь я.

— Отлично, я тогда тоже покурю, — радуется Шевелёв. — Так что там с тестами, Наташ?

— Сейчас расскажу, только на Калужское шоссе выберемся.

Я кошусь на сосредоточенное лицо «балерины» и на её ногу, которая мечется по педалям. Павлова включает «поворотник», в один разворот выводит «БМВ» из «загончика», находит неизвестную мне развилку и вливается в поток Калужского шоссе. Выкатив машину на трассу, устанавливает скорость в 110 км/ч, после чего переносит локоть левой руки на ободок дверцы и начинает мерным голосом рассказывать о том, что делала на заводе. Вадим с интересом слушает, иногда перебивает её и задаёт вопросы. Павлова отвечает, поглядывая на меня. А я? А я тоскливо разглядываю шоссе и придорожный лесок. И знаете, о чём я думаю? О том, что как это ни странно сейчас прозвучит, я очень люблю умных женщин. Но не тогда, когда умные женщины делают за меня всю работу, и уж точно не тогда, когда умная женщина пытается меня «уделать».

Тем временем Павлова заканчивает свой рассказ фразой:

— В общем, если Ивантеев согласится не накручивать на себестоимости оболочек, то можно считать, что тендер мы выиграли.

— Согласится, не бойся! — смеётся Вадим и поясняет свою мысль: — После сегодняшнего возлияния с Александром Владимировичем он вообще на всё согласится.

«Трепач несчастный, — сжимая челюсти, думаю я. — Ничего, в следующий раз ты будешь бухать за двоих!»

— Вот как? Ну и славно, — кинув на меня быстрый взгляд, Павлова принимается рассматривать пробегающие дорожные знаки и указатели. — Мы, кстати, в Москву въезжаем, — объявляет она.

— Клёво, — радуется Вадик. — А можно меня у Тёплого Стана высадить? К приятелю зайду, — зачем-то поясняет он Павловой.

— Минут через десять. — «Балерина» каким-то чудом встраивается в зазор между «Газелями». Под аккомпанемент клаксонов и дорожного шума, пробивающихся в незакрытые окна, уводит автомобиль к съезду на Профсоюзную улицу.

— Вадик, где мне остановиться? — поднимает к зеркалу глаза.

— Во-он там. У автобусной остановки. Видишь? — ухватившись за её подголовник, сообщает Вадим, и «балерина» прижимает «бэху» к тротуару.

— Классно водишь. Спасибо, что довезла, — улыбается Шевелёв. Поворачивается ко мне, тянет руку: — До свидания, Александр Владимирович.

— М-м. До завтра. Утром ты за меня.

— Понял. — Кинув на Павлову последний взгляд, Вадим выпрыгивает из машины и бегом устремляется к подъезжающему к остановке автобусу.

Пережидая «заперший» нас общественный транспорт, молчим. Наконец, автобус отъезжает.

— Вам куда? — нарушает тишину Павлова.

— Новоясеневский проспект, дом пятнадцать, квартира пятьдесят шесть, шестой этаж… Всё, как в паспорте, Наталья Борисовна.

— А можно ещё вопрос? — неожиданно резко и зло спрашивает Павлова. — Скажите, почему я вам так не нравлюсь?»

6.

« — А что тут непонятного? — Васильев лениво вытянулся на сидении, окинул меня своим знаменитым взглядом. Но мне уже море по колено.

— Мне — нет!

— Ну, вы же пришли на моё место, — Васильев невозмутимо пожимает плечами. Позади нас раздаётся возмущённый вой клаксона. Дёргаю «поворотник», но Васильев перехватывает мою руку и отводит её в сторону. Нажимает на кнопку аварийной остановки. Оценив сигнал «неисправной» машины, водитель запальчиво издаёт ещё пару гудков, после чего сдаётся, с визгом срывается с места и обходит «бэху», успевая бросить мне в окно:

— Идиотка! Шалашовка!

Казалось бы, глупость — всего лишь тупое столичное хамство, к которому давно пора привыкнуть, но у меня дёргается подбородок, а глаза становятся влажными. Васильев с холодным, доводящим меня до исступления, любопытством рассматривает моё лицо. Я нервно закусываю губу и отворачиваюсь.

— Не стоит. Он просто дурак. — Честно, лучше бы Васильев сейчас молчал, потому что от усталости этого дня, от постоянного напряжения, я, не сдержавшись, всхлипываю. — Вот что бывает, когда умные девочки играют в мужские игры, да? — Из-за моего плеча возникает рука с бумажной салфеткой. — Держите.

Отпихиваю руку и разворачиваюсь лицом к своему мучителю.

— Я же ничего вам не сделала! — кричу я. — Так почему вы ведете себя со мной так?

— А у вас пока не было возможности что-то мне сделать, — бесцветным голосом сообщает Васильев. Я выхватываю из его рук салфетку и вытираю свой покрасневший нос. — А вот когда эта возможность появится, то вы её используете.

— Неправда, — трясу головой я.

— М-м? В таком случае, — и Васильев поудобней устраивается на сидении, — завтра напишите заявление по собственному. А я его подпишу. И даже рекомендации вам дам.

— Ваши рекомендации меня не спасут, — огрызаюсь я, — всем и так будет ясно, что вы меня просто выгнали. Вы же не первый день в бизнесе, и вы прекрасно знаете, почему я не могу сейчас взять и уйти. Мне нужно отработать хотя бы два месяца. И хоть что-то сделать для того, чтобы это можно было указать в резюме.

— Вот, собственно, и ответ. — Васильев с удовлетворением закрывает глаза: — Да, между прочим, Лариса — не в моём вкусе.

Растерявшись, уставилась на него. И тут до меня доходит, что делает этот гад. Он понял меня. Он меня «прочитал». Он нашёл мою слабую точку. И теперь он будет мучить меня, давить на неё на полную. Чертыхнувшись, отстреливаю ремень безопасности. Изгибаюсь, чтобы схватить свою сумку и убраться из этой машины к чёрту, к дьяволу — да куда глаза глядят, лишь бы от него подальше. От ослепившей меня ярости я даже не сразу почувствовала руку, схватившую меня за локоть.

— Так, всё, хватит, — доносится до меня.

— Отпустите! — Я брыкаюсь, но хватка становится только жёстче.

— Никогда не думал, что такой ты понравишься мне больше.

— Что? — Застываю на месте. Васильев прижимает к моей нижней губе подушечку большого пальца.

— Что… — дёргаюсь я, — вы что…

— Тихо, — удержав меня за руку, он осторожно и тщательно убирает с моих губ помаду. — Не люблю, — перехватив мой взгляд, поясняет он.

Придвинулся ближе, наклонился, заглянул мне в глаза и мягко, словно спрашивая позволения, коснулся моих губ. Погладил их губами. Попробовал нижнюю на вкус и чуть прикусил её, словно просил пустить его в мой рот. Пытаюсь глотнуть воздух. Мужчина обхватывает мой подбородок сухими горячими пальцами, чуть поворачивает мою голову и медленно, поступательно углубляет свой поцелуй. Он точно пытается узнать, какая я там, внутри. Я отвечаю, и другая его ладонь ложится мне на грудь и начинает мягко, ритмично сжимать её в такт нашему поцелую. В моём горле зарождается тихий стон. Я поднимаю руку, чтобы обнять мужчину, притянуть к себе ближе, и… всё обрывается. Васильев моментально отстраняется от меня. В темноте салона загадочно вспыхивают его глаза.

— Что это было? Ваши мужские игры — или объявление настоящей войны? — Стараясь говорить небрежно, я поправляю блузку, застегиваю пуговички.

— Нет. Это — предложение перемирия.

— Пере… Что? — уставилась на него.

— Ты слышала. — Васильев как-то странно улыбается. — Считай, что мы с тобой заключили сделку: ты делаешь мне тендер, после чего я подбираю тебе фирму, куда ты и уходишь. М-м?

— Нет, не «м-м», — хмурюсь я. — А если я откажусь?

— А ты получше обдумай моё предложение.

Вы тоже слышите в этой фразе подтекст: «Не согласишься, будет хуже»?

— И кстати, предлагаю перейти на «ты», — Васильев на секунду прижимается затылком к подголовнику и резко выпрямляется. — А теперь давай найдём тебе такси.

— А вы… ты как поедешь? — мямлю я.

— Ну, во-первых, ты меня почти довезла. А во-вторых, за мной скоро приедут.

Пока я силюсь понять, что на уме у этого непостижимого человека, он достаёт телефон и ищет иконку «Яндекс-Такси». Вытягивает шею, рассматривает номера стоящих рядом домов и быстро печатает смс-ку, отправляет заказ.

— Так. Нам обещают, что такси уже близко… Отлично. Кстати, я тебе должен.

Похлопав себя по карманам, вынимает из нагрудного пару сложенных купюр и протягивает мне.

— Для такси тут много, — заметив две «пятисотенные», отказываюсь я.

— Цветы Ларисе. Ты покупала, — напоминает он.

— Ладно, — закусываю губу и протягиваю руку.

Купюры ложатся мне на ладонь. Пытаюсь что-то сказать, но позади нас, как нарочно, замирают две фары, бьющие мне прямо в глаза.

— Похоже, твоё такси. Пойдём, провожу тебя, — Васильев выходит из «БМВ». Я выбираюсь следом. Не дотрагиваясь до меня, он распахивает передо мной заднюю дверцу желтого «Форда»:

— Садись.

— Первым делом безопасность, да? — пытаюсь шутить я.

— Нет. Первым делом цель и выбор подходящего средства. Ну, пока… Павлова, — Васильев захлопывает дверцу и достаёт телефон:

— Да, я. Да, рядом с домом.

— Девушка, адрес тот, что указан при заказе? — уточняет таксист.

— Что? — не понимаю я. — Ах, да… Профсоюзная, дом десять. — Машина трогается, а я касаюсь пальцем своих припухших губ.

Кто-нибудь, скажите мне, что здесь сейчас было?»

Примечания

4

От англ. smokey eyes — дымчатые глаза. Одна из классических техник макияжа, которую отличают яркая прорисовка глаз и тщательная растушёвка теней.

5

Мизогинист — человек, которому свойственна дискриминация по половому признаку, проще говоря, принижение женщин. Мизогиния существует в таких религиях, как христианство, ислам и индуизм, а также прослеживается в философских работах Шопенгауэра и Ницше.

6

Марион Котийяр — французская актриса телевидения, театра и кино. Звезда фильмов «Такси».

7

От франц. Réseau Express Régional d’Île-de-France — сеть экспрессов региона Иль-де-Франс, система скоростного общественного транспорта, обслуживающего Париж и пригороды (произносится по французским названиям букв как эр-о-эр).