От имени докучливой старухи

Юлия Миланес, 2020

В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать. Но отец ребенка против дружбы сына с «сумасшедшей» старухой…

Эпизод третий

«Что за шум? Кто там на лестничной площадке? Сейчас посмотрю в глазок… Ах ты, нелегкая! Соседские дети глазок жевательной резинкой замазали. Может, участковый пришел меня повидать? Какой хороший человек! Сейчас, только жилетку поверх ночной рубашки надену и буду встречать… Наверное, согласился караулить курящих. То-то же! Я-то знаю, как лучше — я жизнь прожила».

Изольда Матвеевна накинула жилетку, собрала жидкие седые волосы в пучок на затылке и крикнула в замочную скважину:

— Кто там?

— Здравствуйте, я из социальной службы!

Изольду Матвеевну обожгло:

«В дом престарелых меня соседи сдать хотят. Или в дурдом».

— Я никого не вызывала.

— У нас волонтерская программа к 75-летию Победы. Собес передал нам данные, что вы — одинокий ветеран войны, к тому же после инсульта.

— Другое дело! — Изольда Матвеевна открыла дверь. — Продуктовые наборы раздаете?

На пороге стояла женщина лет сорока пяти со шваброй и ведром:

— Мы участвуем в социальной программе «Окна Победы». Ожидается, что в город приедут высокие гости, поэтому принято решение помыть окна одиноким пожилым людям на всех этажах выше второго. Когда вы в последний раз мыли окна самостоятельно?

— Да в прошлом году, — не моргнув глазом, соврала Изольда Матвеевна. — Я еще ого-го! Взяла тряпку, и — раз-раз!

«Ишь ты, гости к ним высокие приедут! Показуха одна! Стесняются они ветеранов, немощи нашей стесняются… Им лишь бы в орденах на парадах ихних расхаживать. Федор из соседнего подъезда пошел в прошлом году на парад, да ноги и отказали — завалился на бок. Вот позорище-то было! А эта так глазами и шныряет, видно, украсть чего хочет».

— Квартирка-то у вас хорошая, обстоятельная, жаль, что последний этаж.

— Я вот сейчас нашему участковому позвоню на мобильный телефон, узнаю, откуда вы пришли, — пригрозила Изольда Матвеевна. — А вы пока окна-то мойте. Нечего стоять.

«Ишь, хвост поджала. А что? Небось, не разговоры пришла разговаривать, а дело делать. Нерусская, наверное. Сейчас в собесе только такие и служат: зарплаты маленькие, а эти иностранцы так и стремятся на теплое место. Соседка говорит, что они живут по восемь человек в одной комнате, спят на полу вповалку. Надо следить, чтобы ничего не украла. Ишь, как грязь на окнах тряпкой размазывает… Я-то давно не мыла — лет пять. Мне после инсульта не то что на окно, в ванну-то не залезть: как ногу задеру, в глазах темнеет. Пойду чаю с молоком себе пока налью».

Угрожающе хмыкнув в сторону волонтера, Изольда Матвеевна потопала на кухню. Между тем, женщина споро мыла окна и уже три раза меняла воду.

«Где тут у меня молоко? На второй полке лежало… Точно помню, что там на одну чашку, грамм тридцать оставалось. На дверце холодильника нет, в морозилке нет… Пустила гадину в квартиру, а она мое молоко выпила! И когда успела?! Я глаз с нее не сводила!»

Изольда Матвеевна на крейсерской скорости кинулась к входной двери и закрыла ее на два оборота ключа.

«Все! Попалась, воровка!»

Затем она набрала участкового:

— Здрасти… Желаю вызвать… Обокрали меня! Молоко выпили в холодильнике… Грамм тридцать.

На том конце раздались гудки.

«Фу ты ну ты! Так и сдохнешь, никто не поможет! Может, она голодная была? Знаем мы этих иностранцев: сухой лаваш целый день жуют».

Тут Изольда Матвеевна почувствовала, что у нее от волнения сердце в груди колотится, как колокол. Она пошатнулась и присела на край кресла.

Женщина вытерла последнее, пятое окно и, повернувшись к Изольде Матвеевне, почуяла неладное: лицо у старухи было красным, как кирпич. Создавалось впечатление, что у нее гипертонический криз.

— Сейчас я «скорую» вызову, ложитесь на кровать! — скомандовала волонтер. — Только осторожно!

«Молоко мое выпила и теперь командует! Окна помыла — жить в моей квартире собирается… после того, как меня отправит в дом престарелых», — тоскливо думала Изольда Матвеевна, укладываясь на кровать.

— Зачем ты молоко мое выпила? — сурово спросила она волонтера. — Голодная, небось? Голод — это я понимаю, в войну все голодали.

— Да вот же ваше молоко, стоит здесь, в комнате, на обеденном столике! — нашлась женщина.

Изольда Матвеевна потрясла бутылкой, убедилась, что все тридцать граммов целы, и ей настолько полегчало, что она подобрела и лицо у нее приняло здоровый оттенок.

Окна сияли чистотой.

— Давайте пить чай с молоком! — предложила Изольда Матвеевна.

— Нет-нет, спасибо, — ответила волонтер. — Но я все равно дождусь врачей, а пока постираю занавески.

И она принялась складывать пыльные занавески в ванну.

Изольда Матвеевна вскипятила на газу чайник, налила чаю, сверху молока… а оно в чашке свернулось. Все тридцать грамм.

«Глаз у нее нехороший. Только молоко поставила на стол, оно сразу и скисло. Хозяйничают у меня все кому ни попадя… А может, оттого, что окна чистые, проникло солнце и сквасило молоко?»

Старуха с досадой кинула пластиковую бутылку в помойное ведро.

В дверь позвонила «скорая», вошли фельдшер и санитарка. Пока давление мерили (оно оказалось повышенным), пока укол делали и документы заполняли, волонтер постирала занавески. Наконец все удалились, и Изольда Матвеевна с удовлетворением заперла дверь. И тут ее взгляд упал на вешалку возле входа.

Конец ознакомительного фрагмента.