Перес едет в Зеленецкий лес

Юлия Миланес, 2020

«Перес едет в Зеленецкий лес» – продолжение истории про троллей Худошу и Чучо. Перес – старая троллиха, мать Чучо, живущая в Северном городе. Она прибыла в борок, в котором в своем маленьком уютном мирке жили лесные тролли, и начались новые приключения. Чучо была неудачной дочерью Перес, однако по мере чтения троллиных историй мы видим, что это вовсе не так. Тролли живут своим тесным коллективом, занимаются своими делами, любят, растят детей, участвуют в социальной жизни – словом, у них все происходит точно так же, как у людей, только карикатурно.

Поезд прибывает в Зеленецк

***

К сожалению или к счастью, мне досталась нижняя полка в совершенно пустом купе. Поезд в Зеленецк не пользовался популярностью у пассажиров.

При отъезде из Северного города несколько человек собрались в коридоре обсудить, что теперь-то поезда не такие, как раньше, а вот в стародавние времена люди ездили стоя, настолько были переполнены вагоны. Я с любопытством приоткрыла дверь и увидела двух колоритных персонажей. Пожилая женщина в пестром ситцевом халате, одной рукой придерживая его на полной груди, уплетала огромный, в половину батона бутерброд, на котором умещалось не менее полпалки колбасы твердого копчения в окружении рюшечек зеленого салата, политых майонезом и обложенных аккуратно нарезанными свежими огурцами. Ее собеседник, молодой военный, пытался ретироваться, но женщина пустилась в воспоминания о своей далекой молодости и, жуя бутерброд, плавно вела летопись поездов, которые ранее были назначены в Зеленецк:

— Шесть лет назад еще ходил Мариупольский поезд, а его я помню с юных лет. Под конец каникул на него билетов было не достать. Да что там не достать! Просто не сесть в вагон…

Тут я краем уха уловила движение на пустующей верхней полке, куда был положен мой походный рюкзак. На купейный столик упало несколько черных и седых волосков, из чего я заключила, что Перес заинтересовалась диалогом.

–…три года потом мы ездили через Белоруссию.

И верно: в зеркале приоткрытой двери показалось сначала большое мохнатое ухо, торчащее из рюкзака, а затем и покрытая морщинами мордочка, которая приняла загадочное выражение при виде гигантского бутерброда.

–…ты совсем молодой и не можешь представить, какие удобные были вагоны! А сейчас все новые вагоны продают за границу, — поведала пассажирка своему собеседнику.

— Да, поезда нынче не те! — сказал скрипучий голос из моего рюкзака.

— И вы так думаете? — просияла дама в ситцевом халате, обращаясь ко мне, и, опасно высоко держа свой гигантский бутерброд, шагнула в купе.

— И мы так думаем, — проскрипел голос с верхней полки, и мохнатая седая лапа аккуратно вытащила еду из полной руки пассажирки, после чего ухо в отражении купейной двери убралось в рюкзак и наружу явилась вся Перес полностью, с тряпичной салфеточкой у подбородка и столовыми приборами в лапе.

— Вы потеряли свой бутерброд, — сказала я даме, больше ничего не придумав при виде такого нахальства.

Пассажирка недоуменно посмотрела на правую руку, измазанную майонезом, потом на военного, растерянно протиравшего глаза, затем на меня, пытавшуюся принять безразличный вид, но ничего подозрительного не обнаружила и отправилась жаловаться проводнице.

— Я уверена, вентиляция неисправна! Все новые вагоны отправляют за границу… А теперь у меня украли бутерброд! — донесся издалека ее голос.

А между тем, Перес за смотанными в тюки матрасами верхней полки невозмутимо пилила гигантский бутерброд ножичком, в котором я узнала экземпляр из своего столового серебра — мне и в голову бы не пришло везти его в рюкзаке в Зеленецк! Потом троллиха неторопливо отправляла отрезанные кусочки в маленький рот, с таким видом, будто трапезничала на фуршете у королевы Великобритании.

— Это, конечно, не яблочный пирог, — сказала я, но Перес мою реплику проигнорировала.

***

Тут надо объяснить читателю, что Перес — не кто иная, как Homo trollos, то есть троллиха — неизвестное ответвление в развитии то ли человека, то ли обезьяны.

Раньше я полагала, что эти создания являются частью мифологии скандинавов, но недавно мне удалось обнаружить доказательства присутствия троллей на территории нашей страны. Об этом подробно написано в моей первой книге «Про Худошу и Чучо».

Я, немолодая писательница Юлия Хименес, проживаю совместно с Перес (что, впрочем, выяснилось совсем недавно) уже много лет в отдельной квартире в Северном городе, где троллиха спокойно ворует мои яблочные пироги. А вот неподалеку от Зеленецка расположен заповедный лесок, где живут свободные, практически независимые от людей (если не считать такой мелочи, как воровство муки на местном элеваторе) тролли.

Туда мы с Перес и направляемся в настоящее время. Вернее, моя напарница хочет проведать свою непутевую дочь Чучо, неожиданно ставшую мэром Зеленецкого поселения, а я вроде как ее транспорт. Все понятно: дикие тролли разъезжают на велосипедах и ездовых собаках, а старая троллиха, очевидно, чувствует себя настолько важной, что появится на Человеке. Я особенно на это надеюсь, потому что иначе жители Зеленецкого леса просто не впустят меня на свою территорию. Страшно даже представить, на что они способны, лишь бы не связываться «с Человеками».

Добавлю еще, что особой гордостью Перес является ее благородное происхождение. Ведь ее род относится к прямой ветви от самого Илиаса Гвадалахарского — могучего тролля, тридцать три года пролежавшего неподвижно и поднявшегося только лишь для того, чтобы хлебнуть тинной бормотухи. Данная часть истории рода считается священной, ибо ничегонеделание — это особый пунктик жизненной философии Перес, которую она пыталась передать своим детям. Вот только непутевая Чучо, названная в честь композитора Чучо Вальдеса, осмелилась работать без ее разрешения. Причем еще и на двух-трех-четырех работах: содержать лавку, быть мэром Зеленецкого поселения, мариновать черт знает какие маринады и вязать шапочку со скандинавским узором.

А недавно Чучо допустила роковую ошибку: она нарушила конспирацию и раскрыла перед двумя Человеками секрет существования троллей. Одним из этих Человеков, вернее, Человечихой была я, потому что литературные упражнения молодой троллихи попали ко мне в руки и дело дошло практически до публикации ее дневников, раскрывающих быт и приключения троллей, а главное — стратегию вредительства Человекам.

И вот теперь я с Перес в рюкзаке направляюсь в Зеленецк — святую землю свободных троллей.

***

Перес закончила ужин, спрятала салфеточку и приборы обратно в рюкзак, затем, немного в нем порывшись, извлекла на свет мою зубную щетку и стала расчесывать ею шерсть на копытцах.

В это время в коридоре опять образовалось оживление. Там появился продавец газет. Троллиха насторожила уши. Выбросив зубную щетку в угол верхней полки, Перес спряталась подальше.

— Желаете ли газеты? — в купе заглянул приветливый веснушчатый юноша.

— Нет ли у вас свежего номера «Час вздремнуть»? — рюкзак снова ожил и заговорил скрипучим голосом.

Юноша замялся:

— У нас не издают такие газеты. Имеются кроссворды, шахматные этюды и «Литературная газета». Здесь не какая-нибудь провинция. А северных газет в Зеленецке не купить. Я даже не слышал о таком издании.

— Ничего-ничего, у этого издания очень маленький тираж, — поддержала я парнишку и купила шахматные этюды.

Едва за ним закрылась дверь, как в открытое окно влетел небольшой рулон туалетной бумаги, упечатанный мелким шрифтом. Перес пружиной выскочила из рюкзака, а я вскочила со своего места у окна, и обе принялись ловить этот рулончик, причем троллиха поймала один конец, оказавшийся первой полосой троллиной газеты «Час вздремнуть», а мне досталась страничка кулинарных рецептов, написанных самой… Чучо.

Единственный попавший к нам в руки и лапы экземпляр газеты чуть не разорвался на настоящие куски туалетной бумаги. Мы с Перес стали тихонько сматывать рулон с двух сторон, пока не оказались нос к носу на нижней полке.

Тут троллиха сообразила, что вредить в данном случае неуместно, и, не выпуская из лапы драгоценное издание, присела рядом со мной, вытащила неизвестно откуда монокль и приготовилась читать. Я же не могла разобрать ни слова, не надев очки, зато с превеликой радостью обнаружила на первой полосе две фотографии троллей.

Слева был размещен портрет пожилого лысоватого тролля в манишке, спускающейся до лоснящегося пузика. Справа была, несомненно, Чучо, которую выдавала черная шерсть и фамильные уши. Крупный заголовок гласил: «Двоемэрие как двоеженство».

Тут Перес заерзала и тихонько попыталась перетащить газету поближе к себе, но я была готова к такому поведению троллихи и попытка не удалась.

Тогда моя чемоданная дама закинула задние лапы мне на плечи и устроилась читать газету буквально через мою голову. А у вашей покорной слуги появилась возможность надеть очки.

Статья гласила:

«Главный редактор газеты «Час вздремнуть» Проныра провел социологический опрос жителей Зеленецкого поселения по вопросу «За кого бы вы голосовали, будь выборы назначены прямо сейчас?» Пятьдесят процентов электората считают незыблемыми позиции Подрывайло Хитроватого, тридцать три и восемьдесят три сотые процента минус один тролль выбирают эту чужестранку (и далее был размещен портрет Чучо), двадцать один и семнадцать сотых процента плюс один житель считают, что в городе должно быть два мэра, а еще лучше три. Далее следуют высказывания читателей:

— Я давно говорю, что эти тролли, мои соседи, — сумасшедшие! — сообщила редакции Томас, одна из старейших жительниц нашего города. — Они бормотуху разливают из столовой посуды, потому что из-за постоянного чтения у некоторых тут, не будем показывать пальцем, вместо голов чайники!

— Я давно занимаю пост главы города, — поведал нашему изданию почетный Подрывайло Хитроватый. — Благодаря мне в этом году насыпана великолепная дорога к Зеленецкому поселению…

Редакции не известно, что еще сделал в этом году бывший городской голова, потому что у главного бормотушника закончилась сыворотка правды, а новую он сварить не в состоянии, так как не смог вспомнить рецепт. А вот собственное высказывание Худоши:

— Я считаю, что в поселении должно быть два мэра: Подрывайло и Чучо. При этом один будет воровать, исполняя истинное предназначение троллей, а второй — возвращать населению награбленное. Такова моя личная социальная позиция и видение ситуации.

Спросить мнение фальшивого мэра Чучо редакция не в состоянии, потому что троллиха скрывается в лавке. Одновременно свидетели утверждают, что Человеки убрались из Зеленецкого поселения, лишь испугавшись страшной ушастой физиономии чужестранки».

Я коварно улыбнулась, потому что, как следовало из статьи на первой полосе, главная ударная группа Зеленецких троллей в составе семи ее участников сейчас разобщена и не может противостоять вторжению Перес.

— Томас вредит всем, потому что вредная.

— Подрывайло хочет стать мэром вместо Чучо, и Писанина Ивановна его, скорее всего, поддерживает.

— Худоша считает, что самое прекрасное для Зеленецкого леса — это двоемэрие.

— Чучо прячется в лавке.

— А Михей и Хельга, вероятно, просто счастливы.

Последний мой вывод подтверждала вторая полоса, где была пущена на всю страничку заметка «Михей и Хельга: будет ли свадьба через сорок лет?»

Вдруг, в самый разгар наших с Перес чтений, на полном ходу поезда в раскрытое окно всунулась лохматая голова и, перекрывая шум колес, крикнула:

— Сколько можно? Вы что, читать не умеете? Прочитали газету — передайте другому! Вас вообще нет среди подписчиков!

— Так какой же у вас тираж, уважаемый тролль? — изумилась я.

— Три! Три экземпляра. Подрывайло обещал в новом году профинансировать пять! — крикнул Проныра (не спрашивайте, как я догадалась, что это был он).

С этими словами главный редактор газеты «Час вздремнуть» выхватил у нас из рук рулончик туалетной бумаги и исчез с такой скоростью, что в моей руке осталась последняя полоса с кулинарными рецептами Чучо.

На портрете красовалась сама глава Зеленецка с малюсенькой рыбкой в руке, а заметка гласила:

«Для того чтобы засолить рыбку, нужно первоначально выменять ее у старой Сварлыги в нашей лавке на главной городской поляне. Напоминаю, что рыбку Хельга меняет только на воркушу и свежайшую тинную бормотуху для Михея. Далее необходимо взять две горсти соли и одну горсть сахара, вымазать подготовленную филейную часть («Чтобы тут разглядеть филейную часть, нужно взять бинокль», — подумала я) и положить под гнет на три дня. Соленую рыбку можно выменять на одну круговую поездку на ездовой собаке или на две воркуши, или как сторгуетесь, опять же, в нашей лавке».

Тут я взглянула на свою компаньонку и поначалу ужаснулась. Перес лежала в углу купе и держалась лапой предположительно за то место, где у троллей находится сердце. Лицо моей соседки напоминало кислый лимон, смешанный с этой самой пресловутой соленой рыбкой.

— Обижают бедное, никчемное существо! — скорбно поведала она, обнаружив мое внимание.

Если я правильно поняла, весь сыр-бор произошел из-за этой несчастной маленькой статейки на последней полосе газеты «Час вздремнуть». Без всякого сожаления я передала обрывок старой троллихе. «Сердечный приступ» продолжился еще ровно две минуты, просто для того, чтобы меня заела совесть. Затем моя соседка удовлетворенно, со странной смесью гордости и любви расправила большую (по троллиным меркам) фотографию Чучо и полезла с ней в рюкзак, откуда через десять минут раздался мерный храп, похожий на скрип несмазанного деревянного колеса доисторической телеги.

Поезд прибывал в Зеленецк.