На ощупь

Юлия Резник, 2019

«Она была моей пациенткой. Маленькая, и такая худенькая, что я лишний раз боялся надавить посильнее. Казалось, она и задохнется в моих руках, разомни я ее основательней. Мне нравилось, как она ощущалась под моими уставшими ладонями. Нравилось скользить по ее теплой, разогретой коже, поглаживать твердыми натруженными пальцами, оправдывая себя тем, что я никоим образом не выхожу за рамки «врач – пациент». Мне нравилось представлять, как розовеет ее кожа от легкого оттенка белого навахо до насыщенного алого. Такой бы она была, если бы я, к примеру, растер по ее телу ягоды земляники. Мне нравился ее шелестящий, испуганный голос. Мне нравился ее тонкий ненавязчивый аромат с легкими нотками чайной розы и белого перца. Мне нравилось в ней все, за исключением того, что она принадлежала не мне…» В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 7

Я чувствую Таню прежде, чем мне сообщают о ее появлении. Что, впрочем, происходит не сразу, ведь Стелла в принципе не спешит прерывать мою тренировку. Я понимаю ее замысел и с трудом сдерживаю смех. Моя подруга решила, что, увидев меня во всей красе, женщина, которая понравилась мне впервые за долгие годы, впечатлится. Это так по-женски… Улыбаюсь, несмотря на все опасения и тревоги. И, конечно, не желая подвести Стеллу, играю мышцами изо всех сил. Она фыркает, зная меня, как облупленного, а Таня молчит.

Время не резиновое, я завершаю упражнения и медленно подхожу к своим зрителям.

— Здравствуйте. Вы сегодня действительно раньше.

— Да, я… Извините.

— Ну, что вы… Это вы извините, мне еще в душ. Стелла, попросишь девочек открыть мой кабинет? Думаю, ожидание там будет гораздо комфортнее.

— Конечно.

Резво несусь в душевую, быстро смываю пот, переодеваюсь и так же торопливо возвращаюсь к себе. На секунду теряюсь. Мне тяжело угадать, где сейчас находится Таня, и будто бы понимая мое затруднение, она подает голос:

— Я тут.

— Отлично. Начнем?

Таня располагается на полу, я, как и накануне, расставляю вокруг нее чаши, но это другие сосуды. Не те, что вчера, хотя и они были достаточно хорошего качества. Но это… Это нечто совсем другое. Уникальное, я бы сказал.

— Вам лучше?

Таня с шумом выдыхает и говорит негромко:

— Настолько, насколько это вообще возможно.

Мои руки на секунду замирают, а затем продолжают свое плавное движение.

— Расскажи мне, что с тобой происходит? — перехожу на «ты», потому что довольно странно выкать человеку, от которого тебя ведет, и с которым отношения давно уже вышли за рамки рабочих.

— Зачем? — ее голос едва слышен, и вся она слаба.

— Будет легче.

— Я не знаю… Это так странно. Мы ведь почти незнакомы…

— Тем более. Так проще. Расскажи, Таня… Поделись. Почему в тебе столько боли?

— Это настолько заметно?

— Мне — да. Я слеп, но порой замечаю намного больше, чем все остальные люди. Парадокс моей жизни.

— Это от рождения? Или… — Таня уводит разговор от себя, а мне, в принципе, это не так уж и важно. Главное, что мы перешагнули черту. И вообще разговариваем.

— Я потерял зрение по собственной дурости. Как врач, я долгое время принимал участие в боевых действиях. Потом комиссовался с ранением… И огромным ПТСРом, с которым не справился. В общем, я стал пить. Опустился. Это довольно быстро происходит, если на себя плевать. И ослеп в результате отравления паленой водкой. Это одно из осложнений. В подобном суррогате обычно содержится яд. Метанол. Однократное его употребление может вызвать нарушение нервной системы и слепоту. Вот и вся история.

Вот так, очень сжато, я рассказал Тане практически обо всей своей жизни. Я не любил вспоминать о том времени. Да и в памяти осталось не так чтобы много, ведь когда ты постоянно пьян — в голове вообще ничего не задерживается. Только дни бегут, и времена года сменяют друг друга. Но тебе до этого дела нет. Тебе вообще не до чего нет дела. Твоя жизнь, как кошмарный сон.

— Какая несправедливость… — прошептала Таня.

— Сам виноват… Тань, а, может, ну его… Это все? Пойдем, погуляем?

— Погуляем? — прошелестела она.

— Да! Ты и я. Или… есть что-то, что тебя останавливает? Кто-то… — добавил после короткой паузы.

— Нет! Нет… Вообще-то, мой муж меня бросил. Буквально на днях ушел к ровеснице нашего сына.

— Значит, он дурак. А мне повезло.

— Правда?

Ее голос настолько удивленный, что я только утверждаюсь в мысли о том, как мало она в своей жизни видела. Мои кишки полосует боль.

— Ну, конечно. Так, что? Пойдем?

— А как же чаши? И твоя работа…

— Сегодня воскресенье. По воскресеньям я работаю до обеда, ты — мой последний пациент. И твой массаж мы можем провести позже.

Она соглашается, кажется, даже сама удивленная этим решением. Торопливо переодеваюсь за ширмой. Ругаю себя, что напялил спортивные штаны и простую трикотажную футболку. Не лучший выход для первого свидания, хотя, наверное, как-то глупо мужику моего возраста переживать на этот счет.

Мы выходим на жаркую, воняющую раскаленным асфальтом улицу, и только там я понимаю, что идея с прогулкой в такое пекло — далеко не самая удачная.

— Ух, как парит!

— Да… Может быть, тогда в кафе? Есть здесь неплохое на съезде.

— Отлично. Степ… А ты не против, если мы доберемся машиной? Там кондиционер…

Я пожимаю плечами. Глупо отказываться от хорошего, в принципе, предложения. У Тани шикарная тачка. Меня это заставляет напрячься. Я не уверен, что смогу ей обеспечить тот уровень жизни, к которому она, судя по всему, привыкла.

— Японец?

— Да, Тойота. Сын подарил. Сумасшедший!

В голосе Тани впервые за долгое время слышится радость. Она любит своих детей, очень любит. Я представляю, что это могли бы быть наши дети, и… Нет, лучше не думать. Это больно. А у нас… еще многое впереди.

— Удивительно, что у тебя такие взрослые пацаны.

— Да… Даньку я родила в семнадцать.

— Осуждали?

— Посторонние? Да плевать мне на них! Я такой счастливой в то время была! Не знаю, как все на себе тянула. Саша… мой муж, он сначала в казарме жил при школе милиции. Потом с нами, но все равно учился. Стипендия — копеечная, денег не хватало катастрофически. Помаялись мы так полгодика, и пошла я работать в ночную на хлебопекарню. Днем с Данькой — по дому, а ночью — у печи. Мне тогда казалось, я спать даже стоя могла, — тихо рассмеялась Таня, и я, как оголодавший, впитывал в себя ее смех. — Измученная! Худющая! Одни глаза на лице, но счастли-и-ивая! Кажется, никогда после я такой счастливой не была.

Я слушал Танин рассказ со смешанными чувствами. Удовольствием от того, что она решила открыться, и нестерпимой искрящейся яростью на ее горе-мужа. Учился он, мудак изнеженный, а она на своих плечах… девчонка, семнадцать лет! Как только справилась?!

— Потом снова забеременела! Шок! Неделю плакала. Стояла над раскатанным тестом, из которого вручную лепила булочки, и слезы капали прямо на них. Я в то время уже не была такой наивной. Понимала, что никто эту новость с радостью не воспримет. Даже моя бабушка, которая отдавала нам последнее из своей крошечной пенсии и помогала нянчиться с Данькой, была не в восторге. Что уж говорить о Сашиных родителях, которые и первому внуку не слишком обрадовались? Степан… Мы, кажется, приехали! Кафе называется «Корона»?

— Ага… — я выпрыгнул из машины и обошел ее, чтобы открыть Тане дверь. Не знаю, почему так поступил — меня не учили манерам. Перехватил Танину узкую ладошку, помогая выбраться из машины, и не отпускал.

— Это заведение я не слишком хорошо помню, поэтому просто меня веди и говори о препятствиях. — Соврал ей впервые в жизни, потому что просто не мог отпустить, а хватать ее вот так пока не имел права — мне нужен был предлог.

— Ладно. Здесь бордюр…

Поздно. Я споткнулся.

— Вот черт!

— Осторожно. Низкие ступеньки. Справа дверь… Здесь не очень много народу. Где расположимся? Может быть, у окна?

— Я бы предпочел отдельную кабину. Когда незрячий ест… В общем, не хочу, чтобы на нас пялились.

— Ох… Прости. Я не подумала.

— Ты и не должна была. Все хорошо.

Мы располагаемся в отдельной, отгороженной со всех сторон кабинке. Нам приносят меню.

— Мне… мне прочитать тебе, или…

— Нет, я здешнюю кухню довольно неплохо знаю. Я буду стейк и овощи гриль. Если ты мне расскажешь о своих предпочтениях я, возможно, даже смогу тебе что-то порекомендовать. Или же мы можем пригласить официанта.

— Нет… Лучше ты.

Улыбаюсь и молча киваю. Поверить не могу, что мы вместе. Просто не могу в это поверить.

— Рыба, мясо, морепродукты?

— Морепродукты…

— Здесь вкусные мидии в сливочном соусе и чесноке и неплохие креветки.

Она выбирает креветки и теплый салат с тунцом. Когда официант уходит, над столом повисает смущенная тишина.

— Что-то не так?

— Нет-нет! Просто… думаю о том, что как-то неожиданно это все.

— Тебе неловко? Я тебя смущаю? Может быть, моя слепота?

— О господи, нет!

Меня радует решительный протест в ее голосе. Он омывает мое тело, и я расслабляюсь.

— Тогда расскажи еще что-нибудь о себе.

— Даже не знаю. В моей жизни не происходит ничего интересного. Все до зубовного скрежета однообразно и монотонно.

Я понимаю, что слова Тани — это не очередная попытка перевести разговор. Моя спутница правда не понимает, насколько интересна сама по себе. У нее и мысли нет, что её внутренний мир может заинтересовать хоть кого-то. Таня настолько растворилась в муже и детях, что напрочь забыла о том, что она — отдельная от них единица, и теперь, когда осталась одна… Она не совсем понимала, как ей жить дальше. Я чувствовал ее растерянность. И знал, что ей может помочь.

— Знаешь, мне кажется, тебе нужно срочно что-то менять в этой жизни.

— Может быть… Только как? Понятия не имею.

— Найти себе занятие по душе. То, чем всегда хотела заняться. Ну, не знаю… Пойти в бассейн, на курсы актерского мастерства или прыгнуть с парашютом.

Таня тихо смеется, а я представляю, как это могло бы выглядеть. Как она откидывает голову с шикарной копной каштановых волос, как растягивает губы в улыбке и неловко прикрывает узкой ладонью рот… Как щурятся ее огромные зеленые глаза — красивые и немного испуганные.

Мои размышления прервало появление официанта, и мы замолчали на некоторое время, в ожидании, пока нас обслужат.

— Я любила танцевать! — выдала Таня, когда мы вновь остались одни.

— Танцевать?

— Да! Бальные танцы. С детства ходила в местный ДК, и с партнером мне повезло. На конкурсы ездили, однажды даже попали на чемпионат Европы, представляешь? Но… я как раз забеременела.

Мне больно осознавать, скольким она пожертвовала в этой жизни. Невозможно больно. Никогда бы не подумал, что чужие переживания могут восприниматься настолько остро. Но они врезаются в мою душу битым стеклом. Наверное, когда искренне любишь, не может быть как-то иначе. Ты просто впускаешь в себя другого человека. Со всеми его слабостями и недостатками, со всеми демонами, обитающими в его тьме, со всеми шрамами и разломами. Сорвав маски, видя все уловки, ты капля по капле пускаешь его по венам. И постигаешь любовь… Любовь, которая станет твоей слабостью, и твоей самой непобедимой силой одновременно.

Конец ознакомительного фрагмента.