Марой и хранители

Юлия Эфф, 2022

Юной Мариэль пришлось надеть личину опытного парня Рене Мароя, чтобы попасть в замок Делоне, где живёт её жених Арман. На нём лежит неизвестное проклятие, а также его преследует месть принца Лоуренса, которому не нужны свидетели его преступления. Марой слишком хорош: он порядочен, имеет необъяснимые магические способности, сильную интуицию, а также невероятно живуч. За это получает прозвище сир Идеальность. Но за успешность приходится платить слишком большую цену, ведь опасности подстерегают Армана и его нового друга на каждом шагу. И, самое обидное, на инквизиторов совершенно нельзя положиться! Зато помощником становится Чёрный Некромант, у которого свой интерес в Лабассе. Приключения каждый день, неожиданные повороты, страсть и нежность, обаятельные персонажи, юмор, душевные откровения и рост персонажей – всё это для того, чтобы читатель влюбился раз и навсегда в Люмерию и её жителей. Продолжение истории “Тайна Ирминсуля” из цикла “Люмерийские хроники”.

Глава 1. Нарушитель

– Я женат, – продолжал Бурмин, – я женат уже четвёртый год и не знаю, кто моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-нибудь!

А.С. Пушкин, «Метель»

Зимой 1642 года по Люмерийскому исчислению, в северной провинции Лабасс, напротив водопада Волчье Логово, стоял беловолосый и голубоглазый молодой человек лет двадцати и меланхолично бросал в скалу, затянутую льдом, огненные бейлары¹.

Неумолимо падающая вода заставляла огонь шипеть, но всё же понемногу юному магу удавалось откалывать небольшие молочные куски от монолитной стены, утолщившейся и окрепшей за последние два зимних октагона, славящихся суровыми морозами.

И сейчас было холодно. Однако любой подошедший ближе увидел бы, что от парня, сложившего кожух на дорожную сумку, валил лёгкий пар, настолько разогрелся маг огня.

Очередной бейлар ударился в трещину, и на этот раз в каменную чашу с треском рухнул огромный валун, частично открывая вверху вход в пещеру, именем которой и был назван водопад много веков назад — Волчье Логово.

— Энон-эрит! — обрадовался юноша, делая паузу, чтобы перевести дух и дать магии собраться.

Спустился вниз, к уступу, напился ледяной воды короткими глотками до ломоты в зубах и присмотрелся снизу к пещере, темнеющей за водяным пологом воды. По-прежнему в неё было не добраться из-за льда, сковавшего волчью тропу под нависающей шапкой скалы.

Юноша вздохнул, обречённо качая головой, вернулся на площадку напротив водопада и продолжил своё занятие, несмотря на то, что бейлары с каждым разом становились слабее.

Когда до падения второй глыбы, уже давшей несколько трещин, оставалось две-три попытки, послышался конский топот. К водопаду приближалась кавалькада из семи всадников. Заметив их, юноша не остановился, наоборот, сделал вид занятого важным делом человека. Один из всадников отделился от группы и, опережая остальных, галопом подлетел к водопаду. Ловко спрыгнул с лошади и перехватил руку, из которой только что вылетел слабенький огненный шар:

— Ты что делаешь, несчастный?! — гневно воскликнул сероглазый молодой человек, другой рукой удерживая за поводья коня, шарахнувшегося от бейлара.

Нарушитель святого места медленно повернулся и перевёл спокойный взгляд с лица вопрошающего — на его руку поверх своей:

— Ещё раз возьмёшься за меня без моего разрешения, и я не поставлю защиту.

Рука была отпущена. Нарушитель поправил рукав тонкой шерстяной рубашки, закатанный до локтя. На запястьях его обеих рук красовались чёрные кожаной выделки браслеты с плетением ирминсулиума. Левую руку, насколько позволял увидеть закатанный рукав рубахи, покрывала сплошная татуировка, вероятно, доходившая до плеча, потому что на шее с левой стороны тоже виднелся край рисунка.

Белые волосы, светло-голубые глаза, а так же бледная кожа на лице и на чистой от татуировок руке намекали: перед разгневанным всадником стоял гость из Нортона. В крайней северной провинции было ещё меньше яркого солнца, чем в Лабассе, а зима длилась на два месяца дольше, оттого внешность северян несла на себе вечный отпечаток дыхания снега.

— Кто ты такой и почему оскверняешь священное место? — холодно задал вопрос юноша, меряя взглядом северянина, бывшего немного ниже ростом.

— Чищу логово. А вот ты, как раз, его оскверняешь. Разве не положено оставлять лошадь там? — и повёл бровью да кивнул в сторону площадки, где спешивалось четверо.

— Арман, оставь его, едем! — крикнул один всадник нетерпеливо, и весело гарцующая под ним лошадь согласно ржанула.

Тот, кого назвали Арманом, и ухом не повёл, продолжая буравить тёмно-серыми глазами северянина:

— Не шути со мной. Я спросил…

— Что за наглец! — перебил юношу мужчина лет пятидесяти, подходя ближе. Свирепое выражение лица его не предвещало доброй развязки, и некая сила, исходящая от властного взгляда карих глаз, чем-то напоминала гнев того, кто стоял напротив северянина. — Имя!

— Моё? — нерешительно уточнил нортонец и моргнул растерянно. — Рене Марой, сир. А что случилось?

— Ты осквернил священное место. Знаешь ли ты, Рене Марой, какое наказание следует тому, кто относится с неуважением к памяти предков? — сир Марсий, а это определённо был он, встал рядом с сыном.

Светловолосый нарушитель без движения, кажется, начал мёрзнуть, он потёр нос и руки, глядя на подходящих других двоих молодых людей. Первый из них, в тёмном плаще с серебристой оторочкой по нижнему краю, задал аналогичный вопрос, в свою очередь сверля зелёными глазами невозмутимое лицо:

— Что ты здесь делал?

— Вы бы собрались все сразу, чтобы мне не повторяться, — пробормотал наглец, ёжась от холода.

В следующую секунду с оглушительном грохотом упала вторая глыба, теперь полностью открывая вход в пещеру. Северянин издал обрадованный возглас и рванул к уступу, но вдруг замер, поднялся над снежным покрывалом и поплыл обратно, скованный по рукам и ногам ментальными лентами, — к допрашивавшим его. Зеленоглазый покрутил пальцами вытянутой руки, и нарушитель опустился перед ним, продолжая держать руки по швам.

— Я не сделал ничего дурного, господин старший инквизитор, — спокойно сказал нарушитель, не показывая и тени страха.

— Откуда ты знаешь, что я старший инквизитор?

–…Я думал, что такие штуки только старшие умеют делать, — простовато объяснил блондин.

Тот, чью должность угадали, хмыкнул, опустил руку, однако продолжая держать северянина связанным ментальными лентами, обошёл со спины, приблизил лицо к затылку юноши, чтобы вдохнуть его запах.

— Проклятье, Арман, от тебя до сих пор фонит парфюмерной лавкой! — почувствовав лёгкий аромат знакомых духов даже на нарушителе, инквизитор поморщился.

Взрыв гогота двоих парней, спешившихся последними, заставил Армана повести плечами. Он раздражённо цокнул:

— Тц! И ты туда же? Мне казалось, шутки на эту тему уже порядочно всем приелись. Придумайте что-нибудь новое.

— Это вряд ли, дружище! — весело сказал тот, что призывал уехать, Антуан де Венетт. Он переглянулся с рыжим, имеющим жёлтые радужки. — С сегодняшнего дня весь Лабасс пахнет иначе, Дилан, ты тоже это чувствуешь?

Смех четверых (даже мужчина хохотнул) вывел из себя того, кому предназначалась шутка. Не засмеялся за компанию инквизитор, он, как и Арман, нахмурился.

— Оставим шутки в сторону, — Анри мрачно рассматривал мёрзнувшего нарушителя, обездвиженного магией. — У нас нет времени вытягивать из тебя объяснения пословно. Быстро, чётко, по существу — кто, откуда, зачем здесь? В одной фразе.

— Рене Марой, прибыл из Нортона по личному делу… Не трогай — не твоё! — последняя фраза предназначалась Дилану, который поднял кожух вверх, то ли намекая на лумерское происхождение героя, то ли собираясь обыскать вещи в поисках интересного.

Инквизитор повернул голову на смешок:

— Оставь его тряпки! — вернулся к предмету обсуждения. — А теперь так же чётко и без увиливаний: какого шархала ты глумишься над святыней?

— Хотел открыть пещеру для аргириусов, пока не закончился октагон, — окоченевший Рене выбивал зубами дробь и не сводил глаз с поддразнивающего его желтоглазого парня, то тянущегося к сумке, то медленно убирающего руку.

Услышав объяснение, Антуан фыркнул, Дилан поддержал, и вдруг хохотнули все, даже инквизитор улыбнулся. Невидимые путы ослабли, так что северянин быстро настиг рыжего. Выхватил кожух из его рук, торопливо оделся, клацая зубами, следом натянул шапку на покрасневшие от мороза уши. Смех затих, но на лицах, кроме повернувшегося к водопаду инквизитора, остались ухмылки и ирония.

— Анри, ты серьёзно? — спросил главный голубоглазый шутник. — Мы будем играть в детскую сказку? У меня нет слов… Едемте! Люсиль наверняка уже нас ждёт.

Инквизитор обернулся:

— Согласен, никому не воспрещается верить в сказки. И за это не наказывают. Едем, скоро стемнеет! А ты, малыш, — процедил северянину, ворочая во рту зубочистку, — если разнесёшь водопад, я тебя и в подземелье Владычицы найду!

— Не беспокойтесь, господин старший инквизитор, вам не придётся бегать за мной по всему Лабассу, — усмехнулся Рене и поклонился, чтобы скрыть довольную улыбку.

Продолжая посмеиваться над доверчивостью чужака, парни оставили его воплощать мечту всех лабасских мальчишек. Каждый из них хоть раз да пробовал снять зачарованную печать на пещере. Которой, на самом деле, там никогда не существовало — вход был беспрепятственным для любого желающего намокнуть под падающим потоком. Ну а зимой отряд любителей приключений редел, тем более холода затягивали вход в логово стеной льда, поэтому рубить её под водой, падающей сверху, дураков не находилось.

Последним ушёл сир Марсий, но перед этим наклонился к уху северянина:

— А может, всё-таки стоит связать тебя, мальчишка, и оставить здесь на пару часов? Не внушаешь ты мне доверия…

— Сир, не хотите помогать, проваливайте со всеми, — беззлобно попросил Рене, поднимая руку и призывая бейлар.

Мужчина, задетый наглостью лумера по происхождению, поднял брови, промычал «ну-ну» и крикнул слуге, помогающему молодым господам отвязывать поводья от мёрзлых балок на площадке:

— Вернер! Головой отвечаешь за действия этого сказочника!

Очередной взрыв хохота заглушил негромкий ответ слуги. Однако кавалькада не успела отъехать на приличное расстояние, как от водопада донёсся громкий хлопок. Всё тот же сердитый сероглазый Арман развернул коня и крикнул:

— Я задержусь!

— Правильно, проветрись получше перед встречей с Люсиль! — поддержал его Антуан, вызывая смех у остальных.

Шутки в адрес незадачливого парня, умудрившегося случайно раздавить флакон женских духов и пропитаться ими, не приелись. А главный генератор юмора считал, что имеет право шутить, ибо духи принадлежали его сестре, уехавшей несколько часов назад к дальним родственникам в Лапеш.

Арман вернулся к водопаду, сдал лошадь слуге и побежал к Марою, сейчас не видимому с площадки. На брошенной сумке лежал кожух, котта, и рядом стояли башмаки.

Северянин ещё и купаться вздумал, безумец? Арман обернулся, махнул рукой Вернеру и, накинув на голову капюшон, сам начал спускаться к уступу, где обычно набирали воду посетители, со стороны которого сейчас доносилось шипение.

Северянин босыми ногами стоял на скользких камнях, быстро продвигаясь дюйм за дюймом к большому валуну, с которого можно было дотянуться до волчьей тропы и по ней уже попасть в пещеру. Шипел огонь, тонкой струйкой срезая с обледеневших камней круглые шапки и оставляя ровную шершавую поверхность, по которой можно было идти без угрозы свалиться в воду.

На упрямца сверху брызгала ледяная вода, и Арман запоздало догадался, зачем тот снял шерстяную котту. Вернеру, показавшемуся на обрыве, сделал знак наблюдать сверху, а сам пошёл за северянином. Рене обернулся, почувствовав взгляды, но продолжил дело. До большого камня оставалось всего ничего. Минута-другая — и вскарабкался на него, отшвыривая красными руками обломки льда, лежащие на волчьей тропе.

— Сколько тебе лет, малыш? — перекрикивая шум воды, спросил Арман. Инквизиторское прозвище идеально подходило к этому великовозрастному детине — слишком наивен и чист был его взгляд светло-серо-голубых глаз, а серьёзные татуировки не добавляли возраста. Одет по-лумерски, но уверен и ведёт себя нагло, будто является отпрыском знатного рода.

— Девятнадцать минуло, сир, — обернулся северянин. — Поможешь…те сбросить обломки?

Устал, было видно. Прижался к скале, потирая босой ногой о другую, пропустил вперёд поднявшегося серьёзного сверстника. Лёд подчинился Арману, и в чашу, с горкой набитую льдом, полетели куски, очищая тропу.

— Хм, я думал, она повыше будет! — нагибаясь, чтобы войти в вожделенную пещеру и перешагивая через высокую сталагмитовую волну, пробормотал Реми. В остальном, пещера казалась сухой, хотя и основательно промёрзшей. Окоченевшие ступни не ощутили разницы между льдом и полом. — Отойди-ка…

Рене присел на корточки и направил руки на сталагмит у входа, огонь слабо полыхнул, растопил некоторую часть бугра и потух.

— И не жаль тебе тратить силу на детские сказки? — поморщился Арман, отстраняя северянина. Два пасса руки — последний лёд рухнул вниз. — Ну, что теперь будешь делать? Успокоился? Видишь где-нибудь печать?

— А ледяная корка на пещере тебе — что? Не печать? — северянин рассматривал низкий свод пещеры, уходящий вглубь горы. Идеальное место для логова и того, чтобы прятать щенков. — Матушка мне говорила: сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок. Слышал такое?

— Нет.

— Зачем тогда пошёл за мной? — Рене отправился в дальний угол пещеры.

— Мои предки сотни лет ухаживали за Логовом. Не мог же я оставить его на одного…

— Идиота? Хм, тоже верно.

Арман стоял, пригнувшись, у входа и не следуя за чужаком, заглядывающим в узкий лаз, лелея надежду, что он туда не полезет. По счастью, малыш передумал. Вернулся, отряхивая ладони:

— Сена бы сюда, выстлать пол…

— Сейчас сбегаю… — не двигаясь, сказал Арман.

Рене ухмыльнулся:

— Нет, так нет. Выйди из пещеры, немного прогрею, подпалю ещё ненароком тебя.

— У тебя резерв пустой, малыш.

— Может, да, а может, и нет, — северянин опустился коленями на холодный пол, покрутил хрустнувшей шеей и закрыл расслабленно глаза.

С минуту ничего не происходило. Арман готов был плюнуть на придурковатого путешественника и выйти наружу, как вдруг на душе разлилось спокойствие и безмятежность. Глаза на миг прикрылись, чтобы не помешать сознанию погрузиться в блаженство. Лица коснулась воздушная по-летнему тёплая волна, и Арман открыл глаза.

Вокруг северянина горел огненный круг, а маг сидел внутри, растирая подошвы ног. Заметив взгляд, поднялся, перешагнул пламя, услужливо опустившееся перед хозяином:

— Часа два хватит, чтобы немного прогреть. Закрыть бы ещё вход воздушным пологом… — задумался, потирая мочку уха.

Арман покачал головой, выругался про себя, но выполнил просьбу и подтолкнул Рене в тёплую спину:

— Иди уже, хватит! Навёл порядок.

Шум воды заглушил ворчание северянина о том, что всё-таки неплохо было бы привезти сюда сена.

У своих сваленных вещей Рене, громко отбивая зубами дробь, стянул мокрую рубашку, натянул на голый торс холодную, но сухую котту. Левая рука и плечо были полностью покрыты рисунком. Что было изображено на нём, Арман не успел рассмотреть, да и не особо желал. Посетовал на собственную глупость: северянин хоть и промёрз, но сейчас переодевался в сухое, а значит, быстро согреется, тогда как меховой плащ на Армане впитал в себя всю воду, что лилась сверху во время передвижения по волчьей тропе. О вымокших сапогах и думать не хотелось. Водная и воздушная маг-силы лишь немного вытолкнули из одежды воду, однако не полностью. Вернер бранился, и Арман осадил беспокоящегося слугу:

— У де Венеттов высушат, ехать недолго.

Полностью одевшийся северянин протянул руку:

— Благодарю за помощь, — ухватился за мокрую холодную руку, пожал своими горячими пальцами и задержал рукопожатие, согревая и будто бы немного передавая тепла во всё тело, об этом Арман догадался позже. — Давай плащ, подсушу.

Но Арман отказался от услуги, которая могла занять время. Тогда северянин легко поклонился обоим — господину и его слуге — и направился бодро к дороге, обозначенной растущими вдоль неё редкими деревьями. Арман свистнул вдогонку:

— Эй, куда тебе надо?

— Туда! Я как-нибудь сам, — парень неопределённо махнул рукой на восток, в сторону графства Делоне.

— Вот чудик! — Арман в который раз неодобрительно цокнул, вставляя ногу в стремя.

Мокрый плащ был снят и свёрнут. И юноша поехал налегке, невольно поймав себя на ощущении внутреннего тепла, будто только что прогрелся у жаркого камина и теперь остывал на терпком морозе. Впрочем, оба всадника через минут пять быстрой езды уже въезжали во двор соседнего замка, так что для Армана опасность превратиться в льдину миновала.

Рене торопился. От водопада до замка Делоне на санях быстрая езда занимала минут семь-десять, а пешком должно было уйти не меньше часа. Он так посчитал и оказался прав. Можно было сделать так, как планировал, — сказать Вернеру заветную фразу, и слуга мигом отвез бы к сирре Элоизе. Но вмешался Арман, которому не хватило ума расстаться на время с плащом, а отпускать его, вымокшего и одного, в связи с недавними событиями, было опасно. Потому ответил на вопрос неопределённо: «Туда!»

Нет худа без добра, зато так можно было спокойно переварить встречу. При одной мысли о том, что Анри со своим инквизиторским чутьём мог узнать перевоплощённую Мариэль, холодело внутри до температуры ледяных камней у водопада. Слава Владычице, первое знакомство прошло относительно удачно. А дальше дело за сиррой Элоизой.

Пройдя мост, Рене спустился к излучине утолить жажду. В надвигающихся горных тенях река была не такой приветливой, как днём из окна повозки. Внезапно накатило дежавю. Заснеженный берег показался знакомым.

Это было то место, которое показывал Вестник. Здесь должно было свершиться пророчество — убийство единственного наследника графов Делоне. «Оно?» — Рене приложил правую ладонь к левому предплечью, и метка Вестника согласно заныла.

Пить расхотелось. Юноша вернулся на дорогу и ускорил шаг: слишком быстро надвигались вечерние тени.

*****

После излучины дорога к замку начинала набирать высоту, дважды делала вираж вокруг фигурной горы и забиралась у ворот так высоко, что с западной сторожевой башни можно было обозреть большую часть окрестностей Лабасса.

По семейной легенде, замок был построен одними из Старших Основателей — супругами Белой Помаванкой и Белым Речником, второй из них заслужил милость тем, что издалека носил воду Владычице для омовения. После оглашения официального статуса Люмерии, Речнику предложили выбрать территорию возле любого понравившегося водоёма. Как ни странно, (опять же, по легенде) Речник отказался от почётного места у ирминсулиума Владычицы и перебрался на малолюдный гористый север, где брала своё начало Лония, дающая на жизнь большому пресному озеру благодаря своим многочисленным притокам.

Это озеро сегодня лишь с западной и северной стороны принадлежало Делоне, потому что его южный берег был выкуплен пять веков назад сиром Алтувием Трасси. Восточный же берег озера упирался в горную цепь, за которой заканчивалась Люмерия и начиналась территория виердов, дикого народа.

Таким образом, де Венетты на своей щедрой долине производили вино, овощи и два вида фруктов, в том числе пуар, из которого получался нежный сладковатый аперитив пуаре.

Де Трасси, имеющие в своём распоряжении как озеро, так и лес, и долину, разбогатели на экспорте шерсти, льна, зерновых, а также имели огромные загоны для лошадей самых разных пород, ценящихся любителями верховой езды. Пара личных лавок на Королевской торговой площади Люмоса и вовсе делали это лабасское семейство самым богатым.

Скромная экономика Делоне выживала за счёт поставок рыбы, шерсти найл (одомашненных коз) и мускатного горного ореха нукса, рассеянного по горам супругой Белого Речника, Помаванкой, с помощью послушного ей ветра. Кроме того особый сорт хвойного кустарника, сибриуса, растущего здесь повсеместно, признавался съедобным и даже лечебным для домашнего скота.

По весне масштабно обрезали молодые ветки сибриуса, сушили, затем перемалывали и добавляли в корм растущего молодняка. За лето неприхотливый сибриус снова набирал листовую массу и до следующей весны накапливал полезные вещества. Тем не менее, скот охотно поедал его и зимой. Возможно, потому что не вся территория графства была захвачена скалистой породой, а ближе к озеру и вовсе имелась небольшая долина с деревенькой, здесь повсеместно можно было встретить самостоятельных найл, забравшихся на гору или скромно пасущихся в низине без видимого присутствия хозяина.

Не исключено, что именно благодаря этой свободно гуляющей пище здесь поселились хранители — серебристые волки, аргириусы, наследство виердов, отступивших за горную цепь после того, как свет Владычицы осветил собой территорию, названную Люмерией…

Итак, Речник построил замок на горе не случайно. Изначально внутри горы находился горячий источник, и к купальням приезжали посетители поправить своё здоровье да и просто отдохнуть. Поэтому сам замок делился на две части — общественную и хозяйскую. Общественная, охраняемая на востоке, со стороны деревни, воротами, ныне использовалась преимущественно для хозяйственных дел: в подвалах, где лёд не таял круглый год, хранили рыбу и мясо на продажу.

Рене шагал по дороге, ведущей в западную, хозяйскую часть. Остановившись у ворот, чтобы перевести дух, Рене недолго гадал — скоро ли слуги услышат стук железного кольца по пластине, позеленевшей от времени и имеющей месяцеобразное углубление от ударов. Надо отдать должное дисциплине, установленной сиром Марсием, почти сразу открылось окошко и показался настороженный глаз:

— Благостного дня, — не стали высокомерно вопрошать: «Ты кто такой?». — Чем могу служить?

— По личному делу к сирре Элоизе, она меня ожидает, — начиная волноваться, ответил Рене.

Тяжёлая дверь с окошком приоткрылась наполовину, и пожилой мужчина за ней отступил, пропуская юношу и попутно разглядывая его.

— Обожди в гостевой… Хальц! Проводи гостя к госпоже! — старик крикнул молодому человеку богатырской наружности, несущему через весь двор мясную тушу на своём плече. — Обожди-ка, Хальц тебя проводит. Кто сам-то? Хозяин вернётся, как доложить?

Рене назвался и последовал жесту старика — отошёл к широкой лестнице, ведущей к центральной двери. Хальц вернулся. На его кожухе остался розовый след от сырого мяса, как и разводы от пятерни на боках, но эти пятна, по-видимому, великана не смущали. Он деловито кивнул, мол, иди за мной, подвёл к парадным дверям, открыл их и басисто рявкнул:

— Кассий! К госпоже гости!.. Проходи, малец.

Рене нервно вздохнул: неужели он так молодо выглядит, что носить ему уничижительный эпитет до конца роли? Но язвить ответно не стал: в двухметрового широкоплечего Хальца, без труда поместилось бы два Мароя, если сложить их пополам, а это богатырь, разозлившись, сделал бы не без удовольствия. Его простоватый характер прекрасно был знаком Мариэль.

Управляющий Кассий незамедлительно возник у порога, узнал имя гостя и исчез на несколько минут в лабиринте коридоров древнего замка. Рене рассматривал знакомую обстановку, но впервые выпал шанс сделать это, как разрешается скучающему незнакомцу, — неторопливо трогая интересующие поверхности и проверив своим задом мягкость мебели для ожидающих.

Сирра Элоиза появилась на мгновение позже Кассия, тот не успел и слова сказать гостю. Шлафор с двумя большими пуговицами, неформальная одежда отдыхающих магов, и слегка растрёпанная причёска говорили о том, что женщина спала или же находилась дремотном состоянии, когда её побеспокоили. Дальнейшая сцена напоминала встречу матери, потерявшей надежду увидеть возвращение своего сына живым с длительной битвы, так машинально подумал Рене.

Женщина, тяжело дыша, замерла наверху лестницы, прижимая руку к груди. Спустилась на несколько ступеней и вдруг заметно ослабла, опираясь на перила. Изображающая за её спиной полезную тень личная служанка Ойла недовольно придержала хозяйку за локоть, но Элоиза отмахнулась неловко — и неожиданно быстро сбежала вниз.

— Пришёл! Наконец-то пришёл! — обхватила замершего оловянным солдатиком юношу и жадно воззрилась в лицо, зашептала. — Покажи её! Покажи метку!

Рене перевёл взгляд на открывших рты Ойлу и Кассия, обнял женщину:

— Я рад, что застал вас в добром здравии! — сказал громко и добавил шёпотом на ухо. — Сирра Элоиза, можем ли мы поговорить без свидетелей? Я покажу, но…

Женщина тревожно обернулась и торопливо объявила:

— Это сын моей хорошей знакомой… Анны… Анны…

— Марой, — подсказал Рене. Интуиция фыркнула: при первом же расспросе сира Марсия его супруга стушуется и наговорит противоречивых фактов, запутается и только осложнит дело. — Из Нортона.

— Да, конечно! — рассеянно подтвердила женщина, водя пальцами по левому плечу гостя. — Ойла, прикажи приготовить мальчику что-нибудь перекусить после дороги…

— Идёмте в гостиную, — подсказал шёпотом Рене, и женщина опомнилась. Гостю пришлось её поддерживать на лестнице, от радости сирра Элоиза совсем размякла.

«Тяжеловато с ней будет», — подумал Рене не без досады, вспоминая все предыдущие волнительные события с участием матери Армана, легко впадающей в тревожность и истерику.

Поэтому, едва они оказались наедине, стянул кожух, закатал левый рукав котты и повернулся к сирре. Татуировка расползлась на плече, открывая метку Вестника. Слёзы облегчения моментально брызнули из глаз женщины, и она повисла на юноше, судорожно обхватывая его шею и голову пальцами:

— Слава Владычице! Слава многоликой! — отстранилась, ибо извечная тревожность требовала доказательств: — Покажи ещё что-нибудь, что умеешь!

Несколько мгновений — и светлые пряди падали на родное лицо сына. Элоиза ахнула, хватаясь за него ладонями и пытаясь найти ошибку, но даже ямочка на правой щеке от лёгкой улыбки — всё было на месте. Слёзы облегчения полились из серых больших, как у Армана, глаз. Впервые стоя так близко к ней и имея возможность рассмотреть в мелочах, Рене поразился: насколько много сын позаимствовал от матери.

Глубоко посаженные глаза с выразительными подвижными бровями, детские припухлости на верхней части скул, рот и крупноватые верхние резцы, делавшие широкую улыбку особенной, длинные тонкие пальцы и худощавость — это Арман унаследовал от матери. Тёмный волос, примечательный нос с лёгкой горбинкой, плотную шею и подбородок с почти незаметной ямочкой, высокий рост — от отца.

С характером было сложнее определиться. Чувствовалась некая мягкость, которой с лихвой было у Элоизы, однако Рене не исключал, что сира Марсия с этой стороны он знал плохо, тем не менее чувство юмора скорее передалось по наследству от отца, чем от матери. Но и тут нельзя было судить окончательно.

— Присядьте, прошу, — он помог женщине опуститься на ближайшую кушетку. Сам полез в сумку за сухой рубашкой. — Простите, мне нужно переодеться, я взмок, пока шёл.

Изучающий взгляд обнимал тело, пока Рене снимал котту до конца, натягивал сухую рубашку и снова поверх шерстяную котту.

— Сколько тебе лет и как зовут на самом деле? — спросила Элоиза.

— Мне столько же, сколько и вашему сыну, но пусть вас не беспокоит мой возраст. Имя моё вам известно — Рене Марой. Сын вашей хорошей знакомой из Нортора — Анны Марой. Не забудьте, ради Основателей, эту важную мелочь.

Одевшись, Рене присел у ног тихо плачущей женщины, взял её за руку, поцеловал в пальцы:

— Сирра Элоиза, у меня к вам есть несколько просьб, но главная из них — успокойтесь, прошу вас. Я здесь. Теперь вам не нужно волноваться, за вас это буду делать я.

Женщина положила руку поверх горячих пальцев гостя:

— Клянёшься ли ты умереть вместо моего сына, если это потребуется? — вдруг глухо спросила она. В глазах волновалась жидкая сталь, матери нужны были все гарантии.

— Я это сделаю, — спокойно кивнул Рене.

Не успел среагировать, как женщина оказалась перед ним на коленях, захватила его руки в свои и жарко поцеловала, пряча в них лицо:

— Благодарю тебя! Благодарю! Мой мальчик, мой энджел Владычицы!

— Ну, это никуда не годится, сирра Элоиза! — забирая свои руки и пытаясь поднять женщину, возмутился Рене. Сколько могла продлиться эта истерика? Вздохнул, расслабляясь, чтобы призывать свет. Обнял женщину, погружая её в состояние спокойствия. — …Так-то лучше!

Лицо её просветлело, морщинки у губ разгладились, и она позволила себя усадить на диванчик, наконец, улыбкой и спокойным внимательным взглядом напоминая адекватного Армана.

— Всё будет хорошо, — шепнул Рене, не удержавшись и поцеловав её руки, прежде чем подняться.

Холодный голос заставил вздрогнуть и повернуться к двери:

— Неужели, мне это не кажется? — сир Марсий и за его спиной Вернер застыли на пороге гостиной.

Примечания

1

Бейлар = файербол, шар из сгустка магии, здесь — огненной