Ирония, грусть и ностальгия. Двадцать шесть рассказов и одна повесть

Юрий Ишутин

Бандиты и моряки, герои Великой войны и дети, футболисты, лесорубы и забавные животные в условиях промыслового рейса… Морские истории, наивные сказки для взрослых и детские воспоминания. Всё это в одной книге. Спасибо за внимание, друзья!

Оглавление

Лёхино море

Стояла просто изумительная погода. Тёплая летняя ночь вкупе со свежим морским бризом звала к себе и не хотела отпускать Лёху в палатку. Ему казалось, что если сейчас уйти спать, то можно пропустить нечто красивое и удивительное, чего никогда больше не увидишь до самого конца жизни. Парень взял удочку — для отвода глаз, складной стул и без лишнего шума, «по

английски», смылся от своей веселящейся «банды».

Они приехали в эту тихую приморскую бухту большой компанией друзей детства, как было издавна у них заведено, взяв с собой немалое количество веселящей жидкости. Сценарий таких походов тоже был известен заранее. В первую ночь выпивалось огромное количество алкоголя за тем, чтобы с утра мучительно, всеобщими усилиями, вспоминать: кто из них — чего умудрился натворить в хмельном угаре.

Лёха давно уже отказался от этой пагубной привычки, но компанию поддерживал охотно. Ведь это были его друзья, те люди, с которыми ему было суждено пройти свою сложную и непутёвую во многом жизнь. Он был одним из них и никогда не забывал об этом, несмотря на то, что вёл сейчас вполне спокойный образ жизни добропорядочного гражданина.

Сейчас парню захотелось просто побыть одному.

Он ушёл достаточно далеко от своей неугомонной компании для того, чтобы остаться в тишине, наедине с Морем и своими воспоминаниями.

Лёха не стал даже разматывать удочку, а просто воткнул её в песок неподалёку, и, разложив стул, уселся, закрыв глаза.

Совсем рядом ласково шелестели волны, лёгкий ветерок обдавал его морской прохладой. Изредка слышались крики ненасытных чаек, ведущих свою непрерывную охоту с целью набить безразмерные желудки.

Посидев некоторое время с закрытыми глазами, он почувствовал в душе такую благодать, что ему вдруг захотелось, вскочить и, подобно орангутангу, треснув изо всей силы себя кулаком в грудь, громко заорать от восторга!

Лёха переборол в себе этот неприличный порыв и погрузился в воспоминания. Ведь он знал и помнил совсем другое Море — то, которое не прощало пренебрежительного к себе отношения и ошибок…

…Мощный удар волны сотряс борт. Со стороны камбуза раздался грохот сыпавшейся сверху металлической посуды и сочный мат Петровича, которого окатило ледяной водой из открытого по причине духоты иллюминатора. «Плюха» из-за борта прилетела как всегда неожиданно, в тот момент, когда их бессменный и опытный кандей собирался, как раз, крепить «по-штормовому» всё своё камбузное хозяйство.

Моряк бросил взгляд напротив и чуть не подавился хохотом!

Его морской братуха и многолетний «сожитель» по каюте Федька-Киргиз лежал на своём шконаре, широко разинув рот от неожиданности, весь насквозь мокрый, а на груди у него мирно покоилось толстое иллюминаторное стекло, выбитое могучим ударом.

— Кто на руле? — хриплым спросонья голосом выдавил из себя Киргиз, когда смог отдышаться после ледяного душа.

— Мажор, наверное, — взглянув на часы, ответил Лёха, не в силах подавить смех.

Федул, недобро зыркнув на чересчур развеселившегося друга, молча встал, взял большое круглое стекло подмышку и, громко сопя от возмущения, пошёл на разборки к вахтенным.

Лёха, не мешкая, поднялся и принялся затягивать изо всех сил «барашки», наглухо задраивая образовавшуюся круглую пробоину в каюте. Получить вторую «подачу» оттуда ему явно не хотелось…

Рудик-Мажор…

Сын богатого и влиятельного в городе человека, совсем молодой ещё пацан, завсегдатай тусовок в модных городских гадюшниках, называемых по недоразумению «ночными клубами». В свои двадцать с небольшим лет, паренёк успел перепробовать всю клубную наркоту, знал толк в различных коктейлях и умудрился расколотить несколько купленных состоятельным папашей весьма недешёвых автомобилей. Последний такой случай, когда Рудик вдребезги раздолбил дорогущий новый внедорожник, едва не угробив при этом своих пассажиров — таких же малолетних балбесов из богатых семей и случайного прохожего, переполнил чашу терпения влиятельного папы. Горько пожалев о том, что купил Рудольфу военный билет, отмазав его от службы в армии, папаня всё-таки решил сделать из сына настоящего мужика и дать тому возможность прочувствовать на собственной шкуре — как достаются деньги. Ему не составило труда, воспользовавшись своими связями, несмотря на «белый билет», устроить отпрыска на промысловое судно. Капитану при этом было дано указание: использовать зарвавшегося сынка на самых тяжёлых участках работы и не делать никаких поблажек.

Рудик привык быть первым среди равных. Папины деньги давали ему возможность, в компании себе подобных, мгновенно становиться эталоном остроумия и крутости. Молодые девчонки роем вились вокруг парня, стараясь привлечь к себе его благосклонное внимание и, чем чёрт не шутит, стать со временем частью богатой и влиятельной семьи. В любой «мажорной» компании города, Рудольф быстро и без особого «напряга» приобретал нужный вес и авторитет, свято веря в то, что это он и только он — такой исключительный и неподражаемый.

Попав на промысловое судно, в настоящй мужской коллектив, где каждому из моряков было абсолютно «по — барабану» — кто он и чей он, Рудольф заметно растерялся, хоть и старался не показывать этого никому.

В первый же день перехода в район промысла, его отправили на помощь кандею — наводить порядок в артелке, справедливо рассудив, что в палубных работах толку от него будет мало.

Под чутким и неусыпным руководством мудрого Петровича, Мажор ворочал мешки и переставлял в нужном порядке ящики со всякой всячиной. Внезапно Рудольф застыл, как вкопанный, от изумления.

— А это зачем? — спросил он у Петровича, указывая на ящик с написанным большими буквами словом «Памперсы».

— Как это зачем? — не моргнув глазом, мгновенно ответил ехидный кандей. — Ты куда приехал? Работать?

— Работать… — заворожено повторил за ним Мажор.

— Вот! — удовлетворённо хмыкнул зловредный Петрович. — Начнётся рыбалка, некогда будет по сортирам бегать! Надел и — вперёд, на работу!

В глазах юного тусовщика читался плохо скрываемый ужас.

— А я его и надевать—то не умею… — растерянно пролепетал крутой и остроумный кутила.

— Сходишь к Кэпу, он тебе наденет! — невозмутимо ответил Петрович.

Лёха и Федул, случайно услышав этот разговор и представив в красках подобную «картину», громко расхохотались.

— Чего ржёте, придурки?! — прикрикнул на них старина — кандей, выглянув из артелки. — Научили бы лучше пацана — как эту хрень надевать!

— Пусть после работы придёт, мы научим! — стараясь сохранить серьёзную мину, пообещал Лёха. — Зачёт будем принимать вечером!

Рудик, до которого наконец дошло, что его — такого ушлого и продвинутого, развели, как лошару, обиженно надулся и принялся с удвоенной энергией ворочать нескончаемые ящики и мешки.

Стараясь не обращать внимания на ехидные подначки, парень упорно работал до тех пор, пока в руки ему не попался ящик, наполовину заполненный женскими прокладками.

Увидев, что его ретивый помощник снова превратился в соляной столб, Петрович заглянул ему через плечо и ухмыльнулся.

— Возьми себе несколько штук! — предложил он Рудольфу. — В сапоги вставишь, поверх стелек.

— Себе вместо памперсов засуньте! — со злостью крикнул он в ответ кандею и ржущим, как пара гнедых, Лёхе с Федулом, решив, что его снова разводят.

— Ну и дурак! — спокойно парировал их пожилой Гуру. — Проколешь сапоги на палубе, будешь с мокрыми ногами ходить, как дятел.

Рудик возмущённо фыркнул и выскочил из артелки.

— Петрович, а откуда у тебя этот ящик с памперсами? — спросил потихоньку Лёха.

— Лавровый лист некуда было положить, вот и взял на складе пустую коробку — усмехнулся премудрый кандей. — Видишь, пригодилась, однако!

Лёха вынырнул из сладкого плена воспоминаний и огляделся вокруг. Ясное звёздное небо, целебный морской воздух и негромкий плеск волн действовали успокаивающе. Уходить отсюда совсем не хотелось, и парень вновь закрыл глаза.

…Парни из палубной команды коротали «штормовые» вечера за разговорами и байками в кают-компании, безраздельным хозяином которой был, конечно, Петрович. Работать в такую погоду было нельзя, а спать уже всем надоело. Пожилой кандей и сам любил такие посиделки. Видя то, с каким неподдельным вниманием слушают его молодые пацаны, он не переставал удивлять их новыми историями из своей богатой сексуальной практики, придумывая на ходу самые невероятные подробности своих любовных похождений. Однако на этот раз тема их разговора переместилась в более серьёзное русло.

— Море — оно ведь, как и вся планета, живое… — продолжил он начатый кем-то из моряков разговор.

— Да ладно, Петрович, хорош заливать! — попробовал возразить ему молодой «мотыль»*.

— Хорош, говоришь? — внимательно глядя ему прямо в глаза, сказал их мудрый Гуру. — Вот ты откатал вчера свою гадость за борт, лень тебе было с бочками возиться, теперь жди. Море обид не прощает. Обязательно накажет!

— Ага, давай, рассказывай… — усмехнулся тот.

— Вот что делает человек, когда его кусает комар? — неожиданно спросил кандей. — Правильно! Давит гада-кровососа!

— И чего? — не совсем понимая, к чему клонит Петрович, спросил «мотыль».

— А ничего! — передразнил его Петрович. — Почему вы решили, что вам на Земле всё дозволено? Вы кто такие вообще?

— Мы — люди, Петрович! — уверенно парировал молодой загрязнитель окружающей среды. — Венец цивилизации.

— Ха! Венец! Только хреновый какой-то «венец» получается! — разозлился кандей. — Как ты думаешь: почему всё чаще случаются землетрясения и цунами?

— Ну и почему?

— Да потому, что перетравили и засрали всё вокруг себя! — разошёлся не на шутку Петрович. — Достал уже планету такой «венец»! Вот и стряхивает она нас, как клопов-кровососов!

— Да ладно, Петрович, ты сейчас наговоришь! — вмешался молчавший до этого Рудик. — Он же совсем немного откатал, что морю от этого будет?

— Он — немного, другой — немного, третий…

Видя, что спорить бесполезно, Мажор, пренебрежительно махнув рукой, двинулся в сторону выхода на палубу.

— Ты куда собрался? — спросил у него Федул.

— Покурю на воздухе.

— Какой «покурю»!? — возмутился Киргиз. — Ты видел — погода какая? Нельзя выходить!

Но Рудик его уже не слушал. Он вообще редко прислушивался к словам других людей, считая себя всегда и во всём правым. А сейчас ему казалось жизненно необходимым продемонстрировать парням своё бесстрашие перед стихией и восстановить изрядно пошатнувшийся авторитет.

— Верните этого полудурка, а то смоет его сейчас! — с тревогой попросил парней пожилой кандей.

Двое молодых и крепких палубных матросов метнулись вслед за Рудольфом на палубу, но Мажора там уже не было…

Его испуганный и невнятный крик донёсся до них откуда-то со стороны кормы.

Рудольф сидел около швартовочного кнехта, дико озираясь вокруг и не понимая, что же с ним произошло.

Он даже не успел прикурить сигарету, как ударившая сбоку волна сбила с ног и, обратным ходом, увлекла его за собой в ледяную воду. Следующей волной его забросило обратно на судно — уже в районе кормы. Подобные случаи, хоть и очень редко, но бывают. Крутому клубному тусовщику очень сильно повезло. Он совершил два полёта подряд — за борт и обратно, не получив при этом никаких серьёзных травм.

Его быстро затащили вовнутрь, ощупали на предмет переломов и привели в чувство. Кэпу решили не докладывать о ЧП, так как за подобное «приключение» пострадало бы много невинного, в сущности, народа…

С того-самого дня, мнимой «крутизны» и спеси у Рудольфа сильно поубавилось и через пару месяцев, в палубной команде, наравне с остальными, работал уже совсем другой Рудик — вполне нормальный парняга, весёлый, горластый и остроумный, безо всяких претензий на собственную исключительность!

…Как же не хотелось отсюда уходить! Столько звёзд одновременно Лёха видел лишь однажды в жизни — в Африке. Тогда он, засмотревшись на причудливые звёздные узоры, проворонил команду на постановку буя, и судну пришлось делать второй заход на косяк сардинеллы, а Лёха узнал про себя много нового от Кэпа — на потеху всей палубной команде!

…Уже немолодой, заработавший на своём морском веку немало всяческих болячек и не наживший почти ничего материального Лёха никак не может расстаться со своим Морем. Оно приходит к нему во снах, будоража его память воспоминаниями о многих простых и хороших людях, с которыми столкнула его морская судьба. Он часто вспоминает мудрые слова всезнающего Петровича.

— Море, оно только с берега хорошо и красиво смотрится, когда на пляже сидишь! — говорил их мудрый Гуру, переводя дух после очередного рабочего дня. — А вот работать там сможет далеко не каждый…

Приезжая в свой родной портовый город, Лёха при первой возможности идёт на берег. Он идёт на свидание с любимым морским воздухом, которого ему сейчас так не хватает. На свидание со своим Морем. На свидание со своей безалаберной, но прекрасной молодостью…

Сейчас Лёха, с противной старческой дотошностью, заставляет близких тщательно убирать за собой весь мусор, остающийся после отдыха на пляже. Скорее всего, тем самым, он пытается отдать долги своему Морю за тот вред, который ему пришлось вольно или невольно причинить за время своей работы на флоте.

Ведь это Море. Его Друг, которого никогда нельзя давать в обиду…

*Мотыль — моторист (жаргон).

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я