БЕЛОЕ и КРАСНОЕ. Белой акации гроздья…

Юрий Киселев

Гардемарины Морского корпуса Андрей Иевлев и его товарищ участвуют в Белой армии и с ее остатками покидают родину, где пути их расходятся. На склоне лет Андрей пишет книгу, по которой его сын Майкл готовится снять фильм и прилетает в Россию. В Москве он знакомится с человеком, чей отец воевал на стороне красных. Рождается догадка, что отцы их были братьями. Книга адресована читателю, кого интересует поиск персонажами себя, своего места в контексте исторических потрясений и связь поколений. Книга содержит нецензурную брань.

*

По отцу Майкл происходил из старинного дворянского рода Иевлевых, в котором все мужчины получали воспитание в Морском корпусе, самом именитом высшем военном учебном заведении дореволюционной России, патронируемом царствующими особами. Сменялись государи, столетия, названия Корпуса, но неизменной для Иевлевых была приверженность морю и воспитанная Корпусом преданность Вере, Царю и Отечеству.

Последним Иевлевым, на ком флотская традиция оборвалась, оказался отец Майкла — Андрей Николаевич Иевлев. Он был в старшей гардемаринской роте, когда Николай II отрекся от престола, и к власти пришло Временное правительство. Андрей и его товарищ по Корпусу Петр Мартынов отказались присягать и ушли из Корпуса на фронт. Волей судьбы оба оказались в Москве в дни большевистского переворота в октябре 1917 года, участвовали в уличных боях, затем воевали в составе Добровольческой армии и оба закончили Гражданскую поручиками. А вот стать мичманами, как мечтали, не сбылось.

В ноябре 20-го года красные подступили к Севастополю, и армия генерала Врангеля эвакуировалась из Крыма. Франция дала русским морякам убежище в городе Бизерта в Тунисе. Петру Мартынову выхлопотали разрешение на проживание в Париже, а Андрей Иевлев перебрался в Сербию, куда эмигрировали его родители. Снова друзья встретились спустя год, когда Андрей переехал в Париж.

В первые же дни Андрей познакомился с юной художницей Аньес Леви, дочерью модного парижского адвоката. Молодые люди полюбили и вопреки воле родителей с обеих сторон поженились. Вскоре у них родилась дочь — Мари.

Через несколько лет Андрей уже работал ассистентом оператора на киностудии «Гомон», а Аньес стала модной художницей. Удача, казалось, улыбалась им. Но после убийства фашиствующим русским эмигрантом Горгуловым президента Франции Поля Думера в 1932 году, симпатии французов к русским охладели. А на следующий год к власти в Германии пришел Гитлер. Ситуация в Европе накалялась, и Иевлевы решили уехать в Америку. Майкл родился уже в Нью-Йорке.

Он уже ходил в школу, когда отцу предложили работу на голливудской студии, и семья переехала в Лос-Анджелес. Там Майкл закончил школу, по традиции отслужил в Navy, поступил в киношколу при Южно-Калифорнийском университете и стал, как и отец, режиссером, но не документалистом, а игрового кино. Сняв несколько фильмов, Майкл задумал картину на материале отцовской молодости: историю двух гардемаринов, которые пройдя сквозь смутное время революций и войн, вынуждены покинуть родину.

Первым советчиком Майкла был отец. Отец удивительно чувствовал перспективу того или иного проекта, и Майкл поделился задумкой с ним, тем более что тема касалась самой значимой для отца части жизни. Против ожидания, отец принял затею сына в штыки, заявив, что такой фильм можно снять только в России и с русскими актерами.

— Разве у нас нет актеров? — не соглашался Майкл.

— Видишь ли, есть нечто, что невозможно сыграть. Русский дух. Это относится к любой стране. Когда американцы играют русских, а русские американцев — карикатура! Национальный дух уникален. Как и природа. Где ты будешь снимать? В Голливуде из фанеры Россию построишь? Не обессудь, Мика, не покупаю.

После выхода картины английского режиссера Дэвида Лина «Доктор Живаго» по роману Пастернака, Майкл опять завел разговор. Отец саркастически усмехнулся:

— И что ж из этого получилось?

— Отличный фильм!

— Ну полно, Мика. Любовная история с гарниром из опилок. Режиссер полагал, что зритель несведущ и скушает это за русскую историю. Черта с два! Зрителя на опилках не проведешь. Хоть горы насыпь!

— Отчего ж? Картина имела успех!

— Любовь всегда имеет успех. Но помилуй, какое это имеет отношение к России? Ты же читал роман — какой Омар Шариф русский доктор? Картинный красавчик, без тонов и обертонов. А Джули Кристи со стеклянными глазами? Это Лара? любящая русская баба? кому в глаза загляни — утонешь, какая глубь! Стыдно слышать это от русского человека.

— По маме я еврей, — улыбнулся Майкл.

— По маме, по маме… А по папе, по-русскому — ты русский! — еще больше вскипятился отец. — Ты вырос на русском языке, на русской литературе. Какой ты, к черту, еврей! Ты знаешь их язык, соблюдаешь обычаи? Ходишь в синагогу?

— Хожу с тобой в православную. Изредка. Ты ведь тоже не слишком религиозен?

— Большевики отняли у меня Веру. Но эстетически — да, мне близко православие. В нем запах России, какой я ее помню. А маменька твоя — что в ней иудейского? Она получила светское воспитание, выросла во французской культуре. Разве дело в крови? В Пушкине текла и африканская кровь, а уж более русского, более русской души не сыщешь. Уволь, Мика, не покупаю твою историю.

— Твою, папа, — улыбнулся Майкл.

— Такую историю возможно снять только в России. Но России нет.

— Все меняется…

— Верно. Может статься, в один прекрасный день, и Америка уйдет под воду, как Атлантида. Но Совдепия, Мика… на веки вечные.

Из всего Майкл заключил, что дело не в том, где и с кем снимать, а отец по какой-то тайной причине не хочет, чтобы сын делал этот фильм. По какой — Майкл так и не узнал.