Друганы. Рассказы

Юрий Сыров

Эта книга о мальчишеской жизни в средневолжской деревне. О тёплом, радостном, счастливом детстве. Для тех, кто помнит вкус и аромат хрустящей, белой от золы, с чёрными пятнышками впёкшихся угольков, корочки подового хлеба. Для тех, кто, продрогнув, влетал в сени, где бабушка сметала с него веником снег. Вбежав в дом, сдирал с себя обледеневшую одежду, прыгал на печь. Для тех, у кого самый дорогой человек детства – бабушка. Воспоминание о которой вызывает приятное томление в груди, грусть и слёзы.

Озорники

— Робя-а… — Костька застыл на месте, выпучил глаза, и снова, загробным голосом, чуть слышно прохрипел, — Робя-а…

Серёжка побледнел и вцепился в полу Костькиного пиджачка. Вовка, открыв от неожиданности рот, уставился на Костьку. Митька, знавший друга как самого себя, всплеснул руками, сплюнул и выкрикнул:

— Ну, чё?! Опять!? У Варёночки яблоки — во-о!?

Костька невозмутимо обвёл мальчишек взглядом, положил ладонь на Серёжкины вихры и, ткнув другой рукой его в лоб, торжественно изрёк:

— У Васяньки вишня — во-о!

— Ага! С Серёжкину башку! — снова, зло сплюнув, выкрикнул Митька.

Мальчишки почувствовали, что с друганами вот-вот начнётся. Начнётся активная часть скандала — отвешивание друг другу тумаков. Ситуацию спас Серёжка, больше всех не любивший эту активную часть. Он дёрнул Костьку за рукав и закричал:

— А я вчарась видал, как баушка Варя, ёвонна жона, огурцы поливала! Во-о какие! — показал пальцем на Костькину голову… но тут же, испугавшись своего смелого жеста, быстренько показал на свою, — Как… моя башка!

Посмеявшись над Серёжкиным миролюбием, мальчишки приступили к разработке плана грабежа Васянькиного сада. Набег отложили до наступления сумерек. Серёжку было решено поставить на стрёме около крыльца. Если вдруг зажжётся в сенях свет, или на крыльцо кто выйдет, то он должен громко замяукать. Не обращая внимания на начавшего тут же тренироваться Серёжку, мальчишки стали горячо спорить: кто будет рыдваном. Миссия эта была почётна и опасна! Рыдван ложился на спину, и двое помощников, встав по обе стороны грядки, тащили его за ноги по лункам с огурцами. Почётна миссия потому, что только опытный рыдван мог отличить в темноте маленькие вкусные огурцы от больших, переспелых. И, положившись только на опытность мягкого места, вовремя скомандовать: «Ну-ко стоп!», вытащить из-под зада нужный огурец и поместить его за пазуху. А опасна тем, что зад рыдвана мог наехать не только на огурец…

— У меня задница не казённа! — кричал Вовка, — вон Сашку Седельникова в прошлом годе тащили по Оганькиным лункам! Так она бутылок битых там натыкала. Всюю задницу изранил! По сю пор сидеть не могёт! Вон, Серёжку давайте потащим. Он и полегче меня.

— Я те, барану, ищо раз грю: Серёжка на стрёме. Да и маненький он ишшо. А у тя и опыту поболе, — убеждал его Костька.

Вовка, поначалу никак не соглашавшийся с доводами авторитетного Костьки, увидев свирепое лицо и сжатые кулаки Митьки, обречённо пробубнил:

— Ладно…

А Костька продолжал:

— Как пазуху заполнишь, лезешь через забор и бежишь к нашему дому.

— К нашему! — рявкнул всё ещё свирепый Митька.

— Ладно, к ихнему — согласился Костька, — а мы ещё вишню оберём. Потом забирам Серёжку и к тебе.

В сумерках мальчишки подкрались к намеченному объекту — к Васянькиному забору из двухметровых горбылей. Митька первый перескочил через него, так как был частым гостем у хлебосольных Зининых и знал все закоулки их сада.

Шарик — Васянькин пёс — с громким лаем бросился к забору. Но тут же, узнав своего друга, стал тереться широким лбом о его ноги. Митька потрепал пса за уши, скомандовал друзьям: «За мной!»

Поездка Вовкиного зада по огурцам прошла более чем успешно!

Похлопав по раздутой рубашке на его животе, Митька скомандовал:

— Ну, всё. Давай к нашему дому. Токо без нас не жрать!

И они с Костькой, сопровождаемые радостным Шариком, направились в другой конец сада воровать вишню…

Вовка подошёл к забору, достал из-за пазухи огурец, откусил, задумался… С грузом преодолеть такую высокую преграду не представлялось возможным. Хрумкая огурцом, он смело направился по тропинке мимо крыльца к садовой калитке.

Увидев в темноте напротив крыльца Вовкин, раздутый от огурцов за пазухой, силуэт, Серёжка принял его за кругленькую бабу Варю и громко замяукал. Шарик первым услышал этот ненавистный звук и, заливаясь громким лаем, бросился к калитке. В сенях зажегся тусклый свет, на крыльцо выскочила жена Васяньки:

— Шарик! Чё такое? Чё тама? Вася, ты?

А Васянька в это время брёл вдоль своего забора к дому: под хмельком из гостей шёл, от Миткиных родителей.

Вдруг стремительно, как вихри, пронеслись мимо две чёрные тени — Вовка с Серёжкой. А сверху, с высокого забора рухнул Костька, сбив с ног сразу протрезвевшего деда. Ошарашенный Васянька плюхнулся задом в заросли крапивы и застыл, уставившись на забор. Волосы зашевелились у него на голове: на фоне светловатого от луны неба на заборе чётко вырисовывалось страшное существо, похожее на огромного паука…

А это Митька повис на одном из горбылей и, растопырив руки и ноги, махал ими что есть мочи, пытаясь слететь вниз. Горбыль прошёл между его спиной и курткой, упёршись в воротник. Куртка была вельветовая, новая, любимая!

Пленник из последних сил, что есть мочи, замахал руками, ногами. Куртка, не выдержав, со страшным треском лопнула от пояса до воротника, и Митька шлёпнулся к ногам сидящего в крапиве Васяньки. Встал на четвереньки и, почти уткнувшись деду в нос своим носом, прохрипел:

— Здрасси, деда Вась…

— Митя! Никак ты, что ли? Кудыж-ты? Митя. Обожди!

Но Митька уже летел к своему дому. Прибежав, он плюхнулся на бревна рядом со ждавшими его соратниками и… прилип!

Старые почерневшие брёвна, оставшиеся ещё от постройки нового дома, лежали прямо под бабушкиными окнами. На дрова их было жалко пускать. Так и чахли они много лет, привлекая присесть, отдохнуть гулявшую ночами молодёжь. Бабушка, в отличие от этих гулявших, вставала по утрам очень рано. И до того надоело ей это соседство бессонными ночами, что взяла она да и измазала в одном месте брёвна солидолом…

Утром у колодца Васянька поведал Митькиной матери о проделках её чада. Только просил не наказывать сильно:

— Верынька, он же хороший мальчишка у вас, воспитанный. Здрасси, говорит, деда Вася.

«Воспитанный» Митька понуро сидел за бабушкиной спиной, спрятавшись там от гнева матери. Хлюпал распухшим от горя-печали мокрым носом, промокая его в бабушкину кофту. А та зашивала любимую Митькину раненую вельветку и, поправляя сползавшие с носа очки, то вздыхала, то посмеивалась:

— А-ба-а… Штаны-то нешто карасином топерь оттирать? Дак а чем-же? Боли ничем и не оттерёшь. А огурцы-то? Своих дёвать некуды… А вишни-ти нони вон скока! Дак чай весь сад заполонила. Саня-то кажну осень вырубат её, вырубат, а она вон прёт и прёт, как сорняк! Они к Васяньке за вишней… Никак у нёго слаще вишня-то? А? Озорники-и.…А солидол-то соскоблить с брёвнов надыть…