Край

Ян Кошкарев, 2018

Мечтатель-ученый пытается разгадать устройство мира, окруженного бесконечно высокой стеной, которую называют Краем. Но Край только дразнится и совсем не торопится раскрывать тайны. В довесок жизнь подкидывает целый ворох проблем, которые приходится решать, постоянно отвлекаясь от работы – секта краепоклонников требует немедленно прекратить эксперименты, бывший друг мстит за дела минувших дней, дочь влюблена в школьного учителя, и вот-вот уйдет жена. И когда жить становится совсем невмоготу, из глубин подсознания приходят твари…

ГЛАВА IV. Урок математики

14.

В расписании наметилось «окно», и Тоцкий решил пересидеть урок в учительской в компании двух мягких кресел. Кресла были старые, с протертой обивкой, но от этого не менее удобные. В углу возвышалась установленная поверх тумбы пальма и создавала иллюзию внезапного потепления. Фотообои с синим небом на всю стену дополняли впечатление.

Тоцкому нравилось смотреть на экзотическое дерево и воображать себя в отпуске далеко отсюда, в краю, где нет зимы и восемнадцать градусов тепла считаются нестерпимым заморозком.

Увы, любимое кресло напротив входа занял Иван Иванович — учитель истории и права. Тоцкий плюхнулся на второе, у двери. Он ненавидел сидеть спиной к входящим, когда кто угодно мог неприметно подкрасться сзади.

Иван Иванович смотрел на пальму, перестукивая пальцами по деревянному подлокотнику.

— Здрасьте, — поздоровался Тоцкий в надежде, что историку не захочется поговорить.

Зря надеялся.

— Осваиваетесь? — спросил Иван Иванович.

— Понемногу.

Тоцкий три года назад окончил институт, но не мог найти вменяемую работу. Остаться на кафедре не вышло. Он хотел, но группа оказалась сильной, и он не выдержал конкуренции — выбрали Антона Коробкина.

Еще до выпуска Тоцкий ходил по объявлениям в поисках вакансий, но звезды не складывались. Обязательно что-то не нравилось — или условия труда, или зарплата. Да и потребность в математиках как-то не впечатляла.

Глядя в его честные глаза выпускника математического факультета института, очередной работодатель первым делом интересовался опытом работы. Тоцкий отвечал известной формулой «откуда взяться опыту, если никто на работу не берет». Замкнутый круг.

В ответ проводящие собеседование обычно пожимали плечами и сообщали, что ищут человека, готового сходу приступить к обязанностям. Сроки горят, минута простоя стоит сумасшедших денег, а тратить время на обучение новичков ни у кого нет ни средств, ни желания.

Тогда он интересовался, откуда возьмутся специалисты, если их не учить. Ему отвечали, что обучением пусть занимаются специализированные учебные заведения.

— Вот он я! — он одной рукой показывал на грудь, а второй размахивал дипломом, понимая, что на этой вакансии ему ничего не светит.

Приходилось регулярно подрабатывать по мелочам, например, таскать кирпичи на стройке. Такая работа носила сезонный характер и не обеспечивала нормального существования в том виде, в каком его представлял Тоцкий. Чтобы отпуск выглядел отдыхом, с теплом, зелеными пальмами и синим небом, а не на грядках у тети Светы в беспомощных попытках отвоевать картошку у сорняков и жуков. Ему с трудом хватало на минимальное удовлетворение потребностей. Голодать не приходилось, но перезанимать, чтобы переотдать, случалось на регулярной основе.

Ему предложили поработать учителем математики в средней школе. В его представлении это было последним местом, где бы он хотел оказаться. Как назло, наступило затишье, и с подработкой случился полный швах.

От безысходности Тоцкий согласился на должность школьного учителя. Пройденный в институте курс педагогики и психологии посчитали достаточным для работы со старшеклассниками.

Впоследствии другие преподаватели поведали, что до него на этом месте никто долго не задерживался, а сам кабинет проклят ныне покойным Степан Анатольевичем при выходе на пенсию. Постоянная необходимость искать очередного «математика» вызвала у директора хроническую боль в области поясницы. Одна учительница ушла в декретный отпуск. Второй рассчитался и переехал в деревню, чтобы пасти коз и продавать молоко. Третий сломал ногу и, пока ее лечил, решил стать писателем.

Тоцкий утешался временностью работы. Он не собирался задерживаться в школе дольше одного учебного года, и мысленно представлял, как подает заявление на расчет, а директор, беря листок дрожащими пальцами, теряет сознание, окончательно уверяясь в существовании проклятия.

На первых занятиях он боролся со смущением. Непривычное ощущение, когда три десятка детей смотрят, как ты машешь руками перед доской, пытаясь объяснить никому не нужную теорему Виета, о которой забывают ровно в ту секунду, как узнают.

От природы Тоцкий считал себя человеком стеснительным. Мысль о публичных выступлениях вызывала в нем легкое недомогание — комок подступал к горлу, сердце падало в пятки, а язык непослушно заплетался. Дети — тоже публика, и на первых порах ему казалось, сейчас кто-то встанет, ткнет в него пальцем и скажет: «Учитель-то ненастоящий».

— Привыкайте, — Иван Иванович не переставал раздражающе стучать по подлокотникам. — Работа с детьми требует самоотдачи. Я бы сказал, самопожертвования.

Тоцкий промолчал о своих соображениях по поводу самопожертвования, самоотдачи и педагогики в целом.

— Вы совсем юны, и не в полной мере представляете суть профессии. Сколько знаний можно передать, если по-настоящему любить свое дело…

Иван Иванович многозначительно умолк. Тоцкий закрыл глаза в попытке расслабиться. Сидя у самой двери, он без труда различал в наступившей тишине голос из коридора, возвещавший о принципах мироустройства.

По соседству с учительской располагался класс географии, где Нина Егоровна рассказывала про горы и моря. Ее громогласный голос прятался низкорослом теле, и любой школьник мог посмотреть на нее свысока в буквальном смысле. С моральной точки зрения Нина Егоровна смело могла задавить харизмой любого десятиклассника — ее уважали и побаивались за суровый, но справедливый нрав.

Дверь в кабинет географии во время занятий не закрывалась. По мнению Нины Егоровны, это способствовало притоку свежего воздуха в класс — ей казалось, что в помещении жарко и душно, хотя половина школьников сидела в куртках и дрожала. Через открытую дверь в коридор проникала лекция для пятиклассников. Проходили тему «Солнце»:

— Это главное небесное тело, сложный шарообразный объект, в котором происходят многостадийные процессы. В настоящее время ученые предполагают, что сложные периодические химические реакции, о которых вы узнаете в старших классах, приводят к тому, что солнце загорается и гаснет через фиксированные временные промежутки.

— День и ночь, — крикнул кто-то из детей. — Сутки!

— Правильно, Алексей, но не обязательно об этом кричать, — пожурила Нина Егоровна. — Кроме смены дня и ночи, солнце участвует в круговом движении вдоль Края. В результате чего мы получаем… что, Алексей?

— Год?

— Да. Мы получаем год со сменой сезонов. Когда солнце находится у той части Края, где живем мы, у нас наступает лето. А у противоположной стороны мирового круга?

— Зима! — прокричали хором несколько голосов.

— Правильно, а в промежуточных положениях — соответственно весна и осень.

— Нина Егоровна, можно вопрос?

— Да, Сытина.

— Почему солнце движется? Кто его двигает?

— Хм… — Нина Егоровна сделала паузу, соображая, как ответить, чтобы пятиклассники поняли. — Представьте, что есть емкость в форме цилиндра. Дно этой банки — наш мировой круг, на поверхности которого мы живем. Стенки — это Край. Теперь, возьмем шарик, бросим внутрь и начнем совершать вращательные движения. Шарик, который у нас вместо солнца, станет вращаться по спирали. Если мы хорошо раскрутим и оставим банку в покое, наш шар будет кататься по стенкам, постепенно опускаясь.

— Значит, солнце когда-то рухнет на землю?

— Да, Сытина.

— Какой ужас!

— Не переживайте, в обморок падать не надо! Солнце снижается очень медленно и упадет на земной круг через три миллиарда лет. Свойства Края позволяют поддерживать скорость солнца, полностью возвращая ему его же тепловую энергию.

— Нина Егоровна!

— Ира, подробности тебе расскажут в седьмом классе в курсе физики. Сейчас вам и этого хватит.

Тоцкий в институте дружил с физиком Кириллом, который на студенческой попойке выпил с десяток рюмок коньяка, перешел в состояние «надо срочно поговорить за жизнь» и начал жаловаться:

— Фигня, эта наша физика. Никто ничего не знает. Умные, думают, докопались до истины… Олухи! — Кирилл выпил еще рюмку. — Пытаюсь посчитать скорость солнца, с которой ему надо двигаться, чтобы не рухнуть. Как ни считаю, получается, что за час несколько годовых оборотов должно происходить. Ерунда какая-то. Профессору нашему на кафедре показывал, тому, с бородкой такой седой… Он говорит, не лезь туда, в чем не разбираешься. А ты объясни, если грамотный! Объясни! Бороду отрастил, так поделись мудростью! Они говорят, дескать, это из-за притяжения Края, но никто опытным путем не зафиксировал, чтобы Край что-то притягивал.

И пил коньяк снова, и снова, и снова. Впоследствии он забросил физику и ушел на завод сварщиком. Сказал, наука — это не его, он для нее слишком умный, поэтому может с горя спиться, это расстроит маму, а он не хочет расстраивать маму, потому что с мамой все понятно, а с физикой непонятно совсем ничего. Еще он поклялся никогда не отращивать бороду.

Конец ознакомительного фрагмента.