Топографический кретин

Ян Ледер, 2023

Когда умирает любовь, сердце жарится на сковородке без антипригарного покрытия, и от этого не больно даже, а просто не дышится. И надо кричать, но никто не услышит. Остаётся писать – может, прочтут? Но даже если да, то всё равно не помогут: эту боль каждый переживает сам. Или – не переживает. Вечная борьба любви и жизни: то они на одной стороне, то друг против друга. Любовь уступать не готова, любовь не хочет умирать, придётся её убить. Вот тут-то сердце и взрывается. Вместе со сковородкой. Если с вами такое было, эта книжка – то ли сборник беззаботных рассказов, то ли пронзительный дневник – для вас. Если с вами такого (пока?) не было, то – тем более.

23 января

Полураспад

Переведи меня отседа в одиночку, пускай лед на стенах и днем прилечь не дают! Переведи! Печенку на бетоне отморожу, чахотку схвачу, косточки свои ревматизмом кормить буду, сапоги твои вылижу, пускай глаза мои оглохнут, уши ослепнут, кровь в говно превратится, только переведи!

Юз Алешковский

Вчера, засыпая, ты понял: твоя боль — только твоя. А сегодня, просыпаясь: как мало нужно, чтобы снова стать счастливым.

Чтобы сделать старину, кадр затемняют. Проявляется из черноты и растворяется снова. Так открывается и закрывается камера обскура. Действует безотказно, особенно если чёрно-белое. Режиссеры любят этот прием. Я тоже, только мои кадры цветные.

А для пущего драматизма — беспорядочные микрофрагменты. Мельтешат, будто вспыхивает магний. Только это опасно для эпилептиков, и телевизионщики тогда говорят: осторожно, мол, вспышка. Может, себя тоже заранее предупреждать: внимание, не расслабляться, сейчас громыхнёт миг счастья?

Или просто не закрывать глаз?

Ах как медленно она ползёт, сетуют в книгах. Да нет, нормально себе ползёт, как и должна ползти секундная стрелка: раз — и — два — и — три — и… тридцать девять — и — сорок — и — сорок один — и… и не вытерпеть больше, в глазах резь, под веками слезы: надо моргать. Только быстро, чтобы не успеть увидеть. Увидеть её.

Была ведь, недавно ещё была. Не была даже, а есть — в виде штампика в паспорте. Только, как гласит радостная еврейская поговорка, бьют не по паспорту, а по морде. Вот и получил — и не по морде даже, а под дых, и ни вздохнуть, ни охнуть.

Вот уж не думал, что возьмусь за дневник.

Отскок. №1

Банально, как же банально: сколько дневников открываются словами"Никогда не думал/а". Что ж, пусть банально. У меня эти слова хотя бы не в самом начале.

Да мало ли о чем я никогда не думал. Не думал, что могу быть таким жалким, не думал, что стану посмешищем для самого себя. Думал, что вполне уже состоявшийся муж — в обоих известных мне смыслах этого слова. Бывалый такой, много чего повидавший, много чему научившийся, много всего перебравший и нашедший наконец то, что будет теперь вовек.

Думал, что этого не разрушить и не отнять. Но еврейское счастье крепко держит своего шлемазла.

Отскок. Ожог

Однажды в лондонской электричке: рано, тесно, и не сесть. В ритм мягких покачиваний слипаются глаза. Из сомнамбулического состояния вырывает прикосновение чего-то горячего, почти обжигающего. Вырывает не сразу, перед этим успевается подумать: “Что это?” — и даже как будто слегка струсить.

Пугаться нечего: рядом пристроилась невысокая, мне до подбородка, индийская девица, одетая по-летнему, в безрукавку на бретельках. Ее оголенное плечо касается меня в районе пупа, а иногда прижимается массой толпы на полминуты, и тогда мой живот через рубашку ощущает тепло её кожи.

Это ж надо так отвыкнуть от близкого тела — принять за ожог случайное, нечаянное, невинное прикосновение!

В оригинале, на идише, счастье — это нахэс. Ребята, а другого, не такого еврейского, счастья у вас для меня не найдется?