Канут

Две вести ко князю Кануту пришли:

Одну, при богатом помине,

Шлёт сват его Магнус; из русской земли

Другая пришла от княгини.

С певцом своим Магнус словесную весть

Без грамоты шлёт харатейной:

Он просит Канута, в услугу и в честь,

Приехать на съезд на семейный;

Княгиня ж ко грамоте тайной печать

Под многим привесила страхом,

И вслух её строки Канут прочитать

Велит двум досужим монахам.

Читают монахи: «Супруг мой и князь!

Привиделось мне сновиденье:

Поехал в Роскильду, в багрец нарядясь,

На Магнуса ты приглашенье;

Багрец твой стал кровью в его терему —

Супруг мой, молю тебя слезно,

Не верь его дружбе, не езди к нему,

Любимый, желанный, болезный!»

Монахи с испугу речей не найдут:

«Святые угодники с нами!»

Взглянул на их бледные лица Канут,

Пожал, усмехаясь, плечами:

«Я Магнуса знаю, правдив он и прям,

Дружил с ним по нынешний день я —

Ужель ему веры теперь я не дам

Княгинина ради виденья!»

И берегом в путь выезжает морским

Канут, без щита и без брони,

Три отрока едут поодаль за ним,

Их весело топают кони.

Певец, что посылан его пригласить,

С ним едет по берегу рядом;

Тяжёлую тайну клялся он хранить,

С опущенным едет он взглядом.

Дыханием тёплым у моря весна

Чуть гривы коней их шевелит,

На мокрый песок набегает волна

И пену им под ноги стелет.

Но вот догоняет их отрок один,

С Канутом, сняв шлык, поравнялся:

«Уж нам не вернуться ли, князь-господин?

Твой конь на ходу расковался!»

«Пускай расковался! — смеётся Канут,—

Мягка нам сегодня дорога,

В Роскильде коня кузнецы подкуют,

У свата, я чаю, их много!»

К болоту тропа, загибаясь, ведёт,

Над ним, куда око ни глянет,

Вечерний туман свои нити прядет

И сизые полосы тянет.

От отроков вновь отделился один,

Равняет коня с господином:

«За этим туманищем, князь-господин,

Не видно твоей головы нам!»

«Пускай вам не видно моей головы —

Я, благо, живу без изъяна!

Опять меня целым увидите вы,

Как выедем мы из тумана!»

Въезжают они во трепещущий бор,

Весь полный весеннего крика;

Гремит соловьиный в шиповнике хор,

Звездится в траве земляника;

Черёмухи ветви душистые гнут,

Все дикие яблони в цвете;

Их запах вдыхаючи, мыслит Канут:

«Жить любо на Божием свете!»

Украдкой певец на него посмотрел,

И жалость его охватила:

Так весел Канут, так доверчив и смел,

Кипит в нём так молодо сила;

Ужели сегодня во гроб ему лечь,

Погибнуть в подводе жестоком?

И хочется князя ему остеречь,

Спасти околичным намёком.

Былину старинную он затянул;

В зелёном, пустынном просторе

С припевом дубравный сливается гул:

«Ой море, ой синее море!

К царевичу славному тёща и тесть

Коварной исполнены злости;

Изменой хотят они зятя известь.

Зовут его ласково в гости.

Но морю, что, мир обтекая, шумит,

Известно о их заговоре;

Не езди, царевич, оно говорит —

Ой море, ой синее море!

На верную смерть ты пускаешься в путь,

Твой тесть погубить тебя хочет,

Тот меч, что он завтра вонзит тебе в грудь,

Сегодня уж он его точит!

Страшению моря царевич не внял,

Не внял на великое горе,

Спускает ладью он на пенистый вал —

Ой море, ой синее море!

Плывёт он на верную гибель свою,

Беды над собою не чает,

И скорбно его расписную ладью

И нехотя море качает…»

Певец в ожидании песню прервал,

Украдкой глядит на Канута;

Беспечно тот едет себе вперевал,

Рвёт ветки с черёмухи гнутой;

Значение песни ему невдомёк,

Он весел, как был и с почину,

И, видя, как он от догадки далёк,

Певец продолжает былину:

«В ладье не вернулся царевич домой,

Наследную вотчину вскоре

Сватья разделили его меж собой —

Ой море, ой синее море!

У берега холм погребальный стоит,

Никем не почтён, не сторожен,

В холме том убитый царевич лежит,

В ладью расписную положен;

Лежит с погружённым он в сердце мечом,

Не в бармах, не в царском уборе,

И тризну свершает лишь море по нём —

Ой море, ой синее море!»

Вновь очи певец на Канута поднял:

Тот свежими клёна листами

Гремучую сбрую коня разубрал,

Утыкал очёлок цветами;

Глядит он на мошек толкущийся рой

В лучах золотого захода

И мыслит, воздушной их тешась игрой:

«Нам ясная завтра погода!»

Былины значенье ему невдогад,

Он едет с весельем во взоре

И сам напевает товарищу в лад:

«Ой море, ой синее море!»

Его не спасти! Ему смерть суждена!

Влечёт его тёмная сила!

Дыханьем своим молодая весна,

Знать, разум его опьянила!

Певец замолчал. Что свершится, о том

Ясней намекнуть он не смеет,

Поют соловьи, заливаясь, кругом,

Шиповник пахучий алеет;

Не чует погибели близкой Канут,

Он едет к беде неминучей,

Кругом соловьи, заливаясь, поют,

Шиповник алеет пахучий…