Вдруг в один вечер собралось к Григорью Иванычу много гостей: двое новых приезжих профессоров, правитель канцелярии попечителя Петр Иваныч Соколов и все старшие
учителя гимназии, кроме Яковкина; собрались довольно поздно, так что я ложился уже спать; гости были веселы и шумны; я долго не мог заснуть и слышал все их громкие разговоры и взаимные поздравления: дело шло о новом университете и о назначении в адъюнкты и профессоры гимназических учителей.
Неточные совпадения
Во все время первого пребывания моего в
гимназии он часто осматривал в классах мои книги и тетради, заставлял
учителей спрашивать меня при себе и нередко придирался ко мне из пустяков, а надзирателям приказывал, чтобы заставляли меня играть вместе с воспитанниками, прибавляя, что он не любит тихоней и особняков.
Первое прочитанное им письмо привело его в большое затруднение: оно все состояло из описания моего грустного ежедневного состояния, из жалоб на товарищей и даже на
учителей, из выражений горячего желания увидеть мать, оставить поскорее противную
гимназию и уехать из нее на лето в деревню.
В заключение он сказал, что правительство не затем тратит деньги на жалованье чиновникам и
учителям и на содержание казенных воспитанников, чтоб увольнять их до окончания полного курса ученья и, следовательно, не воспользоваться их службою по ученой части; что начальство
гимназии особенно должно дорожить таким мальчиком, который по отличным способностям и поведению обещает со временем быть хорошим
учителем.
В этот год много последовало перемен в казанской
гимназии: директор Пекен и главный надзиратель Камашев вышли в отставку; должность директора исправлял старший
учитель русской истории Илья Федорыч Яковкин, а должность главного надзирателя — Упадышевский.
Упадышевский очень хвалил двух старших
учителей, поступивших уже давно в
гимназию из Московского университета: Ивана Ипатыча Запольского, преподававшего физику, и Григория Иваныча Карташевского, преподававшего чистую математику.
Скоро дыханье природы проникло в мое существо и выгнало из головы моей
гимназию, товарищей,
учителей, книги и уроки.
В это время я уже горячо любил
гимназию,
учителей, надзирателей и веселых товарищей.
Он не знал, что я дома, и оттого так громко разговорился обо мне: я воротился из
гимназии ранее обыкновенного, потому что
учителя не было в классе, и прошел в свою комнату, никем не замеченный.
В продолжение восемнадцати лет, со времени своего определения в московскую
гимназию, Григорий Иваныч один только раз ездил на побывку в Малороссию, перед поступлением в звание
учителя, и вывез из родительского дома неприятное и тягостное ощущение.
Конференция собиралась каждый день; в ней председательствовал Румовский и заседали приехавшие с ним два профессора, Герман и Цеплин, директор
гимназии Яковкин и все старшие
учителя.
Хоры были полны нарядных дам, перегибавшихся через перила и старавшихся не проронить ни одного слова из того, что говорилось внизу. Около дам сидели и стояли элегантные адвокаты,
учителя гимназии в очках и офицеры. Везде говорилось о выборах и о том, как измучался предводитель и как хороши были прения; в одной группе Левин слышал похвалу своему брату. Одна дама говорила адвокату:
Воспламенившись, Катерина Ивановна немедленно распространилась о всех подробностях будущего прекрасного и спокойного житья-бытья в Т…; об
учителях гимназии, которых она пригласит для уроков в свой пансион; об одном почтенном старичке, французе Манго, который учил по-французски еще самое Катерину Ивановну в институте и который еще и теперь доживает свой век в Т… и, наверно, пойдет к ней за самую сходную плату.
Лидия тоже улыбнулась, а Клим быстро представил себе ее будущее: вот она замужем за
учителем гимназии Макаровым, он — пьяница, конечно; она, беременная уже третьим ребенком, ходит в ночных туфлях, рукава кофты засучены до локтей, в руках грязная тряпка, которой Лидия стирает пыль, как горничная, по полу ползают краснозадые младенцы и пищат.
Однажды, воротясь домой, он нашел у себя два письма, одно от Татьяны Марковны Бережковой, другое от университетского товарища своего,
учителя гимназии на родине его, Леонтья Козлова.
Неточные совпадения
— Вчера она была у меня, она очень рассержена за Гришу на
гимназию. Латинский
учитель, кажется, несправедлив был к нему.
— Представь — играю! — потрескивая сжатыми пальцами, сказал Макаров. — Начал по слуху, потом стал брать уроки… Это еще в
гимназии. А в Москве
учитель мой уговаривал меня поступить в консерваторию. Да. Способности, говорит. Я ему не верю. Никаких способностей нет у меня. Но — без музыки трудно жить, вот что, брат…
Клим усмехнулся, но промолчал. Он уже приметил, что все студенты, знакомые брата и Кутузова, говорят о профессорах, об университете почти так же враждебно, как гимназисты говорили об
учителях и
гимназии. В поисках причин такого отношения он нашел, что тон дают столь различные люди, как Туробоев и Кутузов. С ленивенькой иронией, обычной для него, Туробоев говорил:
Затем он долго и смешно рассказывал о глупости и злобе
учителей, и в память Клима особенно крепко вклеилось его сравнение
гимназии с фабрикой спичек.
Дед Аким устроил так, что Клима все-таки приняли в
гимназию. Но мальчик считал себя обиженным
учителями на экзамене, на переэкзаменовке и был уже предубежден против школы. В первые же дни, после того, как он надел форму гимназиста, Варавка, перелистав учебники, небрежно отшвырнул их прочь: