Неточные совпадения
Один
раз, сидя на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг
в саду; мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что, «верно, кому-нибудь больно» — мать послала девушку, и та через несколько минут принесла
в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка,
который, весь дрожа и не твердо опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
Я собрался прежде всех: уложил свои книжки, то есть «Детское чтение» и «Зеркало добродетели»,
в которое, однако, я уже давно не заглядывал; не забыл также и чурочки, чтоб играть ими с сестрицей; две книжки «Детского чтения»,
которые я перечитывал уже
в третий
раз, оставил на дорогу и с радостным лицом прибежал сказать матери, что я готов ехать и что мне жаль только оставить Сурку.
Дорога наша была совсем не та, по
которой мы ездили
в первый
раз в Багрово, о чем я узнал после.
Один
раз как-то без него я заглянул даже
в дедушкину комнату: она была пуста, все вещи куда-то вынесли, стояла только
в углу его скамеечка и кровать с веревочным переплетом, посредине
которого лежал тонкий лубок, покрытый войлоком, а на войлоке спали поочередно который-нибудь из чтецов псалтыря.
Прощанье было продолжительное, обнимались, целовались и плакали, особенно бабушка,
которая не один
раз говорила моему отцу: «Ради бога, Алеша, выходи поскорее
в отставку
в переезжай
в деревню.
Тут я получил
в первый
раз настоящее понятие о «пугачевщине», о
которой прежде только слыхал мимоходом.
Пришла Палагея, не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла к ручке, вздохнула несколько
раз, по своей привычке всякий
раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, подгорюнилась одною рукой и начала говорить, немного нараспев: «
В некиим царстве,
в некиим государстве…» Это вышла сказка под названием «Аленький цветочек» [Эту сказку,
которую слыхал я
в продолжение нескольких годов не один десяток
раз, потому что она мне очень нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханьем Палагеи.
Когда речь дошла до хозяина, то мать вмешалась
в наш разговор и сказала, что он человек добрый, недальний, необразованный и
в то же время самый тщеславный, что он, увидев
в Москве и Петербурге, как живут роскошно и пышно знатные богачи, захотел и сам так же жить, а как устроить ничего не умел, то и нанял себе разных мастеров, немцев и французов, но, увидя, что дело не ладится, приискал какого-то промотавшегося господина, чуть ли не князя, для того чтобы он завел
в его Никольском все на барскую ногу; что Дурасов очень богат и не щадит денег на свои затеи; что несколько
раз в год он дает такие праздники, на
которые съезжается к нему вся губерния.
Ему дали выпить стакан холодной воды, и Кальпинский увел его к себе
в кабинет, где отец мой плакал навзрыд более часу, как маленькое дитя, повторяя только иногда: «Бог судья тетушке! на ее душе этот грех!» Между тем вокруг него шли уже горячие рассказы и даже споры между моими двоюродными тетушками, Кальпинской и Лупеневской,
которая на этот
раз гостила у своей сестрицы.
Мать иногда скучала ими; но
в этот
раз попался нам хозяин — необыкновенно умный мужик,
который своими рассказами о барине всех нас очень занял и очень смешил мою мать.
Когда стало приближаться Крещенье,
которое было
в то же время днем рождения моей матери, то мать сказала один
раз, разговаривая с Александрой Ивановной
в присутствии Прасковьи Ивановны,
которая играла с моим отцом
в пикет, что очень бы желала на шестое число куда-нибудь уехать, хоть
в Старое Багрово.
Неточные совпадения
"
В первый
раз сегодня я понял, — писал он по этому случаю Пфейферше, — что значит слова: всладце уязви мя,
которые вы сказали мне при первом свидании, дорогая сестра моя по духу!
Он вышел, и на лице его
в первый
раз увидели глуповцы ту приветливую улыбку, о
которой они тосковали.
К счастию, однако ж, на этот
раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с
которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Начались драки, бесчинства и увечья; ходили друг против дружки и
в одиночку и стена на стену, и всего больше страдал от этой ненависти город,
который очутился как
раз посередке между враждующими лагерями.
Затем князь еще
раз попробовал послать «вора попроще» и
в этих соображениях выбрал калязинца,
который «свинью за бобра купил», но этот оказался еще пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и, «убив их, сжег».