Неточные совпадения
Разумеется, я ничего
не помню в связи, в непрерывной последовательности; но
многие случаи живут в моей памяти до сих пор со всею яркостью красок, со всею живостью вчерашнего события.
Я иногда лежал в забытьи, в каком-то среднем состоянии между сном и обмороком; пульс почти переставал биться, дыханье было так слабо, что прикладывали зеркало к губам моим, чтоб узнать, жив ли я; но я
помню многое, что делали со мной в то время и что говорили около меня, предполагая, что я уже ничего
не вижу,
не слышу и
не понимаю, — что я умираю.
Я и теперь так
помню эту книгу, как будто она
не сходила с моего стола; даже наружность ее так врезалась в моей памяти, что я точно гляжу на нее и вижу чернильные пятна на
многих страницах, протертые пальцем места и завернувшиеся уголки некоторых листов.
Потом прочел я «Арфаксад, халдейская повесть»,
не помню, чье сочинение, и «Нума, или Процветающий Рим», тоже Хераскова, и
много других книг в этом роде.
Хоша я еще был махонькой, когда нас со старины сюда переселили, а
помню, что
не токма у нас на деревне, да и за пять верст выше, в Берлинских вершинах, воды было
много и по всей речке рос лес; а старики наши, да и мы за ними, лес-то весь повырубили, роднички затоптала скотинка, вода-то и пересохла.
Опять и тут я
не помню многого и, может быть, самого замечательного, но, однако, могу записать один анекдот, который объясняет, в каком духе и роде были другие, пущенные в обращение для прославления Николавры.
Соня
не помнила многого из того, чтò они вспоминали, а и то, чтó она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем,
много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже
не помню. И всё случаем: я
не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Вронский никогда
не знал семейной жизни. Мать его была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после,
много романов, известных всему свету. Отца своего он почти
не помнил и был воспитан в Пажеском Корпусе.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я закрыл глаза руками и стал читать молитву,
не помню какую… Да, батюшка, видал я
много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все
не то, совсем
не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу
не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец… ну, да Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?
Увы, на разные забавы // Я
много жизни погубил! // Но если б
не страдали нравы, // Я балы б до сих пор любил. // Люблю я бешеную младость, // И тесноту, и блеск, и радость, // И дам обдуманный наряд; // Люблю их ножки; только вряд // Найдете вы в России целой // Три пары стройных женских ног. // Ах! долго я забыть
не мог // Две ножки… Грустный, охладелый, // Я всё их
помню, и во сне // Они тревожат сердце мне.
Бывало, он меня
не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас
много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его
не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я
помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.