Неточные совпадения
Какой-нибудь дикарь, бродя по берегам реки или моря для добывания себе скудной пищи или беспечно отдыхая под тенью крутого берега и растущих на нем деревьев, приметил стаи
рыб, плавающих около берегов; видел,
как голодные
рыбы жадно хватают падающих на поверхность
вод разных насекомых и древесные листья, и, может быть, сам бросал их
в воду, сначала забавляясь только быстрыми движениями
рыб.
Что же касается до лесы из индийского растения, тонкой,
как конский волос, то вся ее выгода состоит
в прозрачности и легкости; если насадка также легка (например, мухи, кузнечики и проч.), то она стоит на всех глубинах
воды и долго плавает на поверхности, не погружаясь; но зыблемости шелковых и нитяных лес она не имеет и более пригодна для уженья некрупной
рыбы без наплавка, особенно
в водах прозрачных, около полудня, когда
рыба гуляет на поверхности
воды.
Выбор мест бывает различен не только по времени года, но и по времени дня. Весною, пока
вода еще несколько мутна,
рыба бродит зря,
как говорят охотники, и клюет везде на всех глубинах, ибо берега рек еще не определились, не заросли по местам густою осокой, аиром или камышом; еще не поднялись со дна водяные травы, не всплыли лопухи; береговые деревья и кусты не оделись листьями, не покрыли прозрачные
воды тенью зеленого навеса, маня
рыбу пищею во всякое время и прохладою
в полдень.
Когда
вода еще не совсем слила и не просветлела, трудно достать раков, насекомых еще никаких нет, и потому единственная насадка — черви; но
как скоро река войдет
в межень и образуются тихие места, то на них всякая нехищная
рыба очень охотно станет брать на хлеб.
Разумеется, мы говорим о прикормке постоянной, которую хорошо приготовлять следующим образом: берутся хлебные зерна ржи, овса, пшеницы или
какие есть; прибавляются отруби, корки ржаного хлеба, особенно пригорелые (
рыба далеко слышит их запах), все это кладется
в чугун, наливается
водой и ставится
в жаркую печь, сутки на двое так, чтобы совершенно разопрело.
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас
как сольет
вода, покуда не выросла трава около берегов и на дне реки, пруда или озера и не развелись водяные насекомые, следственно
в самое голодное для
рыбы время, то можно так привадить
рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки
в одно и то же время; разумеется, уже
в это время предпочтительно надобно и удить.
Нет, кажется, ничего проще,
как взять удочку, насадить червячка или кусок хлеба, закинуть
в воду и, когда погрузится наплавок, вытащить
рыбу на берег.
Если бы кто-нибудь вздумал спросить меня хотя ради шутки: что я разумею под словами «нравы
рыб?», то я отвечал бы, что под этими словами я разумею вообще природные свойства
рыб, то есть
в каких водах преимущественно любят жить такие-то породы
рыб, что составляет их любимую пищу,
в какое время года и
в какое время дня держится
рыба в таких-то местах, и проч. и проч.
За неимением кольца можно довольно успешно отдевать удочки шестом, точно так,
как я говорил об отдеванье запутавшейся
в траве
рыбы. Но может случиться, что нет ни кольца, ни шеста и некому лезть
в воду, чтобы отцепить крючок — потеря его неизбежна; остается оторвать и сколько можно сохранить лесу; для этого нет другого средства,
как навивать ее на удилище до тех пор, пока она лопнет.
При совершенной тишине
в воздухе поверхность
воды волнуется,
как будто ветром, от вертящейся и прыгающей
рыбы; брызги летят во все стороны, и плеск
воды слышен издалека.
Говорят и пишут, что щуки живут до трехсот лет, а карпии — более ста, чему,
как уверяют печатно, были деланы несомненные опыты, ибо
в пруды, которые никогда не сходят, но освежаются проточною
водою или внутренними родниками, пускали маленьких щук и карпий с золотыми или серебряными кольцами, продетыми сквозь щечную кость, с означением на кольцах года: таких
рыб ловили впоследствии (разумеется, уже потомки) и убедились по надписям годов
в их долговечности.
Рыба очень нередко задыхается зимой под льдом даже
в огромных озерах и проточных прудах: [Из многих, мною самим виденных таких любопытных явлений самое замечательное случилось
в Казани около 1804 г.: там сдохлось зимою огромное озеро Кабан; множество народа набежало и наехало со всех сторон:
рыбу,
как будто одурелую, ловили всячески и нагружали ею целые воза.] сначала,
в продолжение некоторого времени, показывается она
в отверстиях прорубей, высовывая рот из
воды и глотая воздух, но ловить себя еще не дает и даже уходит, когда подойдет человек; потом покажется гораздо
в большем числе и
как будто одурелая, так что ее можно ловить саком и даже брать руками; иногда всплывает и снулая.
Я замечал, что где часто окармливали
рыбу, там она значительно уменьшалась, хотя число пойманной посредством отравы ничего не значило
в сравнении с числом
рыбы,
какое вылавливали прежде ежегодно,
в той же
воде, обыкновенными рыболовными снастями.
Но
как скоро дрогнет
вода, то есть пойдет на убыль,
рыба поворачивает назад и с таким же стремлением скатывается вниз, с
каким до сих пор шла вверх, для чего немедленно бросается она из мелких мест
в глубокие, из разливов —
в материк.
Я сейчас говорил о том,
как иногда бывает трудно разводить некоторые породы
рыб в такой
воде, где прежде их не было; но зато сама
рыба разводится непостижимым образом даже
в таких местах, куда ни ей самой, ни ее икре, кажется, попасть невозможно,
как, например:
в степных озерах, лежащих на большом расстоянии от рек, следственно не заливаемых никогда полою
водою, и
в озерах нагорных.
Ни один, от старого до малого, не пройдет мимо реки или пруда, не поглядев,
как гуляет вольная рыбка, и долго, не шевелясь, стоит иногда пешеход-крестьянин, спешивший куда-нибудь за нужным делом, забывает на время свою трудовую жизнь и, наклонясь над синим омутом, пристально смотрит
в темную глубь, любуясь на резвые движенья
рыб, особенно, когда она играет и плещется,
как она, всплыв наверх, вдруг, крутым поворотом, погружается
в воду, плеснув хвостом и оставя вертящийся круг на поверхности, края которого, постепенно расширяясь, не вдруг сольются с спокойною гладью
воды, или
как она, одним только краешком спинного пера рассекая поверхность
воды — стрелою пролетит прямо
в одну какую-нибудь сторону и следом за ней пробежит длинная струя, которая, разделяясь на две, представляет странную фигуру расходящегося треугольника…
Но бог знает, справедливо ли это объяснение: сторожкая, пугливая
рыба, увидев
какую бы то ни было движущуюся фигуру, может уплыть прочь, спрятаться — это понятно; но дальнейших соображений осторожности я не признаю: почему же головли берут редко и
в глубоких местах,
в воде непрозрачной, где рыбака решительно не видно?
Между тем вдруг головль сделал отчаянный прыжок и выскочил на густую осоку, которая свесилась с берега и была поднята подтопившею его
водою: стоило только осторожно взять головля рукой или накрыть его сачком и вытащить на берег таском; но я, столь благоразумный, терпеливый, можно сказать искусный рыбак, соблазнился тем, что
рыба лежит почти на берегу, что надобно протащить ее всего какую-нибудь четверть аршина до безопасного места, схватил за лесу рукою и только натянул ее — головль взметнулся,
как бешеный, леса порвалась, и он перевалился
в воду…
Весной, едва реки начнут входить
в берега и
воды проясняться,
как начинается самый жадный клев лещей, потому что они тощи, голодны после извержения икры и молок,
как и всякая
рыба, а корму еще мало.
Они разводятся
в невероятном количестве
в самых нечистых
водах и первые годы растут очень скоро,
как и всякая
рыба.
Угол отражения дроби (всегда равный углу падения) будет зависеть от того,
как высок берег, на котором стоит охотник.] но даже бьют, или, правильнее сказать, глушат, дубинами,
как глушат всякую
рыбу по тонкому льду; [
Как только
вода в пруде или озере покроется первым тонким и прозрачным льдом, способным поднять человека, ходят с дубинками по местам не очень глубоким.
Щука гуляла с ним по широкому пруду, погружая даже удилище совсем
в воду; рыбак плавал за нею
в лодке;
как скоро
рыба останавливалась, он брал удилище
в руки и начинал водить;
как скоро натягивалась леса прямо — бросал удилище.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе с нею водится только
в чистых, холодных и быстрых реках, даже
в небольших речках или ручьях, и
в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только
в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся,
как и форель, испещрена крупными и мелкими, черными, красными и белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета; рот довольно большой; питается мелкою
рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими
в воду снаружи и
в ней живущими.
Я сам видел,
как крестьянские мальчики ловили некрупную пеструшку, протыкая дубинками тонкий осенний лед и опуская
в пробитое отверстие нитку с крючком, насаженным навозным червяком; нитка привязывалась посередине к небольшой палочке, которая клалась поперек отверстия, так что
рыба, попав на крючок, никак не могла утащить палочку
в воду.