Неточные совпадения
Эту привычку еще легче получить человеку, у которого шея коротка: последнее обстоятельство ясно указывает
на то, что ружье, ловкое в прикладе одному, может быть неловко
другому.
Я не только видал это
на других, но и сам ходил по нескольку месяцев с подбитою скулою, продолжая от жадности стрелять из ружья большими зарядами и всякий раз сбивая щеку.
Вместо них стали употреблять так называемые рубленые пыжи, но вернее сказать — вырубаемые кружки из старых шляп и тонких войлоков посредством особенной железной формы, края которой так остры, что если наставить ее
на войлок и стукнуть сверху молотком, то она вырубит войлочный кружок, который, входя в дуло несколько натуге, весьма удобно и выгодно заменяет все
другого рода пыжи.
Притом осечки у ружья с кремнем могут происходить и от
других многих причин, кроме сырости: а) ветер может отнесть искры в сторону; б) кремень притупиться или отколоться; в) огниво потерять твердость закалки и не дать крупных искр; г) наконец, когда все это в исправности, осечка может случиться без всяких, по-видимому, причин: искры брызнут во все стороны и расположатся так неудачно, что именно
на полку с порохом не попадут.
Первое и важнейшее правило, чтоб у собаки был один хозяин и никто
другой не заставлял ее повторять те уроки, которые она учит, а потому весьма недурно, если первый и даже второй год уже настоящей охоты она будет запираема или привязываема
на цепочке или веревочке немедленно по возвращении с поля да и во все свободное время от охоты; впоследствии это сделается ненужным.
Я имел двух таких собак, которые, пробыв со мной
на охоте от зари до зари, пробежав около сотни верст и воротясь домой усталые, голодные, едва стоящие
на ногах, никогда не ложились отдыхать, не ели и не спали без меня; даже заснув в моем присутствии, они сейчас просыпались, если я выходил в
другую комнату, как бы я ни старался сделать это тихо.
Если же мне случалось по нездоровью долго не ходить
на охоту, то они, истощив все
другие знаки нетерпенья, садились или ложились передо мною и принимались лаять и выть; потом бросались ко мне ласкаться, потом подбегали к ружьям и
другим охотничьим снарядам и потом снова принимались визжать и лаять.
Вчера проходили вы по болоту, или по размокшему берегу пруда, или по лужам
на прошлогодних ржанищах и яровищах, где насилу вытаскивали ноги из разбухшего чернозема, проходили с хорошею собакой и ничего не видали; но рано поутру,
на другой день, находите и болота, и берега разливов, и полевые лужи, усыпанные дупелями, бекасами и гаршнепами;
на лужах, в полях, бывает иногда соединение всех пород дичи — степной, болотной, водяной и даже лесной.
Никто не видывал, как, когда, в каком количестве прилетают они; но при появлении первых проталин в мелком лесу,
на опушках большого леса, в парках и садах, в малиннике, крыжовнике и
других ягодных кустарниках, особенно в кустах болотных, около родников, немедленно появляются вальдшнепы, иногда поодиночке, иногда вдруг большими высыпками.
Перепелки точно бывают так жирны осенью, что с трудом могут подняться, и многих брал я руками из-под ястреба; свежий жир таких перепелок, употребленных немедленно в пищу, точно производит ломоту в теле человеческом; я испытал это
на себе и видал
на других, но дело в том, что это были перепелки обыкновенные, только необыкновенно жирные.
Этот лет по одним и тем же местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие
на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также был им замечен по своей величине и отличному от
других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Иногда большие куски этой плены отрываются от берега и пловучими островами, со всею зеленью, деревьями и живущею
на них птицей, гуляют по озеру и пристают то к тому, то к
другому берегу, повинуясь направлению ветра; иногда опять прирастают к берегам.
Токов [Током называется место, куда весною постоянно слетаются самцы и самки некоторых пород дичи для совокупления и где между самцами, которых всегда бывает несравненно более, происходит драка] бекасиных я никогда не замечал и ни от кого о них не слыхал, почему и полагаю, что бекасы разбиваются
на пары, как и
другие куличьи породы.
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под ногами, но довольно твердых и способных для ходьбы, покрытых небольшими и частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими стрельбе, производить охоту целым обществом; охотники идут каждый с своею собакой, непременно хорошо дрессированною, в известном
друг от
друга расстоянии, ровняясь в одну линию.
Я нигде не встречал таких обширных и отлично удобных болот, как в Симбирской и Пензенской губерниях, особенно
на границе и той и
другой, по реке Инзе.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, — что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские, так равно и мордва, чуваши и даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами, то есть сильями, вплетенными,
на расстоянии полуаршина
друг от
друга, в длинную тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю
на тех местах тока, где нужно их расставить.
Впрочем, эти перышки нисколько не похожи
на волосы, и скорее их назвать косичками, но
другого имени гаршнеп у нас не имеет, а потому должен остаться при своей немецкой кличке, не вовсе удачной, но всем известной.
— Гаршнеп обыкновенно очень смирен, вылетает из-под ног у охотника или из-под носа у собаки после долгой стойки без малейшего шума и летит, если хотите, довольно прямо, то есть не бросается то в ту, то в
другую сторону, как бекас; но полет его как-то неверен, неровен, похож
на порханье бабочки, что, вместе с малым объемом его тела, придает стрельбе гаршнепов гораздо более трудности, чем стрельбе дупелей, особенно в ветреное время.
— Основываясь
на том, что они питаются единственно корешками растений, их готовят непотрошенными: честь, которой не удостоивается никакая
другая дичь, кроме дроздов, из уважения к ягодной пище, которую употребляют они в известное время года.
После трехнедельного сиденья вылупляются куличата, покрытые желтовато-серым пухом; они сейчас получают способность бегать и доставать себе пищу;
на другой день их уже нет в гнезде.
Может быть, кулика-сороку и не следовало бы помещать в разряд болотной дичи, потому что он выводит детей не в болотах, а
на голых, песчаных берегах рек; но еще менее причислять его к разрядам
другой дичи.
Он не так смирен, как
другие, или, может быть, так кажется оттого, что не стоит
на одном месте, а все бежит вперед, летает очень быстро, и убить его в лет, в угон или в долки довольно трудно, а гораздо легче срезать его впоперек, когда он случайно налетит
на охотника, ибо, повторяю, полет его быстрее полета всех
других куличков, после бекаса.
На воде они держатся
друг от
друга не в далеком расстоянии, и потому мне случалось убивать поплавков одним зарядом по три и по четыре штуки.
Чернозобики в Оренбургской губернии бывают только пролетом весною, с половины до конца апреля; в продолжение же лета и даже осенью я никогда чернозобиков не встречал, но слыхал, что в Пензенской губернии появляются они
на короткое время в августе; разумеется, это обратный пролет; может быть, то же бывает в
других уездах и Оренбургской губернии.
Имя же перевозчика дано ему охотниками вследствие того, что он очень часто перелетает с одного берега
на другой — речки, реки, пруда или озера.
Если двое охотников идут по обоим берегам и своим приближением спугивают зуйка, то он будет повторять этот маневр, то есть перелет с одного берега
на другой, противоположный, всегда с обычным криком, пожалуй сто раз сряду, точно переправляется или перевозится с одной стороны
на другую.
Вот точное описание с натуры петушка курахтана, хотя описываемый далеко не так красив, как
другие, но зато довольно редок по белизне своей гривы: нос длиною в полвершка, обыкновенного рогового цвета; глаза небольшие, темные; головка желтовато-серо-пестрая; с самого затылка начинается уже грива из белых, длинных и довольно твердых в основании перьев, которые лежат по бокам и по всей нижней части шеи до самой хлупи;
на верхней же стороне шеи, отступя пальца
на два от головы, уже идут обыкновенные, серенькие коротенькие перья; вся хлупь по светло-желтоватому полю покрыта черными крупными пятнами и крапинами; спина серая с темно-коричневыми продольными пестринами, крылья сверху темные, а подбой их белый по краям и пепельный под плечными суставами; в коротеньком хвосте перышки разных цветов: белые с пятнышками, серые и светло-коричневые; ножки светло-бланжевые.
В
другой раз случилось мне застрелить среднего куличка, похожего статью
на черныша; он был весь белый, ножки имел бледно-зеленоватого цвета, а носик загнутый не книзу, а кверху, как у морского куличка.
Если случится застать болотную курицу
на месте проходимом, то она сейчас уйдет в непроходимое; застрелить ее, как дупеля или коростеля из-под собаки, — величайшая редкость; скорее убить, увидев случайно, когда она выплывет из камыша или осоки, чтоб перебраться
на другую сторону болотного озерка, прудового материка или залива, к чему иногда ее принудить посредством собаки, а самому с ружьем подстеречь
на переправе.
Нельзя также сказать, чтобы и водилась она в чрезвычайном изобилии, но охотники смотрят
на нее с презрением и, вероятно, за то, что она попадается везде и смирнее всякой
другой дичи.
Походка их медленна, тяжела, неловка, некрасива; лебедь, гусь и утка, когда идут по земле, ступают бережно, скользя и переваливаясь с одной стороны
на другую, а утки-рыбалки почти лишены способности ходить; зато вода — их стихия!
Несколько речек, большей или меньшей величины, постепенно впадают одна в
другую. Обильнейшая водою по праву, а счастливейшая иногда без всякого права, поглощая в себе имена
других, удерживает свое собственное и продолжает течение уже многоводною и сильною рекою. Густая, разнообразная и обширная урема почти обыкновенно разрастается
на ее берегах.
Несмотря
на огромное различие в обилии и силе вод, и те и
другие реки имеют один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая летом, вода обнажает луговую сторону, и река катит свои волны в широко разметанных желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
Мне даже страшно смотреть
на необъятную массу воды, так самовластно отделяющую меня от противоположного берега, через которую без опасности нельзя иногда и попасть
на другую сторону.
Я помню в молодости моей странный случай, как
на наш большой камышистый пруд, середи уже жаркого лета, повадились ежедневно прилетать семеро лебедей; прилетали обыкновенно
на закате солнца, ночевали и
на другой день поутру, как только народ просыпался, начинал шуметь, ходить по плотине и ездить по дороге, лежащей вдоль пруда, — лебеди улетали.
Разумеется, остальные сейчас улетели, но
на другой день опять прилетели в урочный час, сели
на середину пруда, поплавали, не приближаясь к опасному камышу, погоготали между собой, собрались в кучку, поднялись, улетели и не возвращались.
На другой день мордвин соседней деревушки нашел его мертвым за версту от того места, где я стрелял.
В местах привольных, то есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами, и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно
на одном озере днюют, а
на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать, и всегда может подкрасться к ним, плавающим
на воде, щиплющим зеленую травку
на лугу, усевшимся
на ночлег вдоль берега, или подстеречь их
на перелете с одного озера
на другое в известные часы дня.
Это значит, что пища сварилась и опустилась в кишки] зобы, и снова по призывному крику стариков, при ярких лучах давно взошедшего солнца, собирается стая и летит уже
на другое озеро, плесо реки или залив пруда,
на котором проводит день.
Весьма понятно, что там, где совокупление происходит
на токах,
на общих сборищах, — ни самцы, ни самки не могут питать личной взаимной любви: они не знают
друг друга; сегодня самец совокупляется с одною самкой, а завтра с
другою, как случится и как придется; точно так же и самка.
Все утки разделяются
на пары ранее
другой дичи; селезень показывает постоянно ревнивую и страстную, доходящую до полного самоотвержения, любовь к утке и в то же время — непримиримую враждебность и злобу к ее гнезду, яйцам и детям!
Имя тоже очень выразительное: идет ли утка по земле — беспрестанно покачивается то
на ту, то
другую сторону; плывет ли по воде во время ветра — она качается, как лодочка по волнам.
Скорее убьешь крякву как-нибудь в лет, особенно поздно вечером, когда стаи летят гораздо ниже или перелетают с одной лужи
на другую.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится
на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет
на некоторое расстояние в
другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится
на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Вид бывает живописный: оба селезня перпендикулярно повиснут в воздухе, схватив
друг друга за шеи, проворно и сильно махая крыльями, чтоб не опуститься
на землю и, несмотря
на все усилия, беспрестанно опускаясь книзу. Победа также, сколько я замечал, оставалась всегда
на стороне правого.
Добрая собака, особенно водолаз или пудель, тут очень нужна; она не допустит пропасть ни одной утке, даже легко пораненной в крыло или упавшей
на отлет далеко
на другой стороне реки, иногда посреди густой и болотистой уремы.
В это время, кроме всех
других способов, их стрелять
на перелете: отправляющихся в поля и возвращающихся с полей.
Должно признаться, что все утиные породы, без исключения, по временам пахнут рыбой: это происходит от изобилия мелкой рыбешки в тех водах,
на которых живут утки; рыбешкой этою они принуждены питаться иногда по недостатку
другого корма, но мясо кряквы почти никогда не отзывается рыбой.
Все остальные части шеи, зоб и хлупь — чисто-белые; из-под шеи, по обеим щекам, по кофейному полю идут извилистые полоски почти до ушей; спина светло-сизая или серая узорчатая;
на крыльях лежат зеленовато-кофейные, золотистые полосы, сверху обведенные ярко-коричневою, а снизу белою каемочкою; по спинке к хвосту лежат длинные темные перья, окаймленные по краям беловатою бахромкою, некоторые из них имеют продольные беловатые полоски; вообще оттенки темного и белого цвета очень красивы; верхняя сторона крыльев темновато-пепельная, а нижняя светло-пепельная; такого же цвета верхние хвостовые перья; два из них потемнее и почти в четверть длиною: они складываются одно
на другое, очень жестки, торчат, как спица или шило, от чего, без сомнения, эта утка получила свое имя.
Когда утки разобьются
на пары, то шилохвости встречаются гораздо реже, чем
другие утиные породы; гнезда их и выводки молодых также попадаются редко, отчего охотник и дорожит ими более, чем кряковными утками.