Неточные совпадения
Я расскажу только об одной замечательной
утке, которую я убил, еще
будучи очень молодым охотником, а лет через десять потом убил точно такую же мой товарищ охотник, и я рассмотрел ее подробно и внимательно.
Небольшие стаи кряковных
уток окончательно разбиваются на пары, понимаются [То
есть совокупляются] и делаются смирнее, особенно потому, что подрастет трава и
уткам прятаться в ней.
Совсем другое бывает, когда охотник как-нибудь убьет
утку (хотя он всегда выбирает селезня): селезень не только
будет летать кругом охотника, не налетая, впрочем, слишком близко, по даже несколько дней сряду станет колотиться около того места, где потерял дружку.
Редкая собака не поддается обману и не погонится за ней; обыкновенно
утка уводит собаку за версту и более, но охотнику хорошо известно, что значат такие проделки, и, несмотря на то, он часто по непростительной жадности, позабыв о том, что
утка летит так плохо от яиц, то
есть от гнезда, что с нею гибнет целая выводка, сейчас ее убивает, если не помешает близкое преследованье собаки, у которой иногда она висит над рылом, как говорится.
Впрочем,
утка, отведя собаку в сторону, скоро воротится назад, налетит на охотника и все же
будет убита.
Дворовые же
утки охотно
едят и всякую мясную пищу.
Хотя
утки всегда
едят очень много, о чем я уже говорил, но никогда они так не обжираются, как в продолжение августа, потому что и молодые и старые, только что перелинявшие, тощи и жадны к еде, как выздоравливающие после болезни.
Утки улетали вверх или вниз по реке, но по привычке к своему обыкновенному местопребыванию и не желая от него отдалиться, принуждены
были разбиваться на мелкие стаи и рассаживаться кое-как по реке.
Сам же я отправлялся пешком по берегу реки, шел без всякого шума, выказываясь только в тех местах, где по положению речных извилин должны
были сидеть
утки.
Нередко удавалось мне добывать до десятка крупных и жирных крякуш, по большей части селезней, потому что, имея возможность выбирать, всегда ударишь по селезню; только советую в подобных случаях не горячиться, то
есть не стрелять в тех
уток, которые поднялись далеко.
Во-первых, надобно, чтобы поблизости не
было больших прудов и озер и чтоб утиным стаям некуда
было перемещаться, не разбиваясь; во-вторых, чтобы река текла не в пологих берегах и чтобы по ней росли кусты, без чего охотник
будет виден издалека и
утки никогда не подпустят его в меру.
Хотя шилохвостей застрелено мною мало сравнительно с другими породами
уток, но вот какой диковинный случай
был со мной: шел я однажды вниз по речке Берля, [Самарской губернии, в Ставропольском уезде] от небольшого пруда к другому, гораздо обширнейшему, находившемуся верстах в трех пониже; кучер с дрожками ехал неподалеку за мной.
Утки летели так высоко, что стрелять
было не возможно.
Не
было никакого сомнения, что это
были те же самые
утки, в которых я выстрелил: зоркий кучер мой не выпускал их из глаз.
Изумительно также тут стечение обстоятельств: надобно же
было сделаться этому перелому в самую ту минуту, когда
утки, пролетев несколько верст взад и вперед, в третий раз летели надо мной, так что шилохвость упал почти у моих ног.
Серые
утки не имеют в себе никакой особенности в отличие от других утиных пород, кроме сейчас мною сказанной, то
есть что селезень почти ничем не разнится с
уткой, и что все утиные породы пестрее, красивее серых
уток.
Многие охотники говорили мне, что
есть две породы серых
уток, сходных перьями, но различающихся величиною. Сначала я сам разделял это мнение, потому что точно в величине их замечал большую разницу; впоследствии же убедился, что она происходит от разности возраста. Впрочем, все еще остается некоторое сомнение, и я предоставляю решить его опытнейшим охотникам.
Эта
утка,
будучи менее кряковной и шилохвости, даже покороче серой
утки, имеет склад круглый и крепкий.
[Некоторые охотники утверждают, что свиязь и чирки летают в хлебные поля] К этому надобно присовокупить, что все они, не говорю уже о нырках, чаще пахнут рыбой. предположить, что, не питаясь хлебным кормом и не
будучи так сыты, как бывают кряковные, шилохвость и серые
утки, они ловят мелкую рыбешку, которая именно к осени расплодится, подрастет и бесчисленными станицами, мелкая, как овес, начнет плавать везде, по всяким водам.
Мне не хотелось мять в ягдташе бекасов и гаршнепов, и я заткнул головы обеих широконосок за кожаный ремень, которым
был подпоясан, подтянув его потуже, чтоб
утки не выпали.
Я послал собаку, и она вынесла мне уже умершую
утку чернь, которая
была вся в крови, вытекавшей из боковой раны прямо против сердца.
Утка была ранена на расстоянии по крайней мере девяноста или ста шагов, ранена рикошетом, взмывшею от воды 4-го нумера дробинкой (ибо я стрелял в чирков вдвое ближе), улетала вместе со стаей, как будто здоровая, и улетала довольно далеко; потом прилетела назад, села на прежнее место и умерла перед моими глазами.
Мне случилось однажды убить такую маленькую
утку этой породы, что она казалась маленьким кряковным утенком: по миниатюрности своей она
была очень миловидна.
Я не говорил о величине яиц предыдущих утиных пород, кроме кряковной;
будучи сходны между собою цветом и фигурой, они уменьшаются соразмерно с уменьшением величины
утки, но яйца чирят так малы и матовый, слегка зеленоватый цвет их так нежен, что нельзя не упомянуть о них особенно.
Чирки с весны парами, а потом и в одиночку попадаются охотникам везде, где только
есть вода, в продолжение всего лета, но они особенно любят маленькие речки, озерки и лужи, часто в самом селении находящиеся; прилетают даже к русским
уткам. В осеннее время иногда сделать очень удачный выстрел в навернувшуюся нечаянно стаю чирят, и мне случилось один раз убить из одного ствола моего ружья, заряженного рябчиковою дробью, девять чирков.
Мясо жирного, осеннего чирка, если не пахнет рыбой, что, к сожалению, хотя редко, но бывает, я предпочитаю даже мясу кряковной
утки, [Между некоторыми охотниками существует мнение, что чирята никогда рыбы не
едят, никогда, следовательно, не могут ею пахнуть, но оно не всегда, или, лучше сказать, не везде справедливо] в нем слышнее запах дичины.
Я могу объяснить свою ошибку только тем, что смешивал их с выводками белобрюшки или нырка:
утки их очень сходны] Beличиною, складом носа и пером чернь очень похожа на
утку нырка, то
есть верхняя часть у них черного, а нижняя — беловатого цвета.
Долго думал я, что крохаль — утка-рыбалка, особенная от гагары, потому что в молодости случилось мне убить двух гагар, которые не имели хохлов,
были гораздо белесоватее пером, крупнее телом и которых простые охотники тогда называли крохалями. Впоследствии убедился я, что это одно и то же и что убитые мною утки-рыбалки
были старые гагары, или крохали, которые всегда бывают крупнее и белесоватее. Без хохлов также попадались мне многие впоследствии, и, вероятно, хохлы имеют только селезни.
Гагары вполне утки-рыбалки и так пахнут рыбой, что
есть их почти не возможно, а потому охотники не стреляют гагар, разве для того, чтоб разрядить ружье, или для пуху, который не уступает гоголиному.
К сожалению, я не знаю коротко нравов этой
утки, которые непременно должны
быть замечательны, чему доказательством служит особенность в плоскости ног и в свивании гнезд, плавающих по воде.
Единственно волшебной быстроте своего нырянья обязан гоголь тем вниманием, которое оказывали ему молодые охотники в мое время, а может
быть, и теперь оказывают, ибо мясо гоголиное хуже всех других уток-рыбалок, а за отличным его пухом охотник гоняться не станет.
Заметив, что гоголь сначала ныряет прямо вглубь, а не в сторону или вперед, как другие
утки, и потом уже поворачивает куда ему надобно, я целил в нырнувшего гоголя, как в стоячую в воде рыбу, но успеха не
было.
В заключение повторю, что описанная мною
утка есть настоящий гоголь со всеми его замечательными особенностями, а называемые иногда большого и малого рода гоголями утки-рыбалки — не что иное, как гагары.
Впрочем, питаются и рыбой, если она попадется, и всегда ею пахнут, хотя гораздо менее уток-рыбалок. К осени лысены бывают очень жирны и
были бы довольно вкусны, если б не рыбный запах, который, однако, значительно уменьшается, если содрать с лысены кожу и потом уже ее жарить.
Мне случалось много раз подходить близко к дереву, на котором находилось гнездо с голубятами, даже влезать на него, и голубь с голубкой не бросались на меня, как болотные кулики, не отводили в сторону, прикидываясь, что не могут летать, как то делают
утки и тетеревиные курочки, — голуби перелетывали робко с дерева на дерево, тоскливо повертываясь, подвигаясь или переступая вдоль по сучку, на котором сидели, беспрестанно меняя место и приближаясь к человеку по мере его приближения к детям; едва
были слышны какие-то тихие, грустные, ропотные, прерывающиеся звуки, не похожие на их обыкновенное воркованье.
По моему мнению, это
утки поздних выводок — отсталые, запоздавшие к отлету по каким-нибудь особенным обстоятельствам: точно такими же отсталыми могут
быть и дрозды, находимые зимой около родников.
Неточные совпадения
В Левинском, давно пустынном доме теперь
было так много народа, что почти все комнаты
были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь зa стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством,
было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек,
уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
— Дяденька,
утки вчера туто
были! — прокричал он ему и пошел за ним издалека.
«Полковник чудаковат», — подумал <Чичиков>, проехавши наконец бесконечную плотину и подъезжая к избам, из которых одни, подобно стаду
уток, рассыпались по косогору возвышенья, а другие стояли внизу на сваях, как цапли. Сети, невода, бредни развешаны
были повсюду. Фома Меньшой снял перегородку, коляска проехала огородом и очутилась на площади возле устаревшей деревянной церкви. За церковью, подальше, видны
были крыши господских строений.
В доме
были открыты все окна, антресоли
были заняты квартирою учителя-француза, который славно брился и
был большой стрелок: приносил всегда к обеду тетерек или
уток, а иногда и одни воробьиные яйца, из которых заказывал себе яичницу, потому что больше в целом доме никто ее не
ел.
Глафира Исаевна брала гитару или другой инструмент, похожий на
утку с длинной, уродливо прямо вытянутой шеей; отчаянно звенели струны, Клим находил эту музыку злой, как все, что делала Глафира Варавка. Иногда она вдруг начинала
петь густым голосом, в нос и тоже злобно. Слова ее песен
были странно изломаны, связь их непонятна, и от этого воющего пения в комнате становилось еще сумрачней, неуютней. Дети, забившись на диван, слушали молча и покорно, но Лидия шептала виновато: