Неточные совпадения
Только в стрельбе с подъезда к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому что птица боится ее; но если собака вежлива, [То есть не гоняется
за птицей и совершенно послушна] то она во время самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой,
так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
Мой скромный труд получил от всех
такой благосклонный прием,
такую высокую оценку, каких я не смел ожидать] Ученые натуралисты могут смело полагаться на мои слова: никогда вероятных предположений не выдаю я
за факты и чего не видел своими глазами, того не утверждаю.
Правда, рано утром, и то уже в исходе марта, и без лыж ходить по насту, который иногда бывает
так крепок, что скачи куда угодно хоть на тройке; подкрасться как-нибудь из-за деревьев к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки по спине или чисто белого как снег беляка: он еще не начал сереть, хотя уже волос лезет; на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера или кожи с липового прутика, на котором издают ртом писк, похожий на голос самки рябца] подозвать рябчика — и кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть к вам на стол…
Все породы уток стаями, одна
за другою, летят беспрестанно: в день особенно ясный высоко, но во дни ненастные и туманные, предпочтительно по зарям, летят низко,
так что ночью, не видя их, по свисту крыльев различить многие из пород утиных.
Для предупреждения
таких досадных потерь я принял
за правило всегда прикалывать живую птицу.
Советую и всем охотникам делать то же, и делать аккуратно, потому что птица, приколотая вскользь, то есть
так, что перо не попадет в мозг, а угодит как-нибудь мимо, также может улететь, что со мной случалось не один раз, особенно на охоте
за осенними тетеревами.
Белый подбой под их хвостиками, состоящий из мелких перышек, часто мелькает в темноте, но ясно разглядеть ничего нельзя. только с достоверностию предположить, что самцы совокупляются в это время с самками и горячо дерутся
за них между собою: измятая трава и выщипанные перья, по ней разбросанные, подтверждают
такое предположение.
Мне случилось однажды, сидя в камыше на лодке с удочкой, услышать свист, похожий на отрывистый свист или крик погоныша, только не чистый, а сиповатый; вскоре
за тем выплыла из осоки болотная курица, и я подумал, что этот сиповатый крик принадлежит ей; потом, чрез несколько лет, я услышал точно
такой же сиповатый свист в камыше отдельного озерка; я послал туда собаку, наверное ожидая болотной курицы, но собака выгнала мне погоныша, которого я и убил.
Мне рассказывали многие, что гусыня перетаскивает на воду поочередно
за шею каждого гусенка, если вода далеко or гнезда или местность
так неудобопроходима, что гусенку и пролезть трудно.
Когда молодые подрастут в полгуся и больше и даже почти оперятся, только не могут еще летать, [Водяная птица в этом отношении совершенно противоположна некоторым породам степной дичи; перья в крыльях Молодых тетеревов, куропаток и перепелок вырастают прежде всего, и они еще в пушку могут перелетывать, а у всей водяной Дичи, напротив, перья в крыльях вырастают последние,
так что даже безобразно видеть на выросшем и оперившемся теле молодого гуся или утки голые папоротки с синими пеньками] что бывает в исходе июня или начале июля, — охотники начинают охотиться
за молодыми и старыми, линяющими в то время, гусями и называющимися подлинь.
Если же тревога была не пустая, если точно человек или зверь приблизится к стае — быстро поднимаются старики, и стремглав бросаются
за ними молодые, оглашая зыбучий берег и спящие в тумане воды и всю окрестность
таким пронзительным, зычным криком, что услышать его
за версту и более…
Я стреливал гусей во всякое время: дожидаясь их прилета в поле, притаясь в самом еще не вымятом хлебе, подстерегая их на перелете в поля или с полей, дожидаясь на ночлеге, где
за наступившею уже темнотою гуси не увидят охотника, если он просто лежит на земле, и, наконец, подъезжая на лодке к спящим на берегу гусям, ибо по воде подплыть
так тихо, что и сторожевой гусь не услышит приближающейся в ночном тумане лодки.
Случается, что селезень приметит и отгадает ее намерение, кинется
за ней в погоню в ту самую минуту, как она юркнет в траву или камыш, настигнет, ухватит носом
за шею, вытащит ее на воду и долго таскает и щиплет
так, что перья летят.
Редкая собака не поддается обману и не погонится
за ней; обыкновенно утка уводит собаку
за версту и более, но охотнику хорошо известно, что значат
такие проделки, и, несмотря на то, он часто по непростительной жадности, позабыв о том, что утка летит
так плохо от яиц, то есть от гнезда, что с нею гибнет целая выводка, сейчас ее убивает, если не помешает близкое преследованье собаки, у которой иногда она висит над рылом, как говорится.
Ловко также стрелять их в лет, поднимающихся с небольших речек, по берегам которых ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что в
таком случае надобно спрятаться от них
за кусты или отдалиться от берега, чтоб они, увидев человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и подождать пока они выплывут прямо на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз в разных живописных положениях.
Породы уток
так разнообразны величиной и перьями, селезни некоторых пород
так красивы, и осенью все они
так бывают жирны, что я и не в молодых летах очень любил ходить
за ними по реке рано утром, когда мороз сгонял утиные стаи с грязных берегов пруда, даже с мелких разливов, и заставлял их разбиваться врозь и рассаживаться по извилинам реки Бугуруслана.
Утки,
так же как и гуси, более любят хлебные зерна без оси, но
за неименьем их кушают и с осью, даже растеребливают ржаные снопы; по уборке же их в гумна утиные стаи летают по-прежнему в хлебные поля по утренним и вечерним зорям, подбирая насоренные на земле зерна и колосья, и продолжают свои посещения до отлета, который иногда бывает в ноябре.
Оглушительные, обморочные, всегда головные раны, после которых птицы, по-видимому убитые наповал, иногда отдыхают и улетают, — не редкость, но удивительно, как не удавился этот селезень, которого я таскал
так долго заткнутого головой
за туго подтянутым поясом?..
Если же случится подойти к воде из-за чего-нибудь,
так, чтобы не было видно охотника, то застрелить гоголя весьма легко: он плавает на воде высоко, шея его согнута, и он пристально смотрит вниз и сторожит маленьких рыбок.
Старинные охотники, да и теперь охотники деревенские, дорожат журавлями
за их величину: хотя мясо и жестковато, зато есть, что поесть. Я должен признаться, что в молодости сам с большим увлечением гонялся
за ними, жадничая убить
такую крупную дичь.
С весны и в продолжение всего лета стрепета в местах степных, далеких от жилья, не пуганые и не стреляные, особенно в одиночку или попарно, довольно смирны, но весьма скоро делаются чрезвычайно дики и сторожки, особенно стайками,
так что нередко, изъездив
за ними десятки верст и ни разу не выстрелив, я принужден бывал бросать их, хотя и видел, что они, перелетев сажен сто или двести, опустились на землю.
Несмотря на то, добрая собака с долгим и верхним чутьем весьма полезна для отыскиванья стрепетов, которые иногда, особенно врассыпную,
так плотно и крепко таятся в траве или молодом хлебе, что охотник проедет мимо и не увидит их, но собака с тонким чутьем почует стрепетов издалека и поведет прямо к ним охотника; зато боже сохрани от собаки горячей и гоняющейся
за птицей: с ней не убьешь ни одного стрепета.
Все три породы — отличные бегуны, особенно кроншнеп малого рода: когда станет к нему приближаться человек, то он, согнувши несколько свои длинные ноги, вытянув шею и наклонив немного голову, пускается
так проворно бежать, что глаз не успевает следить
за ним, и, мелькая в степной траве какою-то вьющеюся лентою, он скоро скрывается от самого зоркого охотника.
Кроншнепы с прилета, как и всякая птица, довольно сторожки; но оглядясь, скоро делаются несколько смирнее, и тогда подъезжать к ним на охотничьих дрожках или крестьянских роспусках; как же только примутся они
за витье гнезд, то становятся довольно смирны, хотя не до
такой степени, как болотные кулики и другие мелкие кулички.
Вкус мяса кроншнепов
так же совершенно различен, как и охота
за ними: с прилета они довольно сочны и вкусны, во время вывода детей — сухи и черствы, а на отлете и молодые и особенно старые, облитые жиром, превосходны.
С подхода стрелять нельзя: сивки, не подпуская в меру, начнут поодиночке перелетывать с места на место, да и бегут
так проворно, что не поспеешь
за ними.
Я становился обыкновенно на средине той десятины или того места, около которого вьются красноустики, брал с собой даже собаку, разумеется вежливую, и они налетали на меня иногда довольно в меру; после нескольких выстрелов красноустики перемещались понемногу на другую десятину или загон, и я подвигался
за ними, преследуя их
таким образом до тех пор, пока они не оставляли поля совсем и не улетали из виду вон.
Нередко убивал я более двух десятков, а взлетевших перепелок с одной десятины насчитывали иногда далеко
за сотню; но
такое многочисленное сборище сбегается только по вечерам, перед захождением солнца; разумеется, оно тут же и остается на всю ночь, а днем рассыпается врознь во все стороны, скрываясь в окружных межах, залежах и степных луговинах.
Надобно заметить, что перепелки пропадают не вдруг, а постепенно. Быв смолоду перепелятником, то есть охотником травить перепелок ястребом, я имел случай много раз наблюдать
за постепенностью их отлета. Если б я был только ружейным охотником, я никогда бы не мог узнать этого обстоятельства во всей подробности: стал ли бы я ежедневно таскаться
за одними перепелками в
такое драгоценное для стрельбы время?
Кто не знает тетерева, простого, обыкновенного, полевого тетерева березовика, которого народ называет тетеря, а чаще тетерька? Глухарь, или глухой тетерев, — это дело другое. Он не пользуется
такою известностью,
такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве
за обедом, но я уже говорил о глухаре особо. Итак, я не считаю нужным описывать в подробности величину, фигуру и цвет перьев полевого тетерева, тем более что, говоря о его жизни, я буду говорить об изменениях его наружного вида.
Подкрадываться надобно с величайшею осторожностию из-за других деревьев, без всякого шума, всегда идя
так, чтоб голова тетерева, к которому подходит охотник, была закрыта сучками или пнем дерева.
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась
за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, —
такой человек, без сомнения, может с большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару, пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (
за чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (
так выражаются этого рода охотники)…
Стреляют они мастерски и часто
такою крошечною пулечкою простреливают голову рябчика; маленькие заряды употребляют они из экономии; звуки их выстрелов
так слабы, что даже в самом близком расстоянии не сочтешь их
за выстрелы, а разве
за взрывы пистонов.
Казалось бы, вальдшнепу неловко бегать и особенно летать в лесу; он, кажется, должен цепляться
за сучья и ветви длинным носом и ногами, но на деле выходит не то: он
так проворно шныряет по земле и по воздуху в густом, высоком и мелком лесу, что это даже изумительно.
Собака с долгим чутьем, не гоняющаяся
за взлетающей дичью, много поправит неудобства этой стрельбы: она сейчас потянет и тем издали укажет, где сидит вальдшнеп; охотник не пройдет мимо и поставит себя в
такое положение, чтоб кусты и мелкий лес не помешали выстрелам.
Высыпки бывают иногда
так многочисленны, что даже опытный и хладнокровный охотник смутится и растеряется, а молодой, горячий просто с ума сойдет, и если к этому присоединится собака, которая гоняется
за птицей, то в несколько минут распугается и разлетится бог знает куда сотенная высыпка Когда случится нечаянно наткнуться на высыпку, вальдшнепы вдруг начнут вскакивать, производя довольно сильный шум крыльями и мелькая во всех направлениях: впереди, с боков и даже сзади.
Много бывает промахов по вальдшнепам, но зато нигде не бывает
таких непостижимо удачных выстрелов, как в охоте
за ними.
Присев на задние ноги, то есть сложив их на сгибе, упершись в какое-нибудь твердое основание, заяц имеет способность с
такою быстротою и силою разогнуть их, что буквально бросает па воздух все свое тело; едва обопрется он о землю передними лапками, как уже задние, далеко перепрыгнув
за передние, дают опять
такой же толчок, и бег зайца кажется одною линией, вытянутою в воздухе.
Мало этого, даже ночью сторожат зайцев на мирных гулянках большие совы и филины, [Мне рассказывали охотники, что совы и филины ловят по ночам зайцев следующим образом: они подстерегают их на тропах; одною ногою сова вкогтится в зайца, другою ухватится
за ветку куста или дерева и
таким образом держит его до тех пор, пока он не выбьется из сил; тогда сова вкогтится в него и другою лапой и окончательно задушит.
Решительно нет ничего; но я сам, рассуждающий теперь
так спокойно и благоразумно, очень помню, что в старые годы страстно любил стрельбу в узерк и, несмотря на беспрерывный ненастный дождь, от которого часто сырел на полке порох, несмотря на проклятые вспышки (ружья были тогда с кремнями), которые приводили меня в отчаяние, целые дни, правда очень короткие, от зари до зари, не пивши, не евши, мокрый до костей, десятки верст исхаживал
за побелевшими зайцами… то же делали и другие.
Тут он
так крепко иногда лежит, что мне самому случалось взминать снег ногами, чтоб взбудить русака… и что
за красота, когда он вылетит из удула, на все стороны рассыпав снежную пыль, матерой, цветной, красивый, и покатит по чистому полю!..
Я хочу сказать несколько слов о тех мелких птичках, которые употребляются в пищу и которые очень недурны вкусом, особенно если жирны. Их никто не называет дичью, и настоящие охотники редко их стреляют, разве
так, чтоб разрядить ружье или
за совершенным отсутствием всякой настоящей дичи.