Неточные совпадения
Надобно было запирать их куда-нибудь в отдаленное
место, чтоб они не надоели
своим жалобным вытьем.
Надобно заметить, что пролетающая птица не кричит
своим обыкновенным голосом, а прилетающая и занимающая
места, хотя бы и временно, сейчас начинает
свой природный, обычный крик и свист.
Пролетная птица торопится без памяти, спешит без оглядки к
своей цели, к
местам обетованным, где надобно ей приняться за дело: вить гнезда и выводить детей; а прилетная летит ниже, медленнее, высматривает привольные
места, как-будто переговаривается между собою на
своем языке, и вдруг, словно по общему согласию, опускается на землю.
В то же время, независимо от сидящих, новые стаи всего разноплеменного птичьего царства летают, кружатся над вашею головою, опускаются, поднимаются, перелетывают с
места на
место, сопровождая каждое
свое движение радостным, веселым, особенным криком.
Этот лет по одним и тем же
местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также был им замечен по
своей величине и отличному от других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Природа медленно производит эту работу, и я имел случай наблюдать ее: первоначальная основа составляется собственно из водяных растений, которые, как известно, растут на всякой глубине и расстилают
свои листья и цветы на поверхности воды; ежегодно согнивая, они превращаются в какой-то кисель — начало черноземного торфа, который, слипаясь, соединяется в большие пласты; разумеется, все это может происходить только на водах стоячих и предпочтительно в тех
местах, где мало берет ветер.
По прошествии времени весенних высыпок, на которых смешиваются все эти три лучшие породы дичи (дупель, бекас и гаршнеп), о превосходстве которых я уже довольно говорил, дупели занимают обыкновенные
свои болота с кочками, кустиками, а иногда большими кустами не мокрые, а только потные — и начинают слетаться по вечерам на тока, где и остаются во всю ночь, так что рано поутру всегда их найти еще в сборище на избранных ими
местах.
Притом гораздо более дупелей поранишь, чем убьешь наповал, да часто не найдешь и убитых, потому что охотник не выходит из скрытного
места до окончания охоты и тогда только собирает
свою добычу.
Как только сольет полая вода, болотные кулики занимают
свои родимые болота, в которых живут постоянно каждый год, если какая-нибудь особенная причина не заставит их переменить
места своего жительства. Причины бывают разные: иногда болото высыхает от того, что пропадают в нем родники или паточины; иногда от того, что их затопчет скот; иногда от того, что болото высушивается искусственно людьми и превращается в сенокосные луга или пашню.
Увы! он часто губит себя и все
свое потомство
своим бдительным надзором, открывая безжалостному охотнику криком и летаньем
место своего жилища и самое гнездо.
По большей части история оканчивается тем, что через несколько часов шумное, звучное, весело населенное болото превращается в безмолвное и опустелое
место… только легко раненные или прежде пуганные кулики, отлетев на некоторое расстояние, молча сидят и дожидаются ухода истребителя, чтоб заглянуть в
свое родное гнездо…
Все, что я писал о избиении сих последних во время вывода детей, совершается и над травниками; от большей глупости (так нецеремонно и жестко выражаются охотники) или горячности к детям они еще смелее и ближе, с беспрестанным, часто прерывающимся, коротким, звенящим криком или писком, похожим на слоги тень, тень, подлетают к охотнику и погибают все без исключения, потому что во время
своего летания около собаки или стрелка часто останавливаются неподвижно в воздухе, вытянув ноги и трясясь на одном
месте.
Хотя все кулики и кулички без исключения бегают очень проворно, но черныш бегун самый бойкий, кроме зуйка, или перевозчика; при взлете с
места и в продолжение быстрого
своего полета он издает звонкий и приятный крик, похожий на слоги тилли, тилли.
Вот все породы куликов, мне известных, кроме кроншнепов и вальдшнепов, которые займут
свои почетные
места в отделах степной и лесной дичи.
Из этого я заключаю, что болотные куры не слишком удаляются для вывода детей от обыкновенных
мест своего пребывания, как то делают некоторые породы куличков.
Водяная птица — ближайшая соседка птице болотной; выводит детей если не в болотах, то всегда в болотистых
местах, и потому я немедленно перехожу к ней, хотя она в общем разряде дичи, по
своему достоинству, должна бы занимать последнее
место.
Но какие же паровые машины втягивают водяные жилы на горные высоты, тогда как вода, по свойству
своему, занимает самое низкое
место на земной поверхности?
В это время уже не трудно подъезжать к рассеянным парам кряковных уток и часто еще удобнее подходить или подкрадываться из-за чего-нибудь: куста, берега, пригорка, ибо утка, замышляющая гнездо или начавшая нестись, никогда не садится с селезнем на открытых
местах, а всегда в каком-нибудь овражке, около кустов, болота, камыша или некошеной травы: ей надобно обмануть селезня, несмотря на его бдительность: надобно спрятаться, проползти иногда с полверсты, потом вылететь и на свободе начать
свое великое дело, цель, к которой стремится все живущее.
Почувствовав во внутренности
своей полноту и тяжесть от множества в разное время оплодотворенных семян, сделавшихся крошечными желтками, из коих некоторые значительно увеличились, а крупнейшие даже облеклись влагою белка и обтянулись мягкою, но крепкою кожицей, — утка приготовляет себе гнездо в каком-нибудь скрытном
месте и потом, послышав, что одно из яиц уже отвердело и приближается к выходу, утка всегда близ удобного к побегу
места, всего чаще на луже или озере, присядет на бережок, заложит голову под крыло и притворится спящею.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к
своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом
месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому
месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Название несколько общее, потому что самки всех утиных пород пером серы, или, если выразиться точнее, серо-пестры, и собственно так называемые серые утки очень сходны со всеми утиными самками. Но тем не менее серая утка совершенно заслуживает
свое имя, потому что она серее всех уток и особенно потому, что даже селезень ее не имеет никаких отметин. Ей по преимуществу принадлежит
место в русской песне, когда говорится...
Такие степные
места, как следует по-настоящему называть их, бывают чудно хороши весной
своею роскошною, свежею растительностью.
В июле поспевает полевая вишня;
места, где растет она, называются вишенными садками; они занимают иногда огромное пространство и сначала еще ярче краснеют издали, чем клубника, но спелая ягода темнеет и получает
свой собственный, вишневый цвет.
Выбирают привольное
место, не слишком в дальнем расстоянии от воды и леса, с изобильными пастбищами для скота, ставят войлочные
свои шатры, вообще известные под именем калмыцких кибиток, строят плетневые шалаши и водворяются в них.
В первых кочевьях башкирцы живут до тех пор, пока не потравят кругом кормов
своими стадами; тогда переселяются они на другое
место, а потом даже на третье.
Иногда станица их очень долго кружится на одном
месте, с каждым кругом забираясь выше и выше, так что, наконец, не увидит их глаз и только крик, сначала густой, резкий, зычный, потеряв
свою определенность, доходит до нас в неясных, мягких, глухих и вместе приятных звуках.
Журавль не может подняться с
места вдруг. Ему нужно сажени две-три, чтоб разбежаться. В доказательство этому я видел
своими глазами весьма странный случай: охотник, возвращавшийся домой с двумя борзыми собаками, случайно съехался со мной, и мы, продолжая путь вместе, увидели двух журавлей, ходивших по скошенному лугу очень близко от большого стога сена.
Иногда случается, что от выстрела и даже от двух выстрелов в лежащего или взлетевшего стрепета другой, близехонько притаившийся стрепет не поднимается, а потому никогда не должно брать убитого и вообще ненадобно трогаться с
места, не зарядив обоих стволов
своего ружья.
Вскоре после
своего раннего пролета начнут попадаться кроншнепы по вспаханным полям, по оттаявшему прошлогоднему жнивью, по берегам весенных луж, прудов, озер и даже плоским берегам рек, разлившихся по низменным
местам.
Я даже полагаю, что встречаемые весной по рекам, озерам и прудам степные кулики — все пролетные, еще не долетевшие до
своего настоящего местопребывания, а коренные жильцы степей прямо опускаются на степи: они тоже в
свою очередь были пролетными и шатались везде, пока не долетели до
своих выводных
мест.
Когда огненный ураган пронесется, земля остынет и перестанет дымиться, уцелевшие кроншнепы, иногда далеко отогнанные разливом огня, сейчас возвращаются к
своим гнездам, и если найдут их сгоревшими, то немедленно завивают новые, как ближе к старым и непременно на
местах или местечках, уцелевших от огня.
Итак, во второй половине апреля кроншнепы занимают степи или степные
места, иногда со всех сторон окруженные пашнею, и немедленно вьют, или, вернее сказать, устраивают
свои гнезда, потому что витья тут немного.
Потом начнешь встречать их изредка, также вместе с другой дичью, по грязным берегам прудов, весенних луж и разлившихся рек, но подъехать к ним в меру ружейного выстрела бывает очень трудно; во-первых, потому, что они сторожки, а во-вторых, потому, что другая мелкая дичь взлетывая беспрестанно от вашего приближенья, пугает и увлекает
своим примером кроншнепов; подкрасться же из-за чего-нибудь или даже подползти — невозможно потому, что
места почти всегда бывают открытые и гладкие.
В степи, на
местах своего постоянного жительства, они также сначала довольно сторожки.
Впоследствии времени, когда кроншнепы сядут на яйца или выведут молодых, добывать их гораздо больше, а в
местах не стреляных, как я уже говорил, нетрудно убивать их во множестве, но в это время, еще более исхудалые, сухие и черствые на вкус, они потеряют
свою цену, особенно степняки третьего, малого рода.
Испуганная стая, взволновавшись, с шумом улетала, но, сделав круг и не видя нигде присутствия человека, возвращалась назад и нередко вновь опускалась на прежнее
место единственно потому, что я не выходил из
своего убежища и не подбирал убитых или подстреленных кроншнепов; последнее обстоятельно очень важно, потому что к раненой птице почти всегда опустится стая.
Высаживанье это производится таким образом: весною, как только окажутся проталины, из клетки, где куропатки провели зиму, разбирают самцов и самок в отдельные коробки, наблюдая, чтобы в них входил воздух и чтобы в тесноте куропатки не задохлись; потом едут в избранное для высиживанья
место, для чего лучше выбирать мелкий кустарник, где бы впоследствии было удобно стрелять, преимущественно в озимом поле, потому что там не пасут стад и не ездят туда для пашни крестьяне, обыкновенно пускающие
своих лошадей, во время полдневного отдыха, в близлежащий кустарник; в ржаное поле вообще никто почти до жатвы не ходит и не мешает высаженным куропаткам выводиться.
Куропатки иногда так привыкают к житью
своему на гумнах, особенно в деревнях степных, около которых нет удобных
мест для ночевки и полдневного отдыха, что вовсе не улетают с гумен и, завидя людей, прячутся в отдаленные вороха соломы, в господские большие гуменники, всегда отдельно и даже не близко стоящие к ригам, и вообще в какие-нибудь укромные
места; прячутся даже в большие сугробы снега, которые наметет буран к заборам и околице, поделают в снегу небольшие норы и преспокойно спят в них по ночам или отдыхают в свободное время от приискиванья корма.
Я увидел
своими глазами причину, от которой происходит этот обман: коростель кричит, как бешеный, с неистовством, с надсадой, вытягивая шею, подаваясь вперед всем телом при каждом вскрикиванье, как будто наскакивая на что-то, и беспрестанно повертываясь на одном
месте в разные стороны, отчего и происходит разность в стиле и близости крика.
Первое уменьшение числа перепелок после порядочного мороза или внезапно подувшего северного ветра довольно заметно, оно случается иногда в исходе августа, а чаще в начале сентября; потом всякий день начинаешь травить перепелок каким-нибудь десятком меньше; наконец, с семидесяти и даже восьмидесяти штук сойдешь постепенно на три, на две, на одну: мне случалось несколько дней сряду оставаться при этой последней единице, и ту достанешь, бывало, утомив порядочно
свои ноги, исходив все
места, любимые перепелками осенью: широкие межи с полевым кустарником и густою наклонившеюся травою и мягкие ковылистые ложбинки в степи, проросшие сквозь ковыль какою-то особенною пушистою шелковистою травкою.
Настоящие же охотники предпочитают перепелкам, что и весьма справедливо, болотную дичь, которая достигает лучшей
своей поры именно в августе, то есть в одно время с перепелками; но в
местах, где болот мало или совсем нет, стрельба перепелок очень приятна и добычлива; к тому же иногда вырвать часок-другой времени из охоты за болотной дичью и посвятить его жирным осенним перепелкам.
Тетеревята имеют то особенное свойство, что через несколько дней после вылупления
своего из яиц начинают понемногу летать, или, точнее сказать, перепархивать, отчего самые маленькие называются в иных
местах так же, как перепелята, поршками.
Когда же солнце начнет склоняться к западу, тетерева поднимаются с лежки, то есть с
места своего отдохновения, опять садятся на деревья и сидят нахохлившись, как будто дремлют, до глубоких сумерек; потом пересаживаются в полдерева и потом уже спускаются на ночлег; ночуют всегда на земле.
Курочки не принимают в этом никакого участия] Оплодотворенная курочка сейчас начинает заботиться о
своем потомстве: в редколесье или мелком лесу выбирает
место сухое, не низкое, разрывает небольшую ямочку, натаскивает ветоши, то есть прошлогодней сухой травы, вьет круглое гнездо, устилает его дно мелкими перышками, нащипанными ею самою из собственной хлупи, и кладет первое яйцо.
Когда же голубка захочет поесть и порасправить
свои усталые от долгого сиденья крылья, голубь сейчас садится на ее
место.
Витютины гораздо смирнее рано утром, покуда еще не успели наесться: тут они неохотно прерывают
свой обильный завтрак и не летят прочь, а только перелетывают с одного
места на другое.
Клинтухи устроивают
свои гнезда также на главных сучьях больших дерев, но выбирают
места уединеннее, в лесах обширного объема.
Из этого описания видно, что горлинки похожи перьями и величиною на египетских голубей, [С которыми весьма охотно понимаются] даже в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише, нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет
свое замечательное
место в общем хоре птичьих голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
По достоинству
своему это — первая дичь, но так как она, хотя, по
месту жительства, принадлежит к отделу лесной дичи, но в то же время совершенно разнится с ней во всем: в устройстве
своих членов, чисто куличьем, в пище и нравах — то я решился говорить о вальдшнепе после всех пород лесной дичи.
Вальдшнепы сопровождают
свой полет особенного рода криком, или голосом: он похож на какое-то хрюканье или хрипенье и слышен задолго до появления вальдшнепа, что очень помогает стрельбе, ибо без этого предварительного звука охотник, особенно стоя в узком
месте, не заметит большей части пролетающих вальдшнепов, а когда и заметит, то не успеет поднять ружья и прицелиться.