Неточные совпадения
Я думал сначала говорить подробно
в моих записках вообще о ружейной охоте, то есть не только о
стрельбе, о дичи, о ее нравах и местах жительства
в Оренбургской губернии, но также о легавых собаках, ружьях, о разных принадлежностях охоты и вообще о всей технической ее части.
Признаюсь, именно им желал бы я быть хоть несколько полезным. Меня утешает мысль, что добрый совет по части технической может так же пригодиться им, как и наблюдения над нравами дичи или заметки и указания
в самой
стрельбе.
Распространение двуствольных ружей, выгоду которых объяснять не нужно, изменило ширину и длину стволов, приведя и ту и другую почти
в одинаковую, известную меру. Длинные стволы и толстые казны, при спайке двух стволин, очевидно неудобны по своей тяжести и неловкости, и потому нынче употребляют стволинки короткие и умеренно тонкостенные; но при всем этом даже самые легкие, нынешние, двуствольные ружья не так ловки и тяжеле прежних одноствольных ружей, назначенных собственно для
стрельбы в болоте и
в лесу.
Вообще надобно сказать, что, несмотря на новое устройство, впрочем давно уже появившееся, так называемых полуторных и двойных камер
в казенном щурупе, несмотря на новейшее изобретение замков с пистонами, — старинные охотничьи ружья били кучнее, крепче и дальше нынешних ружей, изящных по отделке и очень удобных для
стрельбы мелкою дробью мелкой дичи, но не для
стрельбы крупной дробью крупной дичи.
Несправедливо говорят, что будто ружье отдает и малыми зарядами: малый заряд тогда только отдает, когда дроби будет положено больше, чем пороху; малый заряд слышен по жидкости звука выстрелов, похожих на хлопанье арапника или пастушьего кнута, по слабому действию дроби и по тому, что при
стрельбе в цель дробь всегда обнизит, то есть ляжет ниже цели.
Мне кажется неудобным и неловким носить на плече две кожаные кишки с дробью, фляжку с порохом и особенную машинку с пистонами; еще неудобнее отмериванье зарядов на охоте, во время горячей, торопливой
стрельбы,
в дождливую погоду, а иногда и
в стужу.
Всякий охотник знает необходимость легавой собаки: это жизнь, душа ружейной охоты, и предпочтительно охоты болотной, самой лучшей; охотник с ружьем без собаки что-то недостаточное, неполное! Очень мало родов
стрельбы, где обойтись без нее, еще менее таких,
в которых она могла бы мешать.
Только
в стрельбе с подъезда к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому что птица боится ее; но если собака вежлива, [То есть не гоняется за птицей и совершенно послушна] то она во время самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой, так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
Хотя нельзя оспоривать, что для уменья хорошо стрелять нужны острый, верный глаз, твердая рука и проворство
в движениях, но эти качества необходимы только при
стрельбе пулею из винтовки или штуцера; даже и это может быть поправлено, если стрелять с приклада, то есть положа ствол ружья на сошки, забор или сучок дерева;
стрельба же из ружья дробью, особенно мелкою, требует только охоты и упражнения.
Для скорейшего же усовершенствования
в стрельбе собственно дичи сообщить молодым охотникам несколько практических наблюдений, до которых, разумеется, дойдет всякий собственным опытом, но потеряет много времени, а может быть, и охоту к ружью.
Все это у начинающего стрелять может также обратиться
в привычку и надолго помешать приобретению проворства и настоящего, полного уменья
в стрельбе дичи.
От сопротивления воздуха кончики маховых перьев (охотники называют их правильными) начинают сильно дрожать и производят означенный звук»] кружась
в голубой вышине весеннего воздуха, падая из-под небес крутыми дугами книзу и быстро поднимаясь вверх… весенняя
стрельба с прилета кончилась!..
Упоминая несколько раз о дичи, я еще не определил этого слова: собственно дичью называется дикая птица и зверь, употребляемые
в пищу человеком, добываемые разными родами ловли и преимущественно
стрельбою из ружья.
По-настоящему, до начала августа не должно стрелять молодых:
стрельба слишком проста и легка, а мясо бекасят слишком мягко, как-то слизко и особенного вкуса не имеет; но не так поступал я
в молодости, как и все горячие охотники!
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под ногами, но довольно твердых и способных для ходьбы, покрытых небольшими и частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими
стрельбе, производить охоту целым обществом; охотники идут каждый с своею собакой, непременно хорошо дрессированною,
в известном друг от друга расстоянии, ровняясь
в одну линию.
— Охотники, кончив весеннюю
стрельбу на высыпках, пользуются токами и бьют дупелей из-под собаки: по вечерам — до глубоких сумерек, по утренним зарям — до солнечного восхода; но по утрам дупели скоро от выстрелов разлетаются
в глухие места болот, иногда не
в близком расстоянии, где и остаются до вечера.
Очевидно, что во время
стрельбы собака не нужна, но поутру необходимо употреблять ее для отыскания убитых и подбитых дупелей, которые иногда имеют еще силы отойти довольно далеко.
В заключение скажу, что мне показалось как-то совестно убивать птицу пьяную, безумную, вследствие непреложного закона природы, птицу, которая
в это время не видит огня и не слышит ружейного выстрела!
Дупелей бьют по большей части тою же дробью (то есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять дробь 8-го нумера; для дупелей же, напуганных
стрельбою, — как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец, так сторожки, что поднимаются шагах
в пятидесяти или более, — я употреблял с успехом дробь 7-го нумера.
— Гаршнеп обыкновенно очень смирен, вылетает из-под ног у охотника или из-под носа у собаки после долгой стойки без малейшего шума и летит, если хотите, довольно прямо, то есть не бросается то
в ту, то
в другую сторону, как бекас; но полет его как-то неверен, неровен, похож на порханье бабочки, что, вместе с малым объемом его тела, придает
стрельбе гаршнепов гораздо более трудности, чем
стрельбе дупелей, особенно
в ветреное время.
Я никогда не находил много гаршнепов вдруг
в одном болоте (говоря о
стрельбе уже осенней), никогда двух вместе; но я слыхал от охотников, что
в других губерниях, именно
в Симбирской и Пензенской, осенью бывает гаршнепов очень много, что весьма часто поднимаются они из-под собаки по два и по три вдруг и что нередко случается убивать по два гаршнепа одним зарядом.
Хотя этот куличок, по своей малости и неудобству
стрельбы, решительно не обращает на себя внимания охотников, но я всегда любил гоняться за зуйками и стрелять их
в лет или
в бег, ходя по высокому берегу реки, под которым они бегали, я мог, забегая вперед, появляться нечаянно и тем заставлять их взлетывать.
Вообще
стрельба перевозчиков нелегкая и не изобильная, но, по мне, очень веселая: больше пяти пар зуйков
в одно поле я никогда не убивал, и то походя за ними несколько часов.
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже вся птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь
в дальний поход, появляются по голым берегам больших рек, и то на самое короткое время. Все это для
стрельбы не представляет никаких удобств.
Для
стрельбы надобно употреблять крупную утиную дробь 2-го и 3-го нумеров, а если птица дика, то и гусиную пустить
в дело.
С подхода
в это время
стрельбы нет, потому что утки сидят на открытых местах целыми стаями.
В это время только холостые утки, еще не начинавшие линять, изредка попадаются охотникам, и
стрельба утиная почти прекращается, если не считать маток, убиваемых от яиц и детей.
В продолжение августа идет самая изобильная, добычная
стрельба уток: молодые еще смирны, глупы, как выражаются охотники, и близко подпускают с подъезда.
Еще реже нахаживал я их врассыпную по речкам. Приблизительно сказать, что шилохвостей убьешь вдесятеро менее, чем кряковных. Это довольно странно, потому что во время весеннего прилета они летят огромными стаями. Во всем прочем, кроме того, что яйца их несколько уже и длиннее яиц кряковной утки, шилохвости
в точности имеют все свойства других утиных пород, следственно и
стрельба их одна и та же.
К собственному моему удивлению и огорчению, я почти незнаком с нравами и
стрельбой этой первоклассной степной дичи, хотя долго жил
в такой губернии, где дрофа
в некоторых уездах продолжает водиться довольно изобильно.
Вся эта
стрельба производится с начала весны с подъезда по сидячим и, всего чаще, по бегущим кроншнепам, а потом —
в лет, когда, при первом появлении охотника, кулики от гнезд станут налетать и виться около него.
Вот описание вывода куропаток,
стрельбы молодых и особенного способа, посредством которого разводят их
в назначенных местах, составленное одним опытным, вполне достоверным охотником Симбирской губернии, коротко знакомым с охотой этого рода.
Стрельба выходила славная и добычливая: куропатки вылетали из соломы поодиночке, редко
в паре и очень близко, из-под самых ног: тут надобно было иногда или послать собаку
в солому, или взворачивать ее самому ногами. было бить их рябчиковою дробью, даже 7-м и 8-м нумером, чего уже никак нельзя сделать на обыкновенном неблизком расстоянии, ибо куропатки, особенно старые, крепче к ружью многих птиц, превосходящих их своею величиною, и уступают
в этом только тетереву; на сорок пять шагов или пятнадцать сажен, если не переломишь крыла, куропатку не добудешь, то есть не убьешь наповал рябчиковой дробью; она будет сильно ранена, но унесет дробь и улетит из виду вон: может быть, она после и умрет, но это будет хуже промаха — пропадет даром.
Стрельбу эту не всегда назвать добычливою: если охотник и застигнет куропаток
в сборе,
в куче, то они редко подпустят его
в меру: они побегут сначала
в разные стороны и вдруг поднимутся, и потому из порядочной станицы по большей части убьешь одну, много двух куропаток.
Стрелять их довольно трудно, потому что они летают не близко, вьются не над человеком, а около него и стелются по земле именно как ласточки, отчего, особенно
в серый день, цель не видна и для охотника сколько-нибудь близорукого (каким я был всегда)
стрельба становится трудною; притом и летают они очень быстро.
Надобно заметить, что перепелки пропадают не вдруг, а постепенно. Быв смолоду перепелятником, то есть охотником травить перепелок ястребом, я имел случай много раз наблюдать за постепенностью их отлета. Если б я был только ружейным охотником, я никогда бы не мог узнать этого обстоятельства во всей подробности: стал ли бы я ежедневно таскаться за одними перепелками
в такое драгоценное для
стрельбы время?
Из всего описания образа жизни и нравов перепелок видеть, что
стрельба их должна производиться из-под собаки и всегда
в лет.
Все мелкие сорты дроби пригодны для этой
стрельбы, потому что перепелок особенно осенью, охотник может стрелять на каком угодно расстоянии: чистое поле, крепость лежки и близость взлета, к которому заблаговременно приготовиться, если собака имеет хорошую стойку, делают охотника полным господином расстояния: он может выпускать перепелку
в меру, смотря по сорту дроби, которою заряжено его ружье.
Очевидно, что выпусканье
в меру здесь так же необходимо, как при
стрельбе коростелей.
Настоящие же охотники предпочитают перепелкам, что и весьма справедливо, болотную дичь, которая достигает лучшей своей поры именно
в августе, то есть
в одно время с перепелками; но
в местах, где болот мало или совсем нет,
стрельба перепелок очень приятна и добычлива; к тому же иногда вырвать часок-другой времени из охоты за болотной дичью и посвятить его жирным осенним перепелкам.
В доказательство я укажу на то, что все охотники употребляют самую крупную дробь для
стрельбы глухарей; разумеется, я говорю об охоте
в позднюю осень или по первозимью и преимущественно о косачах.
Надобно признаться, что при осенней
стрельбе глухарей по большей части только те достаются
в руки, у которых переломлены крылья: этому причиной не одна их крепость, а неудобства
стрельбы от высоких, густыми иглами покрытых сосен.
Больше о глухаре я ничего особенного сказать не могу, а повторяю сказанное уже мною, что он во всем остальном совершенно сходен с обыкновенным тетеревом, следовательно и
стрельба молодых глухих тетеревят совершенно та же, кроме того, что они никогда не садятся на землю, а всегда на дерево и что всегда находишь их
в лесу, а не на чистых местах.
Трудная и малодобычливая
стрельба старых глухарей
в глубокую осень no-голу или по первому снегу меня чрезвычайно занимала: я страстно и неутомимо предавался ей. Надобно признаться, что значительная величина птицы, особенно при ее крепости, осторожности и немногочисленности, удивительно как возбуждает жадность не только
в простых, добычливых стрелках, но и во всех родах охотников; по крайней мере я всегда испытывал это на себе.
Стрельба тетеревов раннею весною незначительна; она прекращается, когда курочки сядут на гнезда, а косачи спрячутся
в лесные овраги и другие крепкие места, что бывает
в исходе мая.
Стрельба молодых тетеревов начинается
в июле и продолжается до начала сентября, разумеется всегда из-под собаки.
— Вот и вся бедная весенняя
стрельба тетеревов, которая продолжается до начала, много до половины мая и которою охотники очень мало и редко занимаются, ибо
в это время года идет самая горячая охота за прилетною дичью всех родов.
[
Стрельба косачей или чернышей на токах из шалашей
в Оренбургской губернии неизвестна, а равно и
стрельба их во время линьки, которая
в некоторых местах России
в большом употреблении и бывает очень добычлива, особенно
в Костромской губернии, как я слышал от тамошних охотников]
В стрельбе тетеревят главную роль играет собака, а не искусство, не ловкость охотника; от ее чутья, стойки и вежливости зависит весь успех.
Стрельба тетеревов
в осень no-голу, или по черностопу, как говорят охотники, а также по первозимью, по неглубокому еще снегу, имеет свой особенный характер.
Одного убьешь, а другие сидят кругом спокойно; но напуганные частою
стрельбою становятся очень сторожки и подпускают
в меру только рано утром, пока голодны.