Неточные совпадения
Признаюсь, именно им желал бы я быть хоть несколько полезным. Меня утешает мысль,
что добрый совет по части технической может
так же пригодиться им, как и наблюдения над нравами дичи или заметки и указания в самой стрельбе.
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно,
что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте
такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Вообще надобно сказать,
что, несмотря на новое устройство, впрочем давно уже появившееся,
так называемых полуторных и двойных камер в казенном щурупе, несмотря на новейшее изобретение замков с пистонами, — старинные охотничьи ружья били кучнее, крепче и дальше нынешних ружей, изящных по отделке и очень удобных для стрельбы мелкою дробью мелкой дичи, но не для стрельбы крупной дробью крупной дичи.
Едва ли нужно говорить о том,
что в ружейном стволе не должно быть: расстрела, выпуклостей, внутренних раковин, еще менее трещин и
что казенный щуруп должен привинчиваться всеми цельными винтами
так плотно, чтоб дух не проходил.
Звук его густ, полон и приклад ружья не толкнет, не отдаст, а только плотнее прижмется к плечу и щеке стрелка, тогда как большой заряд, не в меру, даст толчок и в плечо и в щеку,
так что от нескольких выстрелов кожа на скуле щеки покраснеет и даже лопнет.
Русские продавцы называют последнюю: «дунец», производя это слово от глагола дунуть, то есть дробь
так мелка,
что дунешь — и разлетится.
Картечь может быть
так крупна,
что заряд в харчистое, то есть широкоствольное, ружье весь состоит из осьми пулечек; самой же мелкой картечи идет на заряд того же ружья от двадцати до двадцати пяти штук.
Вместо них стали употреблять
так называемые рубленые пыжи, но вернее сказать — вырубаемые кружки из старых шляп и тонких войлоков посредством особенной железной формы, края которой
так остры,
что если наставить ее на войлок и стукнуть сверху молотком, то она вырубит войлочный кружок, который, входя в дуло несколько натуге, весьма удобно и выгодно заменяет все другого рода пыжи.
Пыжи шерстяные употребительнее других у простых охотников; они имеют одно преимущество,
что шерсть не горит, но зато заряд прибивается ими не плотно, часть дроби иногда завертывается в шерсти, и
такие пыжи, по мнению всех охотников, скорее пачкают внутренние стены ствола.
Притом осечки у ружья с кремнем могут происходить и от других многих причин, кроме сырости: а) ветер может отнесть искры в сторону; б) кремень притупиться или отколоться; в) огниво потерять твердость закалки и не дать крупных искр; г) наконец, когда все это в исправности, осечка может случиться без всяких, по-видимому, причин: искры брызнут во все стороны и расположатся
так неудачно,
что именно на полку с порохом не попадут.
Между тем осечка может случиться на охоте за
такою драгоценною добычей, потеря которой невознаградима; не говорю уже о том,
что осечка при стрельбе хищных зверей подвергает охотника великой опасности.
Все это вместе
так дорого в охоте,
что изобретение пистонов бесспорно имеет великую важность.
Только в стрельбе с подъезда к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому
что птица боится ее; но если собака вежлива, [То есть не гоняется за птицей и совершенно послушна] то она во время самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой,
так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
Если и поднимешь нечаянно, то редко убьешь, потому
что не ожидаешь; с доброю собакой, напротив, охотник не только знает,
что вот тут, около него, скрывается дичь, но знает, какая именно дичь; поиск собаки бывает
так выразителен и ясен,
что она точно говорит с охотником; а в ее страстной горячности, когда она добирается до птицы, и в мертвой стойке над нею — столько картинности и красоты,
что все это вместе составляет одно из главных удовольствий ружейной охоты.
Это опасение может войти в привычку,
так укорениться,
так овладеть мыслию охотника,
что он беспрестанно будет пропускать благоприятную минуту для выстрела.
Я много знал отличных стрелков, у которых руки были
так слабы,
что они не могли держать полного стакана воды, не расплескав его.
9) В птицу, летящую высоко и прямо над головой охотника,
так что ружье надобно поставить перпендикулярно, должно метить в голову.
Мой скромный труд получил от всех
такой благосклонный прием,
такую высокую оценку, каких я не смел ожидать] Ученые натуралисты могут смело полагаться на мои слова: никогда вероятных предположений не выдаю я за факты и
чего не видел своими глазами, того не утверждаю.
Правда, рано утром, и то уже в исходе марта, и без лыж ходить по насту, который иногда бывает
так крепок,
что скачи куда угодно хоть на тройке; подкрасться как-нибудь из-за деревьев к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки по спине или чисто белого как снег беляка: он еще не начал сереть, хотя уже волос лезет; на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера или кожи с липового прутика, на котором издают ртом писк, похожий на голос самки рябца] подозвать рябчика — и кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть к вам на стол…
Все породы уток стаями, одна за другою, летят беспрестанно: в день особенно ясный высоко, но во дни ненастные и туманные, предпочтительно по зарям, летят низко,
так что ночью, не видя их, по свисту крыльев различить многие из пород утиных.
Озимые куры, или сивки (они же и ржанки), огромными стаями начинают виться под облаками
так высоко,
что не всегда разглядишь их простыми глазами; но зато очень хорошо услышишь их беспрестанный писк, состоящий из двух коротких нот: одна повыше, другая пониже.
Заблеял дикий барашек, [
Так называет народ бекаса, потому
что он, быстро и прямо опускаясь вниз, подгибает одно крыло, а другим машет
так часто,
что от сильного упора в воздухе происходит звук, подобный блеянию барашка.
Птицы бывало
такое множество,
что все болота, разливы рек, берега прудов, долины и вражки с весенними ручьями, вспаханные поля бывали покрыты ею.
Перепелки точно бывают
так жирны осенью,
что с трудом могут подняться, и многих брал я руками из-под ястреба; свежий жир
таких перепелок, употребленных немедленно в пищу, точно производит ломоту в теле человеческом; я испытал это на себе и видал на других, но дело в том,
что это были перепелки обыкновенные, только необыкновенно жирные.
Это по большей части случается в
такие годы, когда дождливая, продолжительная осень до того насытит землю,
что она уже не принимает в себя влаги, когда внезапно последуют затем зимние морозы, выпадут необыкновенно глубокие снега, и все это повершится дождливою, дружною весною.
Струйка эта
так мала,
что не может составить никакого течения и только образует около себя маленькие лужицы мутной, иногда красноватой воды, от которой, однако, вымокают даже и болотные растения: торф обнажается и превращается в топкую, глубокую грязь.
Травы па
таких болотах бывает очень мало, и хотя они грязноваты, по не топки и мелкий скот может бродить по ним без всякого затруднения и опасности завязнуть,
что часто случается в болотах топких.
Окошки чистые, не малые, в которых стоит жидкая тина или вода, бросаются в глаза всякому, и никто не попадет в них; но есть прососы или окошки скрытные,
так сказать потаенные, небольшие, наполненные зеленоватою, какою-то кисельною массою, засоренные сверху старою, сухою травою и прикрытые новыми, молодыми всходами и побегами мелких, некорнистых трав;
такие окошки очень опасны; нередко охотники попадают в них по неосторожности и горячности, побежав к пересевшей или подстреленной птице,
что делается обыкновенно уже не глядя себе под ноги и не спуская глаз с того места, где села или упала птица.
— Весенняя стрельба бекасов с прилета несравненно труднее осенней и для меня приятнее, хотя она не
так добычлива: во-первых, потому,
что с прилета всякая птица дорога, а бекасы еще дороже, и, во-вторых, потому,
что чем более трудности, тем более требуется искусства от охотника и тем драгоценнее делается добыча.
Чем позднее осень, тем они становятся жирнее, но жирных до
такой степени бекасов, как иногда бывают дупели и гаршнепы, я не видывал.
Гаршнепов попадалось не
так много, потому
что они любят болота другого рода.
Впрочем, не всегда бекасы пропадают все вдруг; чаще случается,
что большая их часть пропадет, а некоторые останутся и держатся иногда до сильных морозов,
так что и болота начнут замерзать.
Такое определение никуда не годится уже потому,
что близорукий охотник и в пятнадцати шагах не видит пестрин; стало, ему никогда не придется стрелять, а между тем он бьет бекасов иногда лучше зоркого охотника.
Советую и всем охотникам делать то же, и делать аккуратно, потому
что птица, приколотая вскользь, то есть
так,
что перо не попадет в мозг, а угодит как-нибудь мимо, также может улететь,
что со мной случалось не один раз, особенно на охоте за осенними тетеревами.
Дупель
так сходен перьями и складом с бекасом,
что их не вдруг даже различишь, если не обратишь внимания на разность в величине и не увидишь хлупи или брюшка, которое у дупеля не белое, а серо-пестрое.
При внимательном рассмотрении окажется,
что шея его и ножки не
так длинны, нос тоже покороче и потолще бекасиного, цвет ножек зеленоватее и нижняя сторона крыльев гораздо пестрее. Конец дупелиного носа снаружи покрыт
такими же мелкими рубчиками, как у бекаса.
— Дупель, взлетывая, производит крыльями шум или шорох, по которому опытное ухо охотника сейчас отличит его от бекаса, хотя бы он вылетел сзади; но потом летит тихо,
так что его глухого покрякивания не слыхать, и садится гораздо скорее,
чем бекас.
По прошествии времени весенних высыпок, на которых смешиваются все эти три лучшие породы дичи (дупель, бекас и гаршнеп), о превосходстве которых я уже довольно говорил, дупели занимают обыкновенные свои болота с кочками, кустиками, а иногда большими кустами не мокрые, а только потные — и начинают слетаться по вечерам на тока, где и остаются во всю ночь,
так что рано поутру всегда их найти еще в сборище на избранных ими местах.
Белый подбой под их хвостиками, состоящий из мелких перышек, часто мелькает в темноте, но ясно разглядеть ничего нельзя. только с достоверностию предположить,
что самцы совокупляются в это время с самками и горячо дерутся за них между собою: измятая трава и выщипанные перья, по ней разбросанные, подтверждают
такое предположение.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, —
что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские,
так равно и мордва, чуваши и даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами, то есть сильями, вплетенными, на расстоянии полуаршина друг от друга, в длинную тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю на тех местах тока, где нужно их расставить.
Это бывает в исходе июля и в августе; тогда они делаются
так жирны,
что, не видевши, трудно поверить: летают очень тяжело и скоро опять садятся.
Дупелей бьют по большей части тою же дробью (то есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять дробь 8-го нумера; для дупелей же, напуганных стрельбою, — как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец,
так сторожки,
что поднимаются шагах в пятидесяти или более, — я употреблял с успехом дробь 7-го нумера.
Грязь была
так жидка,
что гаршнепы могли только сидеть на оголившихся камышовых корнях.
Вся хитрость состоит в том, чтоб уловить гаршнепа в ту минуту, когда он, сделав уступку ветру и будучи отнесен им в сторону, начнет опять лететь прямо; тут выходят
такие мгновения от противоборства ветра и усилий птицы,
что она стоит в воздухе неподвижно; опытные стрелки знают это и редко дают промахи по гаршнепам.
Предположение,
что они прячутся в глухие, неудобопроходимые болота, поросшие деревьями, кустами и высоким камышом, где выводят детей, держатся до совершенного их возраста и оттуда потом перемешаются снова в свои обыкновенные болота, —
такое предположение меня не удовлетворяет.
Впрочем, они
так плотно таятся и крепко лежат,
что и добрая собака проходит иногда мимо их.
Бить их очень хорошо дробью 10-го нумера, потому
что стрелять далеко не приходится, а мелкая, севкая дробь летит, как широкое решето, и хотя бы задела одним только краем,
так и сварит эту порхающую птичку.
Слава их
так повсеместна и прочна,
что не нужно распространяться об ней; но должно сказать правду,
что когда они бывают худы и сухи, то мясо их мало разнится от мяса обыкновенных куличков.
Недавно узнал я от одного почтенного охотника, П. В. Б — ва,
что дупелей, бекасов и, пожалуй, всякую другую дичь, стрелянную даже в июле, сохраняют у него совершенно свежею хоть до будущей весны. Птицу кладут в большую форму, точно
такую, в какой приготовляют мороженое, вертят ее и крепко замораживают; потом форму зарубают в лед, и, покуда он не пропадет в леднике, птица сохраняется
так свежа, как будто сейчас застрелена.
Если болотные кулики не будут истреблены в первый раз или по неуменью стрелять, или по излишней горячности охотника, то в другой раз сделаются гораздо осторожнее: налетают близко только сначала, а потом возьмут
такой вepx,
что их не достанешь и утиною дробью, да и летают над охотником лишь несколько куликов, а остальные все посядут кругом в безопасном расстоянии.