А в наглухо закрытые ставни упорно стучал осенний дождь, и тяжко и глубоко вздыхала
ненастная ночь. Отрезанные стенами и ночью от людей и жизни, они точно крутились в вихре дикого и безысходного сна, и вместе с ними крутились, не умирая, дикие жалобы и проклятия. Само безумие стояло у дверей; его дыханием был жгучий воздух, его глазами — багровый огонь лампы, задыхавшийся в глубине черного, закопченного стекла.
Все эти планы приводились в исполнение с самой блестящей постановкой на сцену, но удавались мало. Гарибальди, точно месяц в
ненастную ночь, как облака ни надвигались, ни торопились, ни чередовались, — выходил светлый, ясный и светил к нам вниз.
И смертельная тоска того, кого убивают, и дикая радость убийцы, и грозное предостережение, и зов и тьма осенней
ненастной ночи, и одиночество — все было в этом пронзительном и не человеческом и не зверином вопле.
В настоящие минуты он не внимал ничему окружающему, не понимал ничего, что вокруг него делается, и смотрел так, как будто бы для него не существовало на самом деле ни неприятностей
ненастной ночи, ни долгого пути, ни дождя, ни снега, ни ветра, ни всей крутой непогоды.
Неточные совпадения
Затем, для житья моего мне нужен был угол, угол буквально, единственно чтобы выспаться
ночью или укрыться уже в слишком
ненастный день.
Все породы уток стаями, одна за другою, летят беспрестанно: в день особенно ясный высоко, но во дни
ненастные и туманные, предпочтительно по зарям, летят низко, так что
ночью, не видя их, по свисту крыльев различить многие из пород утиных.
Прошло два года. На дворе стояла сырая,
ненастная осень; серые петербургские дни сменялись темными холодными
ночами: столица была неопрятна, и вид ее не способен был пленять ничьего воображения. Но как ни безотрадны были в это время картины людных мест города, они не могли дать и самого слабого понятия о впечатлениях, производимых на свежего человека видами пустырей и бесконечных заборов, огораживающих болотистые улицы одного из печальнейших углов Петербургской стороны.
В одиннадцать часов довольно
ненастного зимнего дня, наступившего за бурною
ночью, в которую Лиза так неожиданно появилась в Мереве, в бахаревской сельской конторе, на том самом месте, на котором
ночью спал доктор Розанов, теперь весело кипел не совсем чистый самовар. Около самовара стояли четыре чайные чашки, чайник с обделанным в олово носиком, молочный кубан с несколько замерзшим сверху настоем, бумажные сверточки чаю и сахару и связка баранок. Далее еще что-то было завязано в салфетке.
Город знал, что по его улицам в
ненастной тьме дождливой
ночи бродят люди, которым голодно и холодно, которые дрожат и мокнут; понимая, что в сердцах этих людей должны рождаться жестокие чувства, город насторожился и навстречу этим чувствам посылал свои угрозы.