И, точно торговцы старым платьем, которые на грязной площади перебрасывают
с рук на руки негодную ветошь, кричат, клянутся и бранятся, они вступили в горячий и бешеный торг. Упиваясь странным восторгом, бегая, вертясь, крича, Иуда по пальцам вычислял достоинства того, кого он продает.
Неточные совпадения
— О многом, —
с покойной улыбкой отвечал Искариот. И, заметив, вероятно, как нехорошо действует
на других его молчание, чаще стал удаляться от учеников и много времени проводил в уединенных прогулках или же забирался
на плоскую кровлю и там тихонько сидел. И уже несколько раз слегка пугался Фома, наткнувшись неожиданно в темноте
на какую-то серую груду, из которой вдруг высовывались
руки и ноги Иуды и слышался его шутливый голос.
Как раз в это время Иуда Искариот совершил первый, решительный шаг к предательству: тайно посетил первосвященника Анну. Был он встречен очень сурово, но не смутился этим и потребовал продолжительной беседы
с глазу
на глаз. И, оставшись наедине
с сухим и суровым стариком, презрительно смотревшим
на него из-под нависших, тяжелых век, рассказал, что он, Иуда, человек благочестивый и в ученики к Иисусу Назарею вступил
с единственной целью уличить обманщика и предать его в
руки закона.
Иуда также сделал вид, что верит странному неведению первосвященника, и подробно рассказал о проповеди Иисуса и чудесах, ненависти его к фарисеям и храму, о постоянных нарушениях им закона и, наконец, о желании его исторгнуть власть из
рук церковников и создать свое особенное царство. И так искусно перемешивал правду
с ложью, что внимательно взглянул
на него Анна и лениво сказал...
Сам приносил
на руках — первый раз в жизни — маленьких детей, добывая их где-то по дворам или
на улице и принужденно целуя их, чтобы не плакали, и часто случалось, что к задумавшемуся Иисусу вдруг всползало
на колени что-то маленькое, черненькое,
с курчавыми волосами и грязным носиком и требовательно искало ласки.
И
на другой еще день, в том, как поднимал Иуда
руку с откинутым большим пальцем, как он смотрел
на Фому, звучал все тот же странный вопрос...
Иуда засмеялся и, не обращая более внимания
на Петра, пошел дальше, туда, где дымно сверкали факелы и лязг оружия смешивался
с отчетливым звуком шагов. Двинулся осторожно за ним и Петр, и так почти одновременно вошли они во двор первосвященника и вмешались в толпу служителей, гревшихся у костров. Хмуро грел над огнем свои костлявые
руки Иуда и слышал, как где-то позади него громко заговорил Петр...
Вот чья-то
рука впилась в эти волосы, повалила человека и, равномерно переворачивая голову
с одной стороны
на другую, стала лицом его вытирать заплеванный пол.
Еще скатывается
с пальцев вода
на мраморные плиты, когда что-то мягко распластывается у ног Пилата, и горячие, острые губы целуют его бессильно сопротивляющуюся
руку — присасываются к ней, как щупальца, тянут кровь, почти кусают.
С отвращением и страхом он взглядывает вниз — видит большое извивающееся тело, дико двоящееся лицо и два огромные глаза, так странно непохожие друг
на друга, как будто не одно существо, а множество их цепляется за его ноги и
руки. И слышит ядовитый шепот, прерывистый, горячий...
И такой поистине сатанинскою радостью пылает это дикое лицо, что
с криком ногою отталкивает его Пилат, и Иуда падает навзничь. И, лежа
на каменных плитах, похожий
на опрокинутого дьявола, он все еще тянется
рукою к уходящему Пилату и кричит, как страстно влюбленный...
Иуда замолчал, подняв
руку, и вдруг заметил
на столе остатки трапезы. И
с странным изумлением, любопытно, как будто первый раз в жизни увидел пищу, оглядел ее и медленно спросил...
По лестнице в это время поднимались Половодовы. Привалов видел, как они остановились в дверях танцевальной залы, где их окружила целая толпа знакомых мужчин и женщин; Антонида Ивановна улыбалась направо и налево, отыскивая глазами Привалова. Когда оркестр заиграл вальс, Половодов сделал несколько туров с женой, потом сдал ее
с рук на руки какому-то кавалеру, а сам, вытирая лицо платком, побрел в буфет. Заметив Привалова, он широко расставил свои длинные ноги и поднял в знак удивления плечи.
— Ах, помилуйте, я совсем не думал напоминать вам, я вас просто так спросил. Мы вас передали
с рук на руки графу Строганову и не очень торопим, как видите, сверх того, такая законная причина, как болезнь вашей супруги… (Учтивейший в мире человек!)
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя
на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования.
С пламенем в груди прошу
руки вашей.
Осип. Да, хорошее. Вот уж
на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув
рукою), — бог
с ним! я человек простой».
Дай только, боже, чтобы сошло
с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой еще никто не ставил:
на каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
Бобчинский (перебивая).Марья Антоновна, имею честь поздравить! Дай бог вам всякого богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает
рукою), чтоб можно было
на ладонку посадить, да-с! Все будет мальчишка кричать: уа! уа! уа!
Бобчинский и Добчинский, оба низенькие, коротенькие, очень любопытные; чрезвычайно похожи друг
на друга; оба
с небольшими брюшками; оба говорят скороговоркою и чрезвычайно много помогают жестами и
руками. Добчинский немножко выше и сурьезнее Бобчинского, но Бобчинский развязнее и живее Добчинского.