Затем уничтожили наспинные ранцы из телячьей шкуры, мехом вверх, на которых прежде в походе накатывались свернутые
толстым жгутом шинели, что было и тяжело, и громоздко, и неудобно.
Лукич бодро подбегал к станции, а навстречу ему, свистя и размётывая в воздухе
толстый жгут белого пара, приближался поезд, наполняя воздух тяжёлым грохотом.
Перед ним, как из земли, выросла стройная, высокая девушка; богатый сарафан стягивал ее роскошные формы, черная как смоль коса
толстым жгутом падала через левое плечо на высокую, колыхавшуюся от волнения грудь, большие темные глаза смотрели на него из-под длинных густых ресниц с мольбой, доверием и каким-то необычайным, в душу проникающим блеском.
Глаша была, что называется, король-девка, высокая, статная, красивая, с лицом несколько бледным и истомленным и с большими темно-синими глазами. Русая коса
толстым жгутом падала на спину. В своем убогом наряде она казалась франтовато одетой, во всех движениях ее была прирожденная кошачья грация и нега.
Неточные совпадения
Неумолимый полдень
жжет; зонтик и
толстая соломенная шляпа мало защищают.
Не в первый раз за монастырскими
толстыми стенами укрывались от напастей, но тогда наступала, зорила и
жгла «орда», а теперь бунтовали свои же казаки, и к ним везде приставали не только простые крестьяне, а и царские воинские люди, высылаемые для усмирения.
В моих сенях послышался топот, в дверь хлынула струя свежего воздуха, и в юрту вошел Козловский. Он был несколько похож на гнома: небольшого роста с большой головой; белокурая борода была не очень длинна, но
толстые пушистые и обмерзшие теперь усы висели, как два
жгута. Серовато-голубые глаза сверкали необыкновенным добродушием и живым, мягким юмором.
На площади, перед сельским правлением, выстроился отряд красноармейцев с винтовками, толпились болгары в черном, дачники. Взволнованный Тимофей Глухарь, штукатур, то входил, то выходил из ревкома. В толпе Катя заметила бледное лицо
толстой, рыхлой Глухарихи, румяное личико Уляши. Солнце
жгло, ветер трепал красный флаг над крыльцом, гнал по площади бумажки и былки соломы.
Совсем стало темно. Серафима натыкалась на пни, в лицо ей хлестали сухие ветви высоких кустов, кололи ее иглы хвои, она даже не отмахивалась. В средине груди ныло, в сердце нестерпимо
жгло, ноги стали подкашиваться, Где-то на маленькой лужайке она упала как сноп на
толстый пласт хвои, ничком, схватила голову в руки отчаянным жестом и зарыдала, почти завыла. Ее всю трясло в конвульсиях.