Ревновала его к больным, к сторожу, которому он давал какие-то таинственные, интимные поручения, и уже давно хранила в комоде вместе с платком большую
исписанную тетрадь, в которой заклинала доктора Шевырева отказаться от посещения «Вавилона», от шампанского и от ужасной развратной жизни, о которой она догадывается.
Но она осеклась; на другом конце стола явился уже другой конкурент, и все взоры обратились к нему. Длинноухий Шигалев с мрачным и угрюмым видом медленно поднялся с своего места и меланхолически положил толстую и чрезвычайно мелко
исписанную тетрадь на стол. Он не садился и молчал. Многие с замешательством смотрели на тетрадь, но Липутин, Виргинский и хромой учитель были, казалось, чем-то довольны.
Пустые темно-зеленые бутыли до сих пор еще валялись в кладовой вместе с разным хламом, скупо
исписанными тетрадями в пестрых переплетах, старинными стеклянными люстрами, дворянским мундиром времен Екатерины, заржавевшей шпагой с стальной рукояткой и т. д.
Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и, во время спора, достал из бокового кармана
исписанную тетрадь, которую он попросил позволение прочесть.
Неточные совпадения
В этот вечер он не пошел в собрание, а достал из ящика толстую разлинованную
тетрадь,
исписанную мелким неровным почерком, и писал до глубокой ночи. Это была третья, по счету, сочиняемая Ромашовым повесть, под заглавием: «Последний роковой дебют». Подпоручик сам стыдился своих литературных занятий и никому в мире ни за что не признался бы в них.
— Позвольте, одно только слово, — сказал я, перелистывая его толстую,
исписанную мелким почерком
тетрадь. — Вы пишете здесь от первого лица… Вы, стало быть, под судебным следователем разумеете здесь себя?
— Постой… Савин, Савин… Николай Герасимович, — вдруг заговорил как бы сам с собою Алфимов и опустил руку в боковой карман своего сюртука и вытащил из него объемистую грязную
тетрадь серой бумаги, почти всю
исписанную крупным старческим почерком.
Эти несколько страничек лучше моих двух
тетрадей,
исписанных почти уж до конца.
Как бы гладко и ловко ни оправдывал он себя, она потеряла любимого человека. ЕеГаярин больше не существовал. Она гадливо бросила сложенный в несколько раз лист газеты на стол, присела к нему, взяла
тетрадь дневника и раскрыла его на последней
исписанной странице, где толстая черта виднелась посредине. И с минуту сидела, опустив голову в обе ладони.