Уже пробило девять, а никто не являлся, хотя обычно гимназисты собирались к восьми, а то и раньше, и Саша сидел в своей комнате, и Линочка… где была Линочка? — да где-то тут же. Уже и самовар подали во второй раз, и все за тем же пустым столом кипел он, когда Елена Петровна
пошла в комнату к сыну и удивленно спросила...
Неточные совпадения
Но зачем так ярки сны? Видит Елена Петровна, будто ночью забеспокоилась она о Саше и
в темноте, босая,
пошла к нему
в комнату и увидела, что смятая постель пуста и уже охолодала. Подогнулись ноги, села на постель и тихо позвала...
Елена Петровна молча посмотрела на него. Молча
пошла к себе
в комнату — и молча подала большой фотографический портрет: туго и немо, как изваянный, смотрел с карточки человек, называемый «генерал Погодин» и отец. Как утюгом, загладил ретушер морщины на лице, и оттого на плоскости еще выпуклее и тупее казались властные глаза, а на квадратной груди, обрезанной погонами, рядами лежали ордена.
Он махнул рукой, не окончив фразы, и
пошел к дому; и широкая спина его гнулась, как у тяжко больного или побитого.
В столовой, однако, под светом лампы он оправился и стал спокоен и ровен, как всегда, но уже больше не шутил и явно избегал смотреть на Женю Эгмонт. Когда же все разошлись, попросился
в комнату к Саше. «Ах, если бы я смела подслушивать!» — мелькнуло
в голове у Елены Петровны.
Саша, не оставляя маузера,
пошел осматривать
комнаты: интересно было чужое жилище
в его не успевшей остынуть жизни.
И вдруг, непонятный
в первую минуту до равнодушия, вступает
в поле зрения и медленно проходит через
комнату, никуда не глядя, незнакомый старик, бритый, грязный,
в турецком с большими цветами халате.
В оттянутых книзу губах его потухшая папироса
в толстом и коротком мундштуке, и
идет он медленно, никуда не глядя, и на халате его огромные с завитушками узоры.
К концу августа что-то новое появилось
в мыслях Елены Петровны: медленно, как всегда, прохаживаясь с дочерью по
комнате, она минутами приостанавливалась и вопросительно глядела на Линочку; потом, качнув головой,
шла дальше, все что-то думая и соображая. Наконец решила...
Накануне погребения, после обеда, мне захотелось спать, и я
пошел в комнату Натальи Савишны, рассчитывая поместиться на ее постели, на мягком пуховике, под теплым стеганым одеялом. Когда я вошел, Наталья Савишна лежала на своей постели и, должно быть, спала; услыхав шум моих шагов, она приподнялась, откинула шерстяной платок, которым от мух была покрыта ее голова, и, поправляя чепец, уселась на край кровати.
Самгин вздохнул и вышел в столовую, постоял в темноте, зажег лампу и
пошел в комнату Варвары; может быть, она оставила там письмо, в котором объясняет свое поведение?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит
в окно.)Скорей, скорей! вы тихо
идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет
в комнату, ничего не расскажет!
Она боялась оставаться одна теперь и вслед за человеком вышла из
комнаты и
пошла в детскую.
После обеда Анна
пошла одеваться
в свою
комнату, и Долли
пошла за ней.
Волнение Долли действовало на Алексея Александровича. Он встал и покорно
пошел за нею
в классную
комнату. Они сели за стол, обтянутый изрезанною перочинными ножами клеенкой.
— И я рада, — слабо улыбаясь и стараясь по выражению лица Анны узнать, знает ли она, сказала Долли. «Верно, знает», подумала она, заметив соболезнование на лице Анны. — Ну,
пойдем, я тебя проведу
в твою
комнату, — продолжала она, стараясь отдалить сколько возможно минуту объяснения.