Неточные совпадения
Большинство совпадающих маршрутов мы видим: 1) в районе реки Суйфуна и около города Никольска-Уссурийского, [Ныне — Ворошилов.] 2) по восточному
берегу озера Ханка, по реке Сунгаче и по реке Уссури, 3) по рекам Даубихе, Улахе, Фудзину и далее через Сихотэ-Алинь к
морю, 4) по нижнему течению рек Бикина, Имана и Баку.
Они вырвали у него глаза, выбили зубы и оставили тело на
берегу, где оно лежало до тех пор, пока волны Амура не унесли его в
море.
Но вот и сам Тумнин! Удэхейцы называют его Томди, а орочи — Тумни (к последнему названию прибавили букву «н»). Большая величественная река спокойно текла к
морю. Левый
берег ее нагорный, правый — частью низменный и поемный и слагается из невысоких террас. Кое-где виднелись небольшие островки, поросшие древесной растительностью. Они отражались в воде, как в зеркале, до мельчайших подробностей, словно там, под водою, был другой мир, такой же реальный, как и тот, в котором мы обитали.
Вечером я опять почувствовал себя плохо и вышел из дома пройтись по
берегу реки. На небе не было ни звезд, ни луны, дул ветер с
моря, начинал накрапывать дождь. На той стороне реки горел костер, и свет его ярко отражался в черной, как смоль, воде.
Самое устье Тумнина узкое. Огромное количество воды, выносимое рекою, не может вместиться в него. С
берега видно, как сильная струя пресной воды далеко врезается в
море, и кажется, будто там еще течет Тумнин. Навстречу ему идут волны, темные, с острыми гребнями. Они вздымаются все выше и выше, но, столкнувшись со стремительным течением реки, сразу превращаются в пенистые буруны.
Все пространство между реками Хуту, Тумнином и Копи заполнено базальтом. Этот лавовый поток двигался с запада к востоку и вклинился в
море длинными языками, благодаря чему здесь образовалось много полуостровов, бухт и заливов. Императорская гавань представляла собой глубокий провал.
Берега ее тоже слагаются из базальтов. Лес, состоящий из лиственицы, аянской ели и белокорой пихты, густо покрывает все мысы и по распадкам спускается до самого
моря.
На другой день я встал чуть свет. Майданов лежал на кровати одетый и мирно спал. Потом я узнал, что ночью он дважды подымался к фонарю, ходил к сирене, был на
берегу и долго смотрел в
море. Под утро он заснул. В это время в «каюту» вошел матрос. Я хотел было сказать ему, чтобы он не будил смотрителя, но тот предупредил меня и громко доложил...
За дальностью расстояния волн не было видно, и только по белой кайме у
берега можно было догадаться, что
море неспокойно.
Селение Дакты-Боочани находится в лесу на правом
берегу реки, в пяти километрах от
моря. Тогда было здесь шесть юрт, в которых мы застали всех орочей, съехавшихся сюда с рек Ма, Уй, Хади и Тутто. Юрты из корья, амбары на сваях, сушила для рыбы, опрокинутые вверх дном лодки, собаки и разные животные и птицы на привязи — все было уже знакомо мне и напоминало селение Дата при устье реки Тумнина.
Раньше орочей было очень много. По всему побережью
моря, от мыса Хой, что южнее залива Де-Кастри, до Аку, который теперь называется мысом Успения, всюду виднелись их юрты. Те, что жили на
берегу Татарского пролива к северу от Тумнина, назывались Пяка (Фяка). В 1903 году от этих Пяка оставалось только три человека: Пингау и Цатю из рода Огомунка и Тончи из рода Бочинка.
В давние времена несколько орочей отправилось за нерпами, но лед, на котором они охотились, оторвало от
берега и унесло в
море.
Но вот однажды с
берега прибежал испуганный человек и сообщил, что в
море что-то неладно.
Тут же на отмели валялся плавник, вынесенный рекою в
море и выброшенный обратно волнением на
берег.
За ним километра на полтора выступает в
море другой тип
берега — плоский с двумя пресными озерами, из которых северное более южного.
Отбойные волны от
берега и волны, идущие с
моря, сталкивались и образовывали толчею.
Около мыса Успения есть небольшое озерко с топкими и болотистыми
берегами. Орочи называют его Аку. Оно, отделенное от
моря узкою косою, имеет не более одного километра в окружности. Две маленькие речки впадают в дальнем его углу.
Пологий
берег к. юго-западу от мыса Аку слагается из невысоких холмов, спускающихся широкими и пологими скатами к
морю и местами переходящих даже в равнины. На этом протяжений в
море впадают небольшие речки: Нагача, Ичача, Ича, Уо и река Спасения.
Через несколько минут лодки стали отходить от
берега. Некоторое время слышны были разговоры, шум разбираемых весел, а затем все стихло. На месте костра осталась только красные уголья. Легкий ветерок на мгновенье раздул было пламя и понес искры к
морю. Лодки зашли за мысок, и огня не стало видно.
Савушка не хотел приближаться к
берегу, чтобы не наткнуться на камни, но в то же время не решался и уходить далеко в
море, чтобы не заблудиться.
Морской
берег ночью! Темные силуэты скал слабо проектируются на фоне звездного неба. Прибрежные утесы, деревья на них, большие камни около самой воды — все приняло одну неопределенную темную окраску. Вода черная, как смоль, кажется глубокой бездной. Горизонт исчез — в нескольких шагах от лодки
море сливается с небом. Звезды разом отражаются в воде, колеблются, уходят вглубь и как будто снова всплывают на поверхность. В воздухе вспыхивают едва уловимые зарницы. При такой обстановке все кажется таинственным.
По распадкам между отрогами сбегает к
морю несколько горных ручьев; наибольший из них называется Тахала. Река Ботчи была недалеко. Там, где она впадает в
море, береговая линия немного вдается в сушу, и если бы не мыс Крестовоздвиженский, то никакой здесь бухты не было бы совсем. Это небольшое углубление
берега носит название бухты Гроссевича.
Он узнал также, что на него возлагается производство съемки по
берегу Японского
моря между мысами Туманным и Успения.
Первые дни работ для Гроссевича были благоприятные. Он довольно быстро подвигался вперед. Местами съемка его выражалась, только одной линией — там, где был обрывистый и скалистый
берег, но там, где открывалась долина, он углублялся в нее на несколько километров и вновь возвращался к
морю.
От реки Кольмы
берег меняет юго-западное направление на южное. От прибрежного хребта отходит к
морю множество отрогов. Распадки между ними послужили путями для стока воды. Так образовались мелкие речки: Кольги, Бигиси и Гинугу.
Устанавливая походную метеорологическую станцию, я обратил внимание на быстрое падение барометра. Надо было ожидать сильного шквала, признаки которого были уже налицо. Тучи спустились совсем низко и, казалось, бежали над самой водой. Горизонт исчез,
море приняло грязножелтую окраску, волны пенились и неистово бились о
берег, вздымая водяную пыль. Вдруг завеса туч разом разорвалась. На короткое время показался неясный диск солнца.
Люди бегут, падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец лодки привязаны, палатка поймана. В это время с
моря нашла только одна большая волна. С ревом она рванулась на
берег, загроможденный камнями. Вода прорвалась сквозь щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах. На местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром в сторону.
Мы передохнули немного, затем надели свои котомки и пошли по самому
берегу, имея с правой стороны скалистые обрывы высотою до 300 и 400 метров и слева
море.
На следующий день мы расстались с рекой Нельмой. Холодный западный ветер, дувший всю ночь с материка в
море, не прекратился. Он налетал порывами, срывая с гребней волн воду, и сеял ею, как дождем. Из опасения, что ветром может унести наши лодки в открытое
море, удэхейцы старались держаться под защитой береговых обрывов. Около устьев горных речек, там, где скалистый
берег прерывался, ветер дул с еще большею силой, и нам стоило многих трудов пройти от одного края долины до другого.
Его спокойствие передалось нам. Удэхеец указал рукой сначала на восток, а потом на мыс Туманный. Действительно, лодка перестала удаляться в
море и двигалась теперь вдоль
берега, хотя и в значительном от него расстоянии.
Причина этого явления скоро разъяснилась. Ветер, пробегающий по долине реки Сонье, сжатый с боков горами, дул с большой силой. В эту струю и попали наши лодки. Но как только мы отошли от
берега в
море, где больше было простора, ветер подул спокойнее и ровнее. Это заметили удэхейцы, но умышленно ничего не сказали стрелкам и казакам, чтобы они гребли энергичнее и чтобы нас не несло далеко в
море.
Приближались сумерки, на западе пылала вечерняя заря. К югу от реки Ниме огромною массою поднимался из воды высокий мыс Туманный. Вся природа безмолвствовала. Муаровая поверхность
моря, испещренная матовыми и гладкими полосами, казалась совершенно спокойной, и только слабые всплески у
берега говорили о том, что оно дышит.
В углу, где скалистые обрывы мыса Суфрен соприкасаются с низменным
берегом, впадает небольшая речка Адими. Пройдя от реки Адими еще 2 километра, мы стали биваком на широкой косе, отделяющей длинную Самаргинскую заводь от
моря.
Среди подлеска я заметил багульник. Он рос здесь слабо, листья его были мелкие и запах не так силен, как в других местах, вдали от
моря. По
берегу виднелись кусты шиповника, но уже лишенные листвы. Не менее интересной является рябина: это даже не куст, а просто прутик, вышиною не более метра с двумя-тремя веточками и безвкусными, водянистыми, хотя и крупными плодами.
Спустя некоторое время они видели в
море корабли, которые без дыма под парусами медленно ходили вдали от
берега.