Неточные совпадения
В сфере нагретого воздуха конденсация пара прекращается, и он становится невидимым для
глаза.
Подойдя к палаткам, он остановился и, прикрыв рукой
глаза от солнца, стал смотреть,
в кого стреляют солдаты.
Скоро они превратились
в маленькие, едва заметные точки, и если я не потерял их из виду, то только потому, что не спускал с них
глаз.
Старик поднял голову и посмотрел на меня такими
глазами,
в которых я прочел тоску.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения и целые утесы распались на обломки. На самом деле это работа медленная, вековая и незаметная для
глаза. Сначала
в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются
в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни обрываются, падают, и мало-помалу на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
Ливень хлестал по лицу и не позволял открыть
глаза. Не было видно ни зги.
В абсолютной тьме казалось, будто вместе с ветром неслись
в бездну деревья, сопки и вода
в реке и все это вместе с дождем образовывало одну сплошную, с чудовищной быстротой движущуюся массу.
На Сяо-Кеме,
в полутора километрах от моря, жил старообрядец Иван Бортников с семьей. Надо было видеть, какой испуг произвело на них наше появление! Схватив детей, женщины убежали
в избу и заперлись на засовы. Когда мы проходили мимо, они испуганно выглядывали
в окна и тотчас прятались, как только встречались с кем-нибудь
глазами. Пройдя еще с полкилометра, мы стали биваком на берегу реки,
в старой липовой роще.
— Какой народ! — говорил он
в сердцах. — Та к ходи, головой качай, все равно как дети.
Глаза есть — посмотри нету. Такие люди
в сопках живи не могу — скоро пропади.
Невдалеке от нас на поверхности спокойной воды вдруг появился какой-то предмет. Это оказалась голова выдры, которую крестьяне
в России называют «порешней». Она имеет длинное тело (1 м 20 см), длинный хвост (40 см) и короткие ноги, круглую голову с выразительными черными
глазами, темно-бурую блестящую шерсть на спине и с боков и серебристо-серую на нижней стороне шеи и на брюхе. Когда животное двигается по суше, оно сближает передние и задние ноги, отчего тело его выгибается дугою кверху.
У меня мелькнула мысль, что я причина его страха. Мне стало неловко.
В это время Аринин принес мне кружку чая и два куска сахара. Я встал, подошел к китайцу и все это подал ему. Старик до того растерялся, что уронил кружку на землю и разлил чай. Руки у него затряслись, на
глазах показались слезы. Он опустился на колени и вскрикнул сдавленным голосом...
Скоро все разъяснилось: западные склоны Сихотэ-Алиня
в этих местах оказались настолько пологими, что понижение их совершенно незаметно для
глаза.
Лицо его было серьезно,
глаза опущены
в землю.
На обратном пути я спросил Дерсу, почему он не стрелял
в диких свиней. Гольд ответил, что не видел их, а только слышал шум
в чаще, когда они побежали. Дерсу был недоволен: он ругался вслух и потом вдруг снял шапку и стал бить себя кулаком по голове. Я засмеялся и сказал, что он лучше видит носом, чем
глазами. Тогда я не знал, что это маленькое происшествие было повесткой к трагическим событиям, разыгравшимся впоследствии.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны. На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с реки Нахтоху на Бикин.
В другую сторону, насколько хватал
глаз, тянулись какие-то другие горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они шли куда-то на север и пропадали
в туманной мгле. На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали на юге — синее море.
Росомаха — шкодливое животное: забравшись
в амбары, она начинает с остервенением рвать все, что ей попадется на
глаза.
Когда я подошел к нему, то увидел, что шапка его валялась на земле, ружье тоже; растерянный взгляд его широко раскрытых
глаз был направлен куда-то
в пространство.
— Раньше никакой люди первый зверя найти не могу. Постоянно моя первый его посмотри. Моя стреляй — всегда
в его рубашке дырку делай. Моя пуля никогда ходи нету. Теперь моя 58 лет.
Глаз худой стал, посмотри не могу. Кабарга стреляй — не попал, дерево стреляй — тоже не попал. К китайцам ходи не хочу — их работу моя понимай нету. Как теперь моя дальше живи?
К вбитому
в лед колу привязали две веревки, концы их прикрепили к поясам двух человек и завязали им
глаза.
Моя Альпа не имела такой теплой шубы, какая была у Кады. Она прозябла и, утомленная дорогой, сидела у огня, зажмурив
глаза, и, казалось, дремала. Тазовская собака, с малолетства привыкшая к разного рода лишениям, мало обращала внимания на невзгоды походной жизни. Свернувшись калачиком, она легла
в стороне и тотчас уснула. Снегом всю ее запорошило. Иногда она вставала, чтобы встряхнуться, затем, потоптавшись немного на месте, ложилась на другой бок и, уткнув нос под брюхо, старалась согреть себя дыханием.
— Стрелять, — отвечал он просто и, заметив
в моих
глазах удивление, стал говорить о том, что
в стволе ружья накопилось много грязи. При выстреле пуля пройдет по нарезам и очистит их; после этого канал ствола останется только протереть тряпкой.
Чтобы рассеяться, я принимался читать книгу, но это не помогало.
Глаза механически перебирали буквы, а
в мозгу
в это время рисовался образ Дерсу, того Дерсу, который последний раз просил меня, чтобы я отпустил его на волю.
Часа через полтора могила была готова. Рабочие подошли к Дерсу и сняли с него рогожку. Прорвавшийся сквозь густую хвою солнечный луч упал на землю и озарил лицо покойного. Оно почти не изменилось. Раскрытые
глаза смотрели
в небо; выражение их было такое, как будто Дерсу что-то забыл и теперь силился вспомнить. Рабочие перенесли его
в могилу и стали засыпать землею.