Путь А.И. Мерзлякова начинался от фанзы удэгейца Сиу Ху и шел прямо на восток, пересекая несколько маленьких перевальчиков. Перейдя речку Хуля, он повернул к северо-востоку, затем пересек еще одну реку — Шооми (в верховьях) — и через 3 суток вышел на реку Кулумбе. Здесь, около скалы Мафа, он где-то видел выходы каменного угля на поверхность. После перевала по другой безымянной горной речке он
пришел на реку Найну, прямо к корейским фанзам.
Неточные совпадения
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к как домашних свиней китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь были кабаны, значит, должны быть и тигры. Действительно, вскоре около
реки на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль
реки и прятался за валежником. Из этого можно было заключить, что страшный зверь
приходил сюда не для утоления жажды, а
на охоту за козулями и кабанами.
В то время
реку Билимбе можно было назвать пустынной. В нижней половине
река шириной около 20 м, глубиной до 1,5 м и имеет скорость течения от 8 до 10 км в час. В верховьях
реки есть несколько зверовых фанз. Китайцы
приходили сюда в Санхобе зимой лишь
на время соболевания. В этот день нам удалось пройти км тридцать; до Сихотэ-Алиня оставалось еще столько же.
На Такему мы
пришли рано, но долго не могли переправиться через
реку.
Мы рассчитали, что если пойдем по тропе, то выйдем
на реку Найну к корейцам, и если пойдем прямо, то
придем на берег моря к скале Ван-Син-лаза. Путь
на Найну нам был совершенно неизвестен, и к тому же мы совершенно не знали, сколько времени может занять этот переход. До моря же мы рассчитывали дойти если не сегодня, то, во всяком случае, завтра к полудню.
На Кусуне нам пришлось расстаться с Чжан Бао. Обстоятельства требовали его возвращения
на реку Санхобе. Он не захотел взять с меня денег и обещал помочь, если
на будущий год я снова
приду в прибрежный район. Мы пожали друг другу руки и расстались друзьями.
Утром был довольно сильный мороз (–10°С), но с восходом солнца температура стала повышаться и к часу дня достигла +3°С. Осень
на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем
на лодке, а с собой мы несли только запас продовольствия и оружие. Хей-ба-тоу с лодкой должен был
прийти к устью
реки Тахобе и там нас ожидать.
После этого оба они
пришли ко мне и стали просить, чтобы я переменил место бивака.
На вопрос, какая тому причина, солон сказал, что, когда под утесом он стал рубить дерево, сверху в него черт два раза бросил камнями. Дерсу и солон так убедительно просили меня уйти отсюда и
на лицах у них написано было столько тревоги, что я уступил им и приказал перенести палатки вниз по
реке метров
на 400. Тут мы нашли место еще более удобное, чем первое.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та к прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет дымом. Действительно, минут через 10 мы спустились к
реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил человек с ружьем в руках. Это был удэгеец Янсели с
реки Нахтоху. Он только что
пришел с охоты и готовил себе обед. Котомка его лежала
на земле, и к ней были прислонены палка, ружье и топор.
22 ноября мы достигли
реки Тахобе, а 23-го утром
пришли на Кусун.
Маша часто уходила на мельницу и брала с собою сестру, и обе, смеясь, говорили, что они идут посмотреть на Степана, какой он красивый. Степан, как оказалось, был медлителен и неразговорчив только с мужчинами, в женском же обществе держал себя развязно и говорил без умолку. Раз,
придя на реку купаться, я невольно подслушал разговор. Маша и Клеопатра, обе в белых платьях, сидели на берегу под ивой, в широкой тени, а Степан стоял возле, заложив руки назад, и говорил:
Неточные совпадения
Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть
на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы,
пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально
на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка
на лестнице трактирным слугою.
Пришла, рассыпалась; клоками // Повисла
на суках дубов; // Легла волнистыми коврами // Среди полей, вокруг холмов; // Брега с недвижною
рекою // Сравняла пухлой пеленою; // Блеснул мороз. И рады мы // Проказам матушки зимы. // Не радо ей лишь сердце Тани. // Нейдет она зиму встречать, // Морозной пылью подышать // И первым снегом с кровли бани // Умыть лицо, плеча и грудь: // Татьяне страшен зимний путь.
— В своей ли ты
реке плаваешь? — задумчиво спросила она и тотчас же усмехнулась, говоря: — Так — осталась от него кучка тряпок? А был большой… пакостник. Они трое: он, уездный предводитель дворянства да управляющий уделами — девчонок-подростков портить любили. Архиерей донос посылал
на них в Петербург, — у него епархиалочку отбили, а он для себя берег ее. Теперь она — самая дорогая распутница здесь. Вот,
пришел, негодяй!
Дома, распорядясь, чтоб прислуга подала ужин и ложилась спать, Самгин вышел
на террасу, посмотрел
на реку,
на золотые пятна света из окон дачи Телепневой. Хотелось пойти туда, а — нельзя, покуда не
придет таинственная дама или барышня.
Он прочел страниц пятнадцать. Маша
пришла звать его, не хочет ли пойти
на Неву: все идут посмотреть, как становится
река. Он пошел и воротился к чаю.