Неточные совпадения
Каждый
день приносил что-нибудь новое. Наконец недостаток продовольствия принудил
этих таинственных людей выйти из лесу. Некоторые из них пришли к нам на бивак с просьбой продать им сухарей. Естественно, начались расспросы, из которых выяснилось следующее.
Эта другая партия старалась опередить первую, и нередко
дело доходило до кровопролития.
Несколько
дней спустя после
этого мы занимались пристрелкой ружей. Людям были розданы патроны и указана цель для стрельбы с упора. По окончании пристрелки солдаты стали просить разрешения открыть вольную стрельбу. Стреляли они в бутылку, стреляли в белое пятно на дереве, потом в круглый камешек, поставленный на краю утеса.
На другой
день вечером, сидя у костра, я читал стрелкам «Сказку о рыбаке и рыбке». Дерсу в
это время что-то тесал топором. Он перестал работать, тихонько положил топор на землю и, не изменяя позы, не поворачивая головы, стал слушать. Когда я кончил сказку, Дерсу поднялся и сказал...
В
это время ко мне подошел Дерсу и попросил разрешения остаться на один
день у тазов.
Чем дальше, тем труднее становилось идти. Поэтому я решил оставить мулов на биваке и назавтра продолжать путь с котомками. Мы рассчитывали в два
дня достигнуть водораздела, однако
этот переход отнял у нас четверо суток. В довершение всего погода испортилась — пошли дожди.
Выбрав один из них, мы стали взбираться на хребет. По наблюдениям Дерсу, дождь должен быть затяжным. Тучи низко ползли над землей и наполовину окутывали горы. Следовательно, на вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости. К тому же взятые с собой запасы продовольствия подходили к концу.
Это принудило нас на другой
день спуститься в долину.
Утром Н.А. Десулави хотел было подняться на гору Хунтами для сбора растений около гольцов, но
это ему не удалось. Вершина горы была окутана туманом, а в 2 часа
дня опять пошел дождь, мелкий и частый.
Днем мы успели как следует обсушиться, оправить палатки и хорошо выспаться.
На следующий
день, 26 июля, опять дождь. Нельзя разобраться, где кончается туман и где начинаются тучи.
Этот мелкий, частый дождь шел подряд трое суток с удивительным постоянством. Терпение наше истощилось. Н.А. Десулави не мог больше ждать. Отпуск его кончался, и ему надлежало возвратиться в Хабаровск.
В
это время подошли кони. Услышав наш выстрел, А. И. Мерзляков остановил отряд и пришел узнать, в чем
дело. Решено было для добычи меда оставить двое стрелков. Надо было сперва дать пчелам успокоиться, а затем морить их дымом и собрать мед. Если бы
это не сделали мы, то все равно весь мед съел бы медведь.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения и целые утесы распались на обломки. На самом
деле это работа медленная, вековая и незаметная для глаза. Сначала в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни обрываются, падают, и мало-помалу на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
По его словам, такой же тайфун был в 1895 году. Наводнение застало его на реке Даубихе, около урочища Анучино. Тогда на маленькой лодочке он спас заведующего почтово-телеграфной конторой, двух солдаток с детьми и четырех китайцев. Два
дня и две ночи он разъезжал на оморочке и снимал людей с крыш домов и с деревьев. Сделав
это доброе
дело, Дерсу ушел из Анучина, не дожидаясь полного спада воды. Его потом хотели наградить, но никак не могли разыскать в тайге.
Миновал еще один
день. Вечером дождь пошел с новой силой. Вместе с тем усилился и ветер.
Эту ночь мы провели в состоянии какой-то полудремоты. Один поднимался, а другие валились с ног.
Следующий
день был 15 августа. Все поднялись рано, с зарей. На восточном горизонте темной полосой все еще лежали тучи. По моим расчетам, А.И. Мерзляков с другой частью отряда не мог уйти далеко. Наводнение должно было задержать его где-нибудь около реки Билимбе. Для того чтобы соединиться с ним, следовало переправиться на правый берег реки. Сделать
это надо было как можно скорее, потому что ниже в реке воды будет больше и переправа труднее.
Это расстояние мы прошли в два
дня (16 и 17 августа) без всяких приключений.
Эта изморось продолжалась всю ночь и весь следующий
день.
Целые
дни я проводил в палатке, вычерчивал маршруты, делал записи в дневниках и писал письма. В перерывах между
этими занятиями я гулял на берегу моря и наблюдал птиц.
Он поднял ружье и стал целиться, но в
это время тигр перестал реветь и шагом пошел на увал в кусты. Надо было воздержаться от выстрела, но Дерсу не сделал
этого. В тот момент, когда тигр был уже на вершине увала, Дерсу спустил курок. Тигр бросился в заросли. После
этого Дерсу продолжал свой путь.
Дня через четыре ему случилось возвращаться той же дорогой. Проходя около увала, он увидел на дереве трех ворон, из которых одна чистила нос о ветку.
Эта работа отняла у нас почти целый
день.
Однако разговором
дела не поправишь. Я взял свое ружье и два раза выстрелил в воздух. Через минуту откуда-то издалека послышался ответный выстрел. Тогда я выстрелил еще два раза. После
этого мы развели огонь и стали ждать. Через полчаса стрелки возвратились. Они оправдывались тем, что Дерсу поставил такие маленькие сигналы, что их легко было не заметить. Гольд не возражал и не спорил. Он понял, что то, что ясно для него, совершенно неясно для других.
Сегодня первый
день осени (1 сентября). После полудня мы оставили реку Сяо-Кему и перешли на Такему. Расстояние
это небольшое — всего только 7 км при хорошей тропе, проложенной параллельно берегу моря.
Приближалось время хода кеты, и потому в море перед устьем Такемы держалось множество чаек. Уже несколько
дней птицы
эти в одиночку летели куда-то к югу. Потом они пропали и вот теперь неожиданно появились снова, но уже стаями. Иногда чайки разом снимались с воды, перелетали через бар и опускались в заводь реки. Я убил двух птиц.
Это оказались тихоокеанские клуши.
Наконец хромой таза вернулся, и мы стали готовиться к переправе.
Это было не так просто и легко, как казалось с берега. Течение в реке было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил шестом в
дно реки, и все же течением его сносило к самому устью.
Как
это было просто! В самом
деле, стоит только присмотреться к походке молодого человека и старого, чтобы увидеть, что молодой ходит легко, почти на носках, а старый ставит ногу на всю ступню и больше надавливает на пятку. Пока мы с Дерсу осматривали покинутый бивак, Чжан Бао и Чан Лин развели огонь и поставили палатку.
При
этом освещении тени в лесу казались глубокими ямами, а огонь — краснее, чем он есть на самом
деле.
Пугливое, хитрое и осторожное животное
это любит совершать свои охотничьи экскурсии в лунные ночи и редко показывается
днем.
На следующий
день, 8 сентября, мы распрощались с Такемой и пошли вверх по Такунчи. Река
эта длиной немного более 40 км и течет по кривой с северо-запада к востоку. Около устья она шириной до 6 и глубиной от 1 до 1,2 м по руслу. Вода в ней мутная, с синим опаловым оттенком.
В
деле этом была замешана женщина.
На другой
день мы продолжали наш путь вниз по долине реки Такемы и в три с половиной
дня дошли до моря уже без всяких приключений.
Это было 22 сентября. С каким удовольствием я растянулся на чистой циновке в фанзе у тазов! Гостеприимные удэгейцы окружили нас всяческим вниманием: одни принесли мясо, другие — чай, третьи — сухую рыбу. Я вымылся, надел чистое белье и занялся работой.
Только что начался осенний ход кеты. Тысячи тысяч рыб закрывали
дно реки. Иногда кета стояла неподвижно, но вдруг, словно испугавшись чего-то, бросалась в сторону и затем медленно подавалась назад. Чжан Бао стрелял и убил двух рыб.
Этого было вполне достаточно для нашего ужина.
После перехода вброд реки Кулумбе наша обувь была мокрой, и потому переход через скалу Ван-Син-лаза был отложен до другого
дня. Тогда мы стали высматривать место для бивака. В
это время из воды показалось какое-то животное. Подняв голову, оно с видимым любопытством рассматривало нас.
Это была нерпа.
К полудню дождь усилился. Осенний дождь —
это не то что летний дождь: легко можно простудиться. Мы сильно прозябли, и потому пришлось рано стать на бивак. Скоро нам удалось найти балаган из корья. Способ постройки его и кое-какие брошенные вещи указывали на то, что он был сделан корейцами. Оправив его немного, мы натаскали дров и принялись сушить одежду. Часа в четыре
дня дождь прекратился. Тяжелая завеса туч разорвалась, и мы увидели хребет Карту, весь покрытый снегом.
По сторонам высились крутые горы, они обрывались в долину утесами. Обходить их было нельзя.
Это отняло бы у нас много времени и затянуло бы путь лишних
дня на четыре, что при ограниченности наших запасов продовольствия было совершенно нежелательно. Мы с Дерсу решили идти напрямик в надежде, что за утесами будет открытая долина. Вскоре нам пришлось убедиться в противном: впереди опять были скалы, и опять пришлось переходить с одного берега на другой.
Стрелки не поняли, в чем
дело, и в недоумении смотрели на мои движения. Но в
это время подошли Дерсу и Чжан Бао. Они бросились ко мне на помощь: Дерсу протянул сошки, а Чжан Бао стал бросать мне под ноги плавник. Ухватившись рукой за валежину, я высвободил сначала одну ногу, потом другую и не без труда выбрался на твердую землю.
Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана. В конце второго
дня камлания он указал место, где надо поставить фигурное дерево, но и
это не помогло. Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился в самом жилище. Оставалось последнее средство — уступить ему фанзу. Та к и сделали. Забрав все имущество, они перекочевали на реку Уленгоу.
Следующие 4
дня были посвящены осмотру рек Тахобе и Кумуху. Сопровождать нас вызвался младший из солонов, Да Парл.
Это был молодой человек крепкого телосложения, без усов и бороды. Он держал себя гордо и свысока посматривал на стрелков. Я невольно обратил внимание на легкость его походки, ловкость и изящество движений.
На
этом участке в Нахтоху впадают следующие реки: с левой стороны — Бия и Локтоляги с перевалами на одну из прибрежных рек — Эхе. Из выдающихся горных вершин тут можно подниматься только до реки Малу-Сагды. На подъем против воды нужно четверо суток, а на сплав по течению — один
день. Янсели сказал, что по реке Нахтоху идет кета, морская мальма и горбуша. Главная масса кеты направляется по реке Локтоляги, мальма поднимается до порогов реки Дагды, а горбуша — до реки Нунгини.
На другой
день с бивака мы снялись рано и пошли по тропе, проложенной у самого берега реки. На
этом пути Нахтоху принимает в себя с правой стороны два притока: Хулеми и Гоббиляги, а с левой — одну только маленькую речку Ходэ. Нижняя часть долины Нахтоху густо поросла даурской березой и монгольским дубом. Начиная от Локтоляги, она постепенно склоняется к югу и только около Хулеми опять поворачивает на восток.
За последние четыре
дня река хорошо замерзла. Лед был ровный, гладкий и блестел как зеркало. Вследствие образования донного льда и во время ледостава вода в реке поднялась выше своего уровня и заполнила все протоки.
Это позволило нам сокращать путь и идти напрямик, минуя извилины реки и такие места, где лед стал торосом.
Около устья Уленгоу жил удэгеец Сунцай.
Это был типичный представитель своего народа. Он унаследовал от отца шаманство. Жилище его было обставлено множеством бурханов. Кроме того, он славился как хороший охотник и ловкий, энергичный и сильный пловец на лодках по быстринам реки. На мое предложение проводить нас до Сихотэ-Алиня Сунцай охотно согласился, но при условии, если я у него простою один
день.
Следующие четыре
дня (с 9 по 12 декабря) мы употребили на переход по реке Уленгоу. Река
эта берет начало с Сихотэ-Алиня и течет сначала к юго-востоку, потом к югу, километров 30 опять на юго-восток и последние 5 км снова на юг. В средней части Уленгоу разбивается на множество мелких ручьев, теряющихся в лесу среди камней и бурелома. Вследствие из года в год не прекращающихся пожаров лес на горах совершенно уничтожен. Он сохранился только по обоим берегам реки и на островах между протоками.
На самом
деле это не так.
Я кликнул Дерсу и Сунцая и отправился туда узнать, в чем
дело.
Это оказался железисто-сернисто-водородный теплый ключ. Окружающая его порода красного цвета; накипь белая, известковая; температура воды +27°С. Удэгейцам хорошо известен теплый ключ на Уленгоу как место, где всегда держатся лоси, но от русских они его тщательно скрывают.
При морозе идти против ветра очень трудно. Мы часто останавливались и грелись у огня. В результате за целый
день нам удалось пройти не более 10 км. Заночевали мы в том месте, где река разбивается сразу на три протоки. Вследствие ветреной погоды в палатке было дымно.
Это принудило нас рано лечь спать.
Около скал Сигонку стояли удэгейцы. От них я узнал, что на Бикине кого-то разыскивают и что на розыски пропавших выезжал пристав, но вследствие глубокого снега возвратился обратно. Я тогда еще не знал, что
это касалось меня. По рассказам удэгейцев, дальше были еще две пустые юрты. В
этом покинутом стойбище я решил в первый предпраздничный
день устроить дневку.
Стрелки так и сели и начали ругаться. Оказалось, что наш проводник не имел никакого понятия о верстах. Об
этом удэгейцев никогда не следует спрашивать. Они меряют расстояние временем: полдня пути, один
день, двое суток и т.д.
Когда мне сообщили об
этом по телефону, я постарался уладить
дело.
На другой
день я выехал на станцию Корфовская, расположенную с южной стороны хребта Хехцир. Там я узнал, что рабочие видели Дерсу в лесу на дороге. Он шел с ружьем в руках и разговаривал с вороной, сидевшей на дереве. Из
этого они заключили, что, вероятно, он был пьян.
Расчет маршрутов будет такой, по одному
дню пути: от моря до реки Улиха; от реки Улиха до реки Сесынгу; от
этой последней до Цзагдасу; от Цзагдасу до реки Бя; от Бя до реки Тунга.