Неточные совпадения
Животное замерло
в неподвижной позе, перестало есть и уставилось на нас злобными вопрошающими
глазами.
Когда я подошел к нему, он поднял голову и посмотрел на меня такими
глазами,
в которых нельзя было прочесть ни любопытства, ни удивления.
К трем часам дня отряд наш стал подходить к реке Уссури. Опытный
глаз сразу заметил бы, что это первый поход. Лошади сильно растянулись, с них то и дело съезжали седла, расстегивались подпруги, люди часто останавливались и переобувались. Кому много приходилось путешествовать, тот знает, что это
в порядке вещей. С каждым днем эти остановки делаются реже, постепенно все налаживается, и дальнейшие передвижения происходят уже ровно и без заминок. Тут тоже нужен опыт каждого человека
в отдельности.
Наш хозяин был мужчина среднего роста, 45 лет. Карие
глаза его глядели умно. Он носил большую бороду и на голове длинные волосы, обрезанные
в кружок. Одежда его состояла из широкой ситцевой рубахи, слабо подпоясанной тесемчатым пояском, плисовых штанов и сапог с низкими каблуками.
Около полудня мы сделали большой привал. Люди тотчас же стали раздеваться и вынимать друг у друга клещей из тела. Плохо пришлось Паначеву. Он все время почесывался. Клещи набились ему
в бороду и
в шею. Обобрав клещей с себя, казаки принялись вынимать их у собак. Умные животные отлично понимали,
в чем дело, и терпеливо переносили операцию. Совсем не то лошади: они мотали головами и сильно бились. Пришлось употребить много усилий, чтобы освободить их от паразитов, впившихся
в губы и
в веки
глаз.
Путешествие по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг на друга. Вследствие того что деревья постоянно приходится видеть близко перед собой,
глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость
в зрении, является непреодолимое желание смотреть вдаль.
Перед вечером первый раз появилась мошка. Местные старожилы называют ее гнусом. Уссурийская мошка — истинный бич тайги. После ее укуса сразу открывается кровоточивая ранка. Она ужасно зудит, и, чем больше расчесывать ее, тем зуд становится сильнее. Когда мошки много, ни на минуту нельзя снять сетку с лица. Мошка слепит
глаза, забивается
в волосы, уши, забивается
в рукава и нестерпимо кусает шею. Лицо опухает, как при рожистом воспалении.
В другой половине помещалась мельница, состоявшая из 2 жерновов, из которых нижний был неподвижный. Мельница приводится
в движение силой лошади. С завязанными
глазами она ходит вокруг и вращает верхний камень. Мука отделяется от отрубей при помощи сита. Оно помещается
в особом шкафу и приводится
в движение ногами человека. Он же следит за лошадью и подсыпает зерно к жерновам.
Та м и сям среди кустарников высились: зонтичная ангелика, вороний
глаз с расходящимися во все стороны узкими ланцетовидными листьями и особый вид папоротника с листьями, напоминающими развернутое орлиное крыло, и вследствие этого называемый
в просторечии «орляком».
Когда я подходил к их жилищу, навстречу мне вышел таз. Одетый
в лохмотья, с больными
глазами и с паршой на голове, он приветствовал меня, и
в голосе его чувствовались и страх и робость. Неподалеку от фанзы с собаками играли ребятишки; у них на теле не было никакой одежды.
Утром я проснулся от говора людей. Было 5 часов. По фырканью коней, по тому шуму, который они издавали, обмахиваясь хвостами, и по ругани казаков я догадался, что гнуса много. Я поспешно оделся и вылез из комарника. Интересная картина представилась моим
глазам. Над всем нашим биваком кружились несметные тучи мошки. Несчастные лошади, уткнув морды
в самые дымокуры, обмахивались хвостами, трясли головами.
К востоку от водораздела, насколько хватал
глаз, все было покрыто туманом. Вершины соседних гор казались разобщенными островами. Волны тумана надвигались на горный хребет и, как только переходили через седловины, становились опять невидимыми. К западу от водораздела воздух был чист и прозрачен. По словам китайцев, явление это обычное. Впоследствии я имел много случаев убедиться
в том, что Сихотэ-Алинь является серьезной климатической границей между прибрежным районом и бассейном правых притоков Уссури.
По сравнению с овощами, которые мы видели на Фудзине, эти огородные растения были тоже отсталыми
в росте. Одним словом, во всем, что попадалось нам на
глаза, видна была резкая разница между западным и восточным склонами Сихотэ-Алиня. Очевидно,
в Уссурийском крае вегетационный период наступает гораздо позже, чем
в бассейне Уссури.
Сразу от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был на самом деле, но через минуту
глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло;
в траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
Я искал
глазами изюбра, который, по моим расчетам, был от нас
в 70 или 80 шагах, не более.
Он уперся левой рукой
в землю и, приподнявшись немного на локте, правой рукой закрыл
глаза. Я тормошил его и торопливо, испуганно спрашивал, куда попала пуля.
Последние 2 дня были грозовые. Особенно сильная гроза была 23-го вечером. Уже с утра было видно, что
в природе что-то готовится: весь день сильно парило;
в воздухе стояла мгла. Она постепенно увеличивалась и после полудня сгустилась настолько, что даже ближние горы приняли неясные и расплывчатые очертания. Небо сделалось белесоватым. На солнце можно было смотреть невооруженным
глазом: вокруг него появилась желтая корона.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь
в живописном беспорядке. Что-то особенное было
в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская
глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
Медведь быстро обернулся, насторожил уши и стал усиленно нюхать воздух. Мы не шевелились. Медведь успокоился и хотел было опять приняться за еду, но Дерсу
в это время свистнул. Медведь поднялся на задние лапы, затем спрятался за дерево и стал выглядывать оттуда одним
глазом.
Я вспомнил про самку и стал искать ее
глазами. Она стояла на том же месте и равнодушно смотрела на обоих своих поклонников, сцепившихся
в смертельной схватке. Шум борьбы постепенно удалялся. Очевидно, один олень гнал другого. Самка следовала сзади
в некотором расстоянии.
Я вставил приклад ружья
в плечо, но ни мушки, ни прицела не видел. Я видел только мохнатую голову медведя, его раскрытый рот и злобные
глаза.
Сивуч относится к отряду ластоногих и к семейству ушастых тюленей. Это довольно крупное животное и достигает 4 м длины и 3 м
в обхвате около плеч при весе 680–800 кг. Он имеет маленькие ушные раковины, красивые черные
глаза, большие челюсти с сильными клыками, длинную сравнительно шею, на которой шерсть несколько длиннее, чем на всем остальном теле, и большие ноги (ласты) с голыми подошвами. Обыкновенно самцы
в два раза больше самок.
Чтобы сбить хунхузов с толку, Дерсу на
глазах у них нарочно направился
в сторону, противоположную той, где мы притаились, а затем кружным путем вернулся обратно.
Мы тихонько двинулись вперед, стараясь не шуметь. Гольд повел нас осыпями по сухому ложу речки и избегая тропинок. Часов
в 9 вечера мы достигли реки Иодзыхе, но не пошли
в фанзы, а остались ночевать под открытым небом. Ночью я сильно зяб, кутался
в палатку, но сырость проникала всюду. Никто не смыкал
глаз. С нетерпением мы ждали рассвета, но время, как назло, тянулось бесконечно долго.
В черных
глазах этого человека сквозил ум, на губах постоянно играла улыбка, и
в то же время лицо его никогда не теряло серьезности.
— Гм! Все равно мальчик. Та к ходи, головой качай.
Глаза есть, посмотри не могу, понимай нету. Верно — это люди
в городе живи. Олень искай не надо; кушай хочу — купи. Один сопка живи не могу — скоро пропади.
Во время пути я наступил на колючее дерево. Острый шип проколол обувь и вонзился
в ногу. Я быстро разулся и вытащил занозу, но, должно быть, не всю. Вероятно, кончик ее остался
в ране, потому что на другой день ногу стало ломить. Я попросил Дерсу еще раз осмотреть рану, но она уже успела запухнуть по краям. Этот день я шел, зато ночью нога сильно болела. До самого рассвета я не мог сомкнуть
глаз. Наутро стало ясно, что на ноге у меня образовался большой нарыв.
Многое Дерсу видел и молчал. Молчал потому, что не хотел останавливаться, как ему казалось, на всяких мелочах. Только
в исключительных случаях, когда на
глаза ему попадалось что-нибудь особенно интересное, он рассуждал вслух, сам с собой.
Карие
глаза, расположенные горизонтально, прикрывались сильно развитой монгольской складкой век, выдающиеся скулы, широкое переносье, вдавленный нос и узкие губы — все это придавало ее лицу выражение, чуждое европейцу: оно казалось плоским, пятиугольным, и
в действительности было шире черепа.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению.
В тот момент, когда сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее
в новом направлении. По
глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись большой опасности. Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.