Неточные совпадения
Первобытные девственные
леса в большей части страны выгорели, и на смену им появились
леса, состоящие из лиственницы, березы и осины. Там, где раньше ревел тигр, ныне свистит паровоз, где
были редкие жилища одиноких звероловов, появились большие русские селения, туземцы отошли на север, и количество зверя в тайге сильно уменьшилось.
В глубине гор и
лесов оно
было своего рода меновой единицей.
Дубовое редколесье сменилось густыми смешанными
лесами, среди которых
было много кедра.
Иногда случается, что горы и
лес имеют привлекательный и веселый вид. Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей в отряде. Я много раз проверял себя и всегда убеждался, что это так. То же
было и теперь. В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска,
было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Сумерки в
лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла
было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
Мы оба стали прислушиваться, но кругом
было тихо, так тихо, как только бывает в
лесу в холодную осеннюю ночь. Вдруг сверху посыпались мелкие камни.
Часа два шли мы по этой тропе. Мало-помалу хвойный
лес начал заменяться смешанным. Все чаще и чаще стали попадаться тополь, клен, осина, береза и липа. Я хотел
было сделать второй привал, но Дерсу посоветовал пройти еще немного.
Еще несколько секунд в
лесу был слышен треск ломаемых сучьев, затем все стихло.
В одном месте
было много плавникового
леса, принесенного сюда во время наводнений. На Лефу этим пренебрегать нельзя, иначе рискуешь заночевать без дров. Через несколько минут стрелки разгружали лодку, а Дерсу раскладывал огонь и ставил палатку.
10 лет тому назад они
были покрыты
лесами, от которых ныне не осталось и следов.
Через 1,5 часа мы достигли перевала. Здесь у подножия большого дуба стояла маленькая кумирня, сложенная из плитнякового камня. Кумирня эта
была поставлена, вероятно, охотниками и искателями женьшеня. Лицевая ее сторона
была украшена красной тряпицей с иероглифической надписью: «Сан-лин-чжи-чжу», то
есть «Владыке гор и
лесов» (тигру).
Но вот
лес кончился. Перед нами открылась большая поляна. На противоположном конце ее, около гор, приютилась деревушка Загорная. Но попасть в нее
было нелегко. Мост, выстроенный староверами через реку,
был размыт.
На другой день, 31 мая, чуть только стало светать, я бросился к окну. Дождь перестал, но погода
была хмурая, сырая. Туман, как саван, окутал горы. Сквозь него слабо виднелись долина,
лес и какие-то постройки на берегу реки.
Уссурийская тайга — это девственный и первобытный
лес, состоящий из кедра, черной березы, амурской пихты, ильма, тополя, сибирской
ели, липы маньчжурской, даурской лиственницы, ясеня, дуба монгольского, пальмового диморфанта, пробкового дерева с листвой, напоминающей ясень, с красивой пробковой корой, бархатистой на ощупь, маньчжурского ореха с крупной листвой, расположенной на концах сучьев пальмообразно, и многих других пород.
Начавшаяся
было засыпать жизнь в
лесу встрепенулась: забегали бурундуки, послышались крики иволги и удода.
Та к как тропа в
лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу не могут
быть нанесены на планшет, то съемщику рекомендуется идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно
было видеть между деревьями.
Надо
было дать вздохнуть лошадям. Их расседлали и пустили на подножный корм. Казаки принялись варить чай, а Паначев и Гранатман полезли на соседнюю сопку. Через полчаса они возвратились. Гранатман сообщил, что, кроме гор, покрытых
лесом, он ничего не видел. Паначев имел смущенный вид, и хотя уверял нас, что место это ему знакомо, но в голосе его звучало сомнение.
Запасшись этим средством, мы шли вперед до тех пор, пока солнце совсем не скрылось за горизонтом. Паначев тотчас же пошел на разведку.
Было уже совсем темно, когда он возвратился на бивак и сообщил, что с горы видел долину Улахе и что завтра к полудню мы выйдем из
леса. Люди ободрились, стали шутить и смеяться.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали
было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он
был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный
лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку
леса. Перед нами
была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
Рододендроны
были теперь в полном цвету, и от этого скалы, на которых они росли, казались пурпурно-фиолетовыми. Долину Фудзина можно назвать луговой. Старый дуб, ветвистая липа и узловатый осокорь растут по ней одиночными деревьями. Невысокие горы по сторонам покрыты смешанным
лесом с преобладанием пихты и
ели.
Лес становился гуще и крупнее, кое-где мелькали тупые вершины кедров и остроконечные
ели, всегда придающие
лесу угрюмый вид. Незаметно для себя я перевалил еще через один хребетник и спустился в соседнюю долину. По дну ее бежал шумный ручей.
Она проворно лазила по деревьям, лущила еловые шишки и так пронзительно кричала, как будто хотела
лесу оповестить, что здесь
есть человек.
Чем дальше, тем больше
лес был завален колодником.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться в норку. По тому, как он прятался, видно
было, что опасность приучила его
быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине
леса. Затем я увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала по колоднику, влезала на деревья, спускалась вниз и снова пряталась в траве. Окраска бурундука пестрая, желтая; по спине и по бокам туловища тянется 5 черных полос.
Меня эта картина очень заинтересовала. Я подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали сухие грибки, корешки и орехи. Та к как ни грибов, ни кедровых орехов в
лесу еще не
было, то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил рассказы Дерсу о том, что бурундук делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2 года. Чтобы продукты не испортились, он время от времени выносит их наружу и сушит, а к вечеру уносит обратно в свою норку.
Время от времени в
лесу слышались странные звуки, похожие на барабанный бой. Скоро мы увидели и виновника этих звуков — то
была желна. Недоверчивая и пугливая, черная с красной головкой, издали она похожа на ворону. С резкими криками желна перелетала с одного места на другое и, как все дятлы, пряталась за деревья.
В сырой чаще около речки ютились рябчики. Испуганные приближением собак, они отлетели в глубь
леса и стали пересвистываться. Дьяков и Мелян хотели
было поохотиться за ними, но рябчики не подпускали их близко.
На другой день
было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей
леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь
лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
В больших
лесах всегда
есть что-то таинственное, жуткое.
Это
был северный нагорный склон, поросший густым
лесом.
В Уссурийском крае едва ли можно встретить сухие хвойные
леса, то
есть такие, где под деревьями земля усеяна осыпавшейся хвоей и не растет трава. Здесь всюду сыро, всюду мох, папоротники и мелкие осоки.
Чем ближе мы подходили к хребту, тем
лес становился все гуще, тем больше он
был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на
ель, но ветви его расположены, как у лиственного дерева.
В долине
леса были разнообразнее и богаче.
Этот переход от густого хвойного
леса к дубовому редколесью и к полянам с цветами
был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления. То, что мы видели на западе, в 3–4 переходах от Сихотэ-Алиня, тут
было у самого его подножия.
Несмотря на утомление и на недостаток продовольствия, все шли довольно бодро. Удачный маршрут через Сихотэ-Алинь, столь резкий переход от безжизненной тайги к живому
лесу и наконец тропка, на которую мы наткнулись, действовали на всех подбадривающим образом. В сумерки мы дошли до пустой зверовой фанзы. Около нее
был небольшой огород, на котором росли брюква, салат и лук.
Живут они небольшими табунами в таких местах, где с одной стороны
есть хвойно-смешанный
лес, а с другой — неприступные скалы.
Раньше здесь
были большие
леса, изобилующие зверем, но лесные пожары в значительной степени обесценили это охотничье эльдорадо.
Река Сыдагоу длиною 60 км. В верхней половине она течет параллельно Вай-Фудзину, затем поворачивает к востоку и впадает в него против села Пермского. Мы вышли как раз к тому месту, где Сыдагоу делает поворот. Река эта очень каменистая и порожистая. Пермцы пробовали
было по ней сплавлять
лес, но он так сильно обивался о камни, что пришлось бросить это дело. Нижняя часть долины, где проходит почтовый тракт, открытая и удобная для земледелия, средняя — лесистая, а верхняя — голая и каменистая.
Как только мы вошли в
лес, сразу попали на тропинку. После недавних дождей в
лесу было довольно сыро. На грязи и на песке около реки всюду попадались многочисленные следы кабанов, оленей, изюбров, козуль, кабарожки, росомах, рысей и тигров. Мы несколько раз подымали с лежки зверей, но в чаще их нельзя
было стрелять. Один раз совсем близко от меня пробежал кабан. Это вышло так неожиданно, что, пока я снимал ружье с плеча и взводил курок, от него и след простыл.
В это время в
лесу раздался какой-то шорох. Собаки подняли головы и насторожили уши. Я встал на ноги. Край палатки приходился мне как раз до подбородка. В
лесу было тихо, и ничего подозрительного я не заметил. Мы сели ужинать. Вскоре опять повторился тот же шум, но сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в
лесу, как нарочно, снова воцарилась тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
Сверху хорошо
было видно, как она извивалась по
лесу и блестела на солнце.
Третий пожар уничтожает эти последние остатки, и только одна поросль около пней указывает на то, что здесь
был когда-то большой
лес.
Следующий день
был воскресный. Пользуясь тем, что вода в реке
была только кое-где в углублениях, мы шли прямо по ее руслу. В средней части реки Сандагоу растут такие же хорошие
леса, как и на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов. В одном месте река делает большую петлю.
«Пора возвращаться на бивак», — подумал я и стал осматриваться, но за
лесом ничего не
было видно. Тогда я поднялся на одну из ближайших сопок, чтобы ориентироваться.
Как бы ни
был мал дождь в
лесу, он всегда вымочит до последней нитки. Каждый куст и каждое дерево собирают дождевую воду на листьях и крупными каплями осыпают путника с головы до ног. Скоро я почувствовал, что одежда моя стала намокать.
Быть в
лесу, наполненном дикими зверями, без огня, во время ненастья — жутко. Сознанье своей беспомощности заставило меня идти осторожно и прислушиваться к каждому звуку. Нервы
были напряжены до крайности. Шелест упавшей ветки, шорох пробегающей мыши казались преувеличенными, заставляли круто поворачивать в их сторону.
В темноте ничего не
было видно, слышно
было только, как шумела вода в реке, шумел дождь и шумел ветер в
лесу.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов в 11 утра мы пошли вверх по реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего подходит к морю. Со стороны Арзамасовки подъем на него крутой, а с западной стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным
лесом. Перевал
будет на реке Ли-Фудзин, по которой мы вышли с реки Улахе к заливу Ольги.
В
лесу попадалось много следов пятнистых оленей. Вскоре мы увидели и самих животных. Их
было три: самец, самка и теленок. Казаки стреляли, но промахнулись, чему я
был несказанно рад, так как продовольствия у нас
было вдоволь, а время пантовки [Охота за оленями в начале лета ради добычи пантов.] давно уже миновало.
В древности в государстве Ци он
был главнокомандующим Дациньской династии, а ныне охраняет
леса и горы».