Неточные совпадения
Иногда мне казалось,
что я узнаю то или иное место. Казалось,
что за перелеском сейчас же будет река, но вместо нее опять начиналось болото и опять хвойный лес. Настроение наше то поднималось, то
падало. Наконец, стало совсем темно, так темно,
что хоть глаз выколи. Одежда наша намокла до последней нитки. С головного убора сбегала вода. Тонкими струйками она стекала по шее и по спине. Мы начали зябнуть.
Затем они стали блекнуть, и нельзя было решить,
что это — дождь или град
падает в воду.
Старшина рассказал мне,
что однажды, в бытность его еще молодым человеком, он в лодке с тремя другими орочами
попал в такой смерч. Он подхватил лодку, завертел ее, поднял на воздух и затем снова бросил на воду. Лодка раскололась, но люди не погибли. Помощь оказали другие лодки, находившиеся поблизости.
Солнце
палило немилосердно и так нагревало камни на берегу,
что от прикосновения к ним обнаженной рукой получалось впечатление ожога.
Судя по тому,
что верхние края ее круто
падали внутрь, надо полагать,
что она была глубиною около полуметра.
Естественно,
что во время боя оба орлана стали
падать, и, когда крылья их коснулись травы, они вновь поднялись на воздух, описав небольшие круги, и вторично сцепились в смертельной схватке.
В это мгновение у ног моих шевельнулся сухой листик, другой, третий… Я наклонился и увидел двух муравьев — черного и рыжего, сцепившихся челюстями и тоже из-за добычи, которая в виде маленького червячка, оброненная лежала в стороне. Муравьи
нападали друг на друга с такой яростью, которая ясно говорила,
что они оба во
что бы то ни стало хотят друг друга уничтожить.
Время было весеннее. Лодка шла вдоль берега и
попадала то в полосы прохладного морского воздуха, то в струи теплого, слегка сыроватого ветерка, дующего с материка. Яркое июньское солнце обильно изливало на землю теплые и живительные лучи свои, но по примятой прошлогодней траве, по сырости и полному отсутствию листвы на деревьях видно было,
что земля только
что освободилась от белоснежного покрова и еще не успела просохнуть как следует.
Они изгибались и делали такие движения, которые ясно указывали,
что им не нравилось то положение, в которое они теперь
попали.
Досада взяла меня. Я рассердился и пошел обратно к соболиному дереву, но вяза этого я уже не нашел. Сильное зловоние дало мне знать,
что я
попал на то место, где на земле валялось мертвое животное, Я еще раз изменил направление и старался итти возможно внимательнее на восток. На этот раз я
попал в гости к филину, а потом опять к каменной глыбе с россыпью.
В это время неподвижный доселе воздух всколыхнулся. Внезапно налетел ветер, испуганно зашумели деревья. Стало еще темнее. Несколько крупных капель тяжело
упало на землю. Я понял,
что мне не удастся уйти от дождя и остановился на минуту, чтобы осмотреться. Вдруг весь лес вспыхнул голубоватым пламенем. Сильный удар грома потряс воздух и землю, и вслед за тем хлынул ливень.
Когда я объявил орочам,
что маршрут по рекам Акуру и Хунгари должен выполнить во
что бы то ни стало, они решили обсудить этот вопрос на общем сходе в тот день вечером в доме Антона Сагды. Я хорошо понимал причину их беспокойства и решил не настаивать на том, чтобы они провожали меня за водораздел, о
чем я и сказал им еще утром, и только просил, чтобы они подробно рассказали мне, как
попасть на Сихотэ-Алинь. Спутниками моими по этому маршруту вызвались быть стрелки Илья Рожков и Павел Ноздрин.
Часов в девять мы легли около костра. Я долго и крепко
спал. Но вот сквозь сон я услышал голоса и поднялся со своего ложа. Я увидел всех моих спутников и ороча, проворно собирающего свои вещи. Полагая,
что пора вставать, я тоже стал собираться и потянулся за обувью.
Ороч проснулся ночью от каких-то звуков. Прислушавшись к ним, он узнал крики зябликов. Это его очень встревожило. Крики дневных птиц ночью ничего хорошего не предвещают. Скоро птицы успокоились, и проводник наш хотел было опять улечься
спать, но в это время всполошились вороны и стали каркать. Они так напугали ороча,
что тот растолкал Рожкова и Ноздрина и попросил их разбудить поскорее меня.
Из его отдельных фраз я понял,
что птицы
спят очень чутко, всегда слышат приближение чорта и поднимают крик.
Погода нас недолго баловала, и вскоре небо стало заволакиваться тучами. Подвигались мы теперь медленно. На западных склонах Сихотэ-Алиня снега оказались гораздо глубже,
чем в бассейне рек Тумнина. Собаки тонули в них,
что в значительной степени затрудняло наше передвижение. К вечеру мы вышли на какую-то речку, ширина ее была не более 6–8 метров. Если это Хунгари, значит, мы
попали в самое верховье ее и, значит, путь наш до Амура будет длинный и долгий.
Когда первые приступы голода были утолены, я хотел со своими спутниками итти за нартами, но обе старушки, расспросив, где мы их оставили, предложили нам лечь
спать, сказав,
что нарты доставят их мужья, которые ушли на охоту еще вчера и должны скоро вернуться. Не хотелось мне утруждать туземцев доставкой наших нарт, но я почувствовал,
что меня стало сильно клонить ко сну. Рожков и Ноздрин, сидя на полу, устланном свежей пихтой, тоже клевали носами.
Наконец, мы оправились настолько,
что могли продолжать путешествие. Я назначил днем выступления 14 января 1910 года. С вечера мы уложились, увязали нарты и рано легли
спать, а на другой день со свежими силами выступили в путь.
Я сказал им,
что мы
попали в очень опасное положение.
Неточные совпадения
Хлестаков. А, да я уж вас видел. Вы, кажется, тогда
упали?
Что, как ваш нос?
Городничий. Чш!..
что?
что?
спит?
Придет в лавку и,
что ни
попадет, все берет.
А уж Тряпичкину, точно, если кто
попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить.
Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не
спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?