Если в христианской догматике Дух Святой мыслится как Ипостась, т. е. как личность, то прежде всего Дух Святой не есть коллективная личность и наименование Его личностью
есть символ, выражающий неизъяснимую тайну, тайну преодоления противоположности между личным и всеобщим.
Символическое восприятие мира, при котором все видимое
есть символ невидимого, все материальное есть символ духовного, есть как раз признак большей духовности по отношению к миру и большей освобожденности от его власти.
Но деньги
есть символ князя мира сего, и в буржуазности социалистической этот символ, вероятно, появится в новой форме, и человек будет вновь оцениваем по своему положению в обществе.
Неточные совпадения
Дух
есть внутреннее, в этом пространственном
символе один из признаков духа.
В объекте никогда нет реальности, в объекте
есть лишь
символ реальности.
Но
символы могут
быть приняты за реальности, и тогда возврат к реальностям оказывается очень затрудненным.
В объективации, в культуре, в истории даны
были лишь
символы, знаки, прообразы реального преображения.
Как
было уже установлено, объективация духа
есть символизация, она дает
символы, знаки, а не реальности.
Но это мир знаков и
символов, и объективирующее отношение к нему
есть символизация, хотя носящая общеобязательный характер, устанавливающая сообщения.
Поразительнее всего, что эта символизация распространяется и на духовную жизнь, которая
есть реальность, а не
символ.
Но сознание того, что что-либо в этом мире
есть лишь
символ иного мира, освобождает от рабской зависимости от этого мира.
Подлинная мистика и
есть реализм, она обращена к первореальностям, к тайне существования, в то время как ортодоксальная теология имеет дело лишь с
символами, получившими социальное значение.
Мистика
есть как бы «откровение откровения», раскрытие реальностей за
символами.
Быт
есть реальность, реализация, иметь же,
быть собственником чего-либо
есть лишь знак и
символ.
Есть два
символа —
символ хлеба и
символ денег, и две мистерии — мистерия хлеба, мистерия евхаристическая, и мистерия денег, мистерия сатаническая.
Дурной, порабощающий символизм
есть не что иное, как принятие
символов за последние реальности, т. е. непонимание символики.
В описании духовного и мистического опыта всегда
будут прибегать к пространственной символике, к
символам высоты и глубины, к
символам сего и иного мира и т. д.
— А по-моему, не имеет, потому что это унижение женщины. Да-с! — торжественно раскланялась Лидинька. — А я бы на месте Стрешневой не позволила бы ему. Все равно то же что и руку у женщины целовать! Это все поэзия-с, гниль, а по отношению к правам женщины, это — оскорбление… Вообще, сниманье салопа, целованье руки и прочее, это
есть символ рабства. Отчего мы у вас не целуем? Отчего-с? Отвечайте мне!
Поэтому «царство и сила, и слава» [Отк. 5:13: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков.], истинная власть, принадлежит одному Богу, земная же власть
есть символ Божьего всемогущества.
Неточные совпадения
— А может
быть, это — прислуга.
Есть такое суеверие: когда женщина трудно родит — открывают в церкви царские врата. Это, пожалуй, не глупо, как
символ, что ли. А когда человек трудно умирает — зажигают дрова в печи, лучину на шестке, чтоб душа видела дорогу в небо: «огонек на исход души».
Часов в 11 приехали баниосы с подарками от полномочных адмиралу. Все вещи помещались в простых деревянных ящиках, а ящики поставлены
были на деревянных же подставках, похожих на носилки с ножками. Эти подставки заменяют отчасти наши столы. Японцам кажется неуважительно поставить подарок на пол. На каждом ящике положены
были свертки бумаги, опять с
символом «прилипчивости».
Сзади всех подставок поставлена
была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее к себе и протянул
было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас на обедах, — заметил он, — но ее никогда не
едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и
было, да и то не
едят! Ох уж эти мне эмблемы да
символы!
И это
было не внешней, а внутренней судьбой русского народа, ибо все внешнее
есть лишь
символ внутреннего.
Но все материальное
есть лишь
символ и знак духовной действительности, все внешнее
есть лишь манифестация внутреннего, все принуждающее и насилующее
есть ложно направленная свобода.