Неточные совпадения
В такое время,
как наше, многие слова употребляются
не критически и без определенного реального содержания.
Если под выражением «социальная революция» нужно понимать социалистическую революцию, то остается непонятным,
как можно по существу буржуазную революцию превратить в социалистическую какими-либо насильственными, диктаторскими мерами, борьбой за политическую власть рабочего класса,
не соответствующую его социальному весу в данный исторический момент.
И думается, что в России возможны и даже неизбежны смелые опыты социализации, совершенно внеклассовой, государственной,
не похожей ни на
какой доктринальный социализм.
Но это будет лишь новый фазис социальной эволюции, который ни к
какому «социализму» в доктринерском смысле
не приведет.
Когда наступит время для социализма, то он окажется уже ненужным и устаревшим, так
как будет уже новая жизнь,
не похожая на ту, которая преподносилась в социалистических мечтах, скованных отрицательными связями с буржуазно-капиталистическим строем.
И то,
как воспринимаются массами эти заклинательные слова о «буржуазии» и «буржуазности», внушает опасение
не только за судьбу России, русского государства, русского народного хозяйства, но — в тысячу раз важнее — за судьбу души русского народа, души женственной, податливой и хрупкой,
не прошедшей суровой школы самодисциплины и самоуправления.
Но я думаю, что сами большевики,
как это часто бывает,
не знают о себе последней правды,
не ведают,
какого они духа.
Как вероучение фанатическое, он
не терпит ничего рядом с собой, ни с чем ничего
не хочет разделить, хочет быть всем и во всем.
«Если бы и было что на том свете, то уж, конечно,
не для таких,
как они».
Русских пленяет зло
как добро, само же зло,
не принявшее обличья добра, редко пленяет их.
Раса эта, отвергнув всякое благородство и всякую честь
как предрассудки старого мира, приступила к огромному эксперименту создания нового «социалистического» мира, в котором
не будет уже ничего «буржуазного».
Этот «новый» мир
не насилие и
не оскорбление человека отверг, он в принципе и в идее отверг всякое достоинство человека, всякую честь и благородство
как предрассудки.
В мире «социалистическом» более
не будет святых и гениев — они отрицаются всеми основами этого нового мира, они будут насильственно утоплены в серой безличной массе, в бескачественном коллективе, их возненавидят,
как всякое возвышение.
Духовное оздоровление наступит тогда, когда поймут, что мир
не делится на «буржуазный» и «социалистический», что «буржуазность» и «социалистичность» — абстракции, которым соответствует очень сложная и многообразная действительность,
как духовная, так и материальная.
Настоящего рабочего движения, делающего созидательные усилия преодолеть злые стороны буржуазно-капиталистического строя, в России нет и быть
не может, так
как Россия страна промышленно отсталая, пролетариат наш сравнительно малочислен, недостаточно организован и недостаточно развит.
Но права труда
не могут быть поняты,
как права количества против качества.
В действительности «народ» является орудием в руках кучки демагогов, он остается в состоянии рабском, так
как не имеет освобождающего света.
Так
как контрреволюционного объекта
не оказалось, то его постепенно начали изобретать, создавать.
Большевики
не только могут вызвать реакцию
как движение, против них направленное, нет, большевики сами по себе реакционеры, мракобесы, люди, вырвавшиеся из хаотических низин мирового прошлого.
Самый революционный переворот был делом национальным, он совершен русским народом
как великим целым, он
не был делом одной революционной интеллигенции или рабочего класса, ему
не предшествовало усиление революционно-социалистического движения.
Слова и имена —
не случайные и условные знаки,
как думают номиналисты, они — реальные энергии духовной жизни.
Личность человеческая
не может всего ждать от нового общества, она прежде всего должна
как можно больше ему дать.
Перестановка атомов, пребывающих в том же инертном состоянии, ничего
не может изменить ни в
какую сторону.
Все это,
как говорят дети,
не на самом деле, все это
не по-настоящему.
Старая власть, старая монархия
не была у нас свергнута революцией, она сгнила, разложилась и бесславно пала,
как падает гнилое яблоко с дерева.
Катастрофа эта
не есть изменение форм государства,
не есть создание новой власти организованными силами, она есть упразднение государства, бессилие организовать
какую бы то ни было государственную власть.
Безграмотная, темная масса солдат, отвыкших от всякого труда, тех самых солдат, на чьи штыки недавно еще опиралось старое самовластье, ни с
какой точки зрения
не есть социалистически мыслящий и социалистически чувствующий рабочий класс.
Но для всякого социал-демократа и социалиста-революционера,
как бы он ни отрицал большевистскую тактику, еретики — все
не социалисты по вере, все
не верующие в социалистическую революцию и социалистическое счастье.
«Большевиками» на время сделались все те, которые
не хотят воевать,
не хотят ничем жертвовать, но хотят
как можно больше получить.
Интеллигент, уверовавший в народ,
не знал души народной, он
не постигал ее в себе самом, в родной ему глубине, он поклонялся народу
как неведомому и чуждому, манящему своей далекостью.
Без этого нельзя мечтать ни о
каком высшем призвании России, так
как не будет и самой России.
И
как это часто бывает, за лозунгом интернационала может скрываться совсем
не то, что он реально должен означать.
Ревизионизм бернштейновского типа фактически победил, победил даже у таких людей,
как Г. В. Плеханов, хотя он и
не хочет этого признать.
Всечеловечность ни в
каком смысле
не есть утрата и упразднение национальности.
Это подобно тому,
как в Боге
не погибает и
не упраздняется весь космос со всеми своими ступенями, а лишь получает свое полное реальное осуществление.
Идея личности XX века
не может быть абстрактной,
как в XVIII веке, она может быть лишь конкретной.
Народничество всегда имело особенное обаяние для души русского интеллигента, и от него
не могли освободиться даже величайшие русские гении,
как Толстой и Достоевский.
Русские революционеры, русские социалисты и анархисты,
как бы фанатически они ни исповедовали западные учения, всегда были по природе своей восточниками, а
не западниками.
Высшая духовная иерархия деспотически правила церковью,
как чиновничество, поставленная государственной властью бюрократия, но никогда
не была самоуправлением церкви, никогда
не играла руководящей духовной роли.
Для этого сознания источником правды и истины является
не Логос,
не разум и совесть,
не Божественное внутри человека и внутри церкви, а эмпирический народ, понимаемый
как простонародье,
как трудящийся физически, близкий к земле и природе.
Но необходимо окончательно и бесповоротно установить, что народный коллективизм
не есть церковная соборность и отличается от нее,
как земля от неба.
Восточное православие
не могло устоять от опасности поглощения его народной стихией,
как не могло устоять и от опасности поглощения его государственностью.
И самое совершенное свое выражение русский народ
как мистическое целое находит в русском гении, в Пушкине, Достоевском или Толстом, которые принадлежали к культурному слою, а
не к простонародью.
Партии с их программами и тактиками
не могут сейчас предстать в чистом виде, все они
не таковы,
какими были бы в мирное время, в спокойных условиях политической деятельности и социального реформирования общества.
Германские влияния
не следует непременно понимать
как подкуп, шпионаж и предательство русских.
Вот
как характеризует Маркс стремление к объединению и освобождению славян: «Зародилось в рабочих кабинетах некоторых славянских дилетантов исторической науки то смехотворное антиисторическое движение, которое замышляло
не что иное,
как подчинение цивилизованного Запада варварскому Востоку; подчинение города деревне; торговли, промышленности, науки — примитивной агрикультуре славянских крепостных.
Как видите, Маркс
не связывал русского тяготения к Царьграду с интересами капиталистической буржуазии, голова его
не была забита трафаретами с общими местами, он видел тут прежде всего тяготение русского крестьянства с его религиозным и национальным миросозерцанием.
Сам Маркс никогда
не был таким доктринером,
как его ученики и последователи.
Власть по природе своей
не может быть ни буржуазной, ни пролетарской, ею руководят
не интересы классов,
не интересы людей, а интересы государства и нации
как великого целого.
Ныне господствующие в русском государстве силы так же
не терпят правды и света,
как не терпели их силы, господствовавшие в старом строе.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Поросенок ты скверный…
Как же они едят, а я
не ем? Отчего же я, черт возьми,
не могу так же? Разве они
не такие же проезжающие,
как и я?
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.