Определяя прекрасное как полное проявление идеи в отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «прекрасное в действительности только призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря, прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в природе) истинно прекрасного нет»; из того, что в природе нет истинно прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление человека восполнить недостатки прекрасного в
объективной действительности» и что «прекрасное, создаваемое искусством, выше прекрасного в объективной действительности», — все эти мысли составляют сущность [гегелевской эстетики и являются в ней] не случайно, а по строгому логическому развитию основного понятия о прекрасном.
И тем не менее в
объективной действительности «классовый» интерес может быть более человеческим, чем интерес «национальный», т. е. в нем может быть речь о попранном достоинстве человека, о ценности человеческой личности, в «национальном» же интересе может речь идти об «общем», не имеющем никакого отношения к человеческому существованию.
Именно потому, что человек не может выйти из себя, он видит вне себя, как
объективную действительность, кошмар дьявольского мира.
Господствующее мнение о происхождении и значении искусства выражается так: «Имея непреодолимое стремление к прекрасному, человек не находит истинно прекрасного в
объективной действительности; этим он поставлен в необходимость сам создавать предметы или произведения, которые соответствовали бы его требованию, предметы или явления истинно-прекрасные».
Неточные совпадения
— Наши дни — не время для расширения понятий. Мы кружимся пред необходимостью точных формулировок, общезначимых,
объективных. Разумеется, мы должны избегать опасности вульгаризировать понятия. Мы единодушны в сознании необходимости смены власти, эго уже — много. Но
действительность требует еще более трудного — единства, ибо сумма данных обстоятельств повелевает нам отчислить и утвердить именно то, что способно объединить нас.
Именно те, которые переносят веру и мистику исключительно в субъективную
действительность человеческого духа, те, которые отрицают мистическую реальность бытия и пути соединения с ней, отрицают чудесную тайну преосуществления в мире
объективном, в мировой душе, те должны быть признаны рационалистами.
Итак, справедливо, что фраза: «искусство есть воспроизведение
действительности», должна быть дополнена для того, чтобы быть всесторонним определением; не исчерпывая в этом виде все содержание определяемого понятия, определение, однако, верно, и возражения против него пока могут быть основаны только на затаенном требовании, чтобы искусство являлось по своему определению выше, совершеннее
действительности;
объективную неосновательность этого предположения мы старались доказать и потом обнаружили его субъективные основания.
Для избежания упрека в том, что преднамеренно смягчил я недостатки, выставляемые на вид немецкими эстетиками в
объективном прекрасном, я должен буквально привести здесь фишерову критику прекрасного в
действительности (Aesthetik, II Theil, Seite 299 und folg.).
Дух, духовная
действительность не сообразна с универсальными законами разума, совсем не есть мир универсальных идей, совсем не есть мир
объективный.