Неточные совпадения
Достоевский же целостно воспринимал образ
человека, открывал его в самом
последнем и падшем.
Это гуманистическое миросозерцание обращено к душевному миру
человека, а не к миру духовному, не к
последней духовной глубине.
Там вновь откроются
человеку и Бог и небо, а не только дьявол и ад, но не как объективный порядок, данный
человеку извне, а как встреча с
последней глубиной человеческого духа, как изнутри открывающиеся реальности.
И оно доводит
человека до
последних пределов раздвоения.
Это раздвоение и поляризация человеческой природы, это трагическое движение, идущее в самую духовную глубину, в самые
последние пласты, не связано ли у Достоевского с тем, что он призван был в конце новой истории, у порога какой-то новой мировой эпохи раскрыть в
человеке борьбу начал Богочеловеческих и человекобожеских, Христовых и антихристовых, неведомую прежним эпохам, в которых зло являлось в более элементарной и простой форме?
Последние пределы гуманистического своеволия и самоутверждения — гибель
человека в сверхчеловеке.
И вместе с тем
человек ищет
последней, предельной свободы.
Христос дает
человеку последнюю свободу, но
человек должен свободно принять Христа.
Только христианство дало
человеку эту свободу, первую свободу и
последнюю свободу.
Христос должен явиться
человеку на свободных путях его, как
последняя свобода, свобода в Истине.
Христос и есть
последняя свобода, не та беспредметная, бунтующая и самозамыкающаяся свобода, которая губит
человека, истребляет его образ, но та содержательная свобода, которая утверждает образ
человека в вечности.
Если нет свободы как
последней тайны миротворения, то мир этот с его муками и страданиями, со слезами невинно замученных
людей не может быть принят.
Своевольное убийство даже самого
последнего из
людей, самого зловредного из
людей не разрешается духовной природой
человека.
Не Богу принадлежит человеческая жизнь, и не Богу принадлежит
последний суд над
людьми.
Он сам, по своеволию и произволу своему, решает вопрос, можно ли убить хотя бы
последнего из
людей во имя своей «идеи», Но решение этого вопроса принадлежит не
человеку, а Богу.
Достоевский исследует и обнаруживает муки совести и покаяние на такой глубине, на какой они до сих пор не были видимы, он открывает волю к преступлению в самой
последней глубине
человека, в тайных помыслах
человека.
Жизнь и судьба самого
последнего из
людей имеет абсолютное значение перед лицом вечности.
После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье и
люди остались одни, как желали: великая прежняя идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший и гревший их, отходит, как то величавое, зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это был уже как бы
последний день человечества.
Сострадание к
человеку как к трепещущей, жалкой твари, игралищу бессмысленной необходимости — есть
последнее прибежище идеальных человеческих чувств, после того как угасла всякая великая Идея и утерян Смысл.
Это была вражда апокалиптического
человека, ставшего на сторону Христа в
последней борьбе его с антихристом.
Но тот, кто обращен к Христу Грядущему и к
последней борьбе в конце времен, так же
человек будущего, а не прошлого, как и тот, кто обращен к грядущему антихристу и в
последней борьбе стал на его сторону.
Достоевский был таким апокалиптическим
человеком последних времен.
Если бы не обетование Христово, то так и истребили бы друг друга даже до
последних двух
человек на земле».
«Ты исполнил бы все, что ищет
человек на земле, то есть: перед кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться, наконец, всем в бесспорный, общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и
последнее мучение
людей».
У Достоевского и в самой
последней глубине остается образ
человека.
Люди 40-х годов, как и
люди 60-х годов, не жили еще в атмосфере апокалиптической, они не доходили до
последнего и предельного, не задумывались над концом всех вещей.
Подумавши, оставили // Меня бурмистром: правлю я // Делами и теперь. // А перед старым барином // Бурмистром Климку на́звали, // Пускай его! По барину // Бурмистр! перед Последышем //
Последний человек! // У Клима совесть глиняна, // А бородища Минина, // Посмотришь, так подумаешь, // Что не найти крестьянина // Степенней и трезвей. // Наследники построили // Кафтан ему: одел его — // И сделался Клим Яковлич // Из Климки бесшабашного // Бурмистр первейший сорт.
Старик уже отбросил все мечты о высоком: «С первого шага видно, что далеко кулику до Петрова дня; так себе, просто рассказец; зато сердце захватывает, — говорил он, — зато становится понятно и памятно, что кругом происходит; зато познается, что самый забитый,
последний человек есть тоже человек и называется брат мой!» Наташа слушала, плакала и под столом, украдкой, крепко пожимала мою руку.
Я, говорит, не за тем век изжила, чтоб под конец жизни в панёвщицы произойти; мне, говорит, окромя твоего капиталу, тоже величанье лестно, а какой же я буду человек за твоим за Андрюшкой? — просто
последний человек!"На том и порешили, что быть в здешнем месте Андрюшке только наездом и ни во что, без согласия Мавры Кузьмовны, не вступаться.
Неточные совпадения
Пришел в ряды
последние, // Где были наши странники, // И ласково сказал: // «Вы
люди чужестранные, // Что с вами он поделает?
Это
последнее условие было в особенности важно, и убогие
люди предъявляли его очень настойчиво.
Сей
последний, как
человек обязательный, телеграфировал о происшедшем случае по начальству и по телеграфу же получил известие, что он за нелепое донесение уволен от службы.
Полезли
люди в трясину и сразу потопили всю артиллерию. Однако сами кое-как выкарабкались, выпачкавшись сильно в грязи. Выпачкался и Бородавкин, но ему было уж не до того. Взглянул он на погибшую артиллерию и, увидев, что пушки, до половины погруженные, стоят, обратив жерла к небу и как бы угрожая
последнему расстрелянием, начал тужить и скорбеть.
На третий день сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это
последнее обстоятельство, что вот
человек игру играет, а в то же время и кур ловит; но так как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали, что так следует"по игре", и успокоились.