Неточные совпадения
Он не открывал себя в своем творчестве, он унес с собой
тайну своей личности в иной
мир.
Если нет свободы как последней
тайны миротворения, то
мир этот с его муками и страданиями, со слезами невинно замученных людей не может быть принят.
Ибо, поистине, можно принять Бога и принять
мир, сохранить веру в Смысл
мира, если в основе бытия лежит
тайна иррациональной свободы.
Свобода есть трагическая судьба человека и
мира, судьба самого Бога, и она лежит в самом центре бытия, как первоначальная его
тайна.
Тайна эта — неверие в Бога, неверие в Смысл
мира, во имя которого стоило бы людям страдать.
Идея авторитета в религиозной жизни противоположна
тайне Голгофы,
тайне Распятия, она хочет Распятие превратить в принуждающую силу этого
мира.
Это замечательное описание дает ощущение прикосновения если не к «
тайне мира и истории», как претендует Розанов, то к какой-то тайне русской истории и русской души.
Все дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в следующую секунду все встрепенется и зазвучит в стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков. Эти звуки расскажут про
тайны мира, разъяснят их уму, а потом погасят его, как призрачный огонек, и увлекут с собой душу высоко в темно-синюю бездну, откуда навстречу ей трепетные узоры звезд тоже зазвучат дивной музыкой откровения…
Неточные совпадения
Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в
тайну построения
миров и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что
мир не мог быть сотворен в шесть дней.
Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для
мира, обреченное каким-то
тайным страданиям, что он сам почти в этом уверился.
Но я отстал от их союза // И вдаль бежал… Она за мной. // Как часто ласковая муза // Мне услаждала путь немой // Волшебством
тайного рассказа! // Как часто по скалам Кавказа // Она Ленорой, при луне, // Со мной скакала на коне! // Как часто по брегам Тавриды // Она меня во мгле ночной // Водила слушать шум морской, // Немолчный шепот Нереиды, // Глубокий, вечный хор валов, // Хвалебный гимн отцу
миров.
И там же надписью печальной // Отца и матери, в слезах, // Почтил он прах патриархальный… // Увы! на жизненных браздах // Мгновенной жатвой поколенья, // По
тайной воле провиденья, // Восходят, зреют и падут; // Другие им вослед идут… // Так наше ветреное племя // Растет, волнуется, кипит // И к гробу прадедов теснит. // Придет, придет и наше время, // И наши внуки в добрый час // Из
мира вытеснят и нас!
Быть может, он для блага
мира // Иль хоть для славы был рожден; // Его умолкнувшая лира // Гремучий, непрерывный звон // В веках поднять могла. Поэта, // Быть может, на ступенях света // Ждала высокая ступень. // Его страдальческая тень, // Быть может, унесла с собою // Святую
тайну, и для нас // Погиб животворящий глас, // И за могильною чертою // К ней не домчится гимн времен, // Благословение племен.