Творческая личность
ведет борьбу за первородность, изначальность, чистоту нравственной совести и нравственной мысли при постоянном сопротивлении охлажденной коллективной нравственной совести и мысли, духа времени, общественного мнения и пр.
Должна ли личность лишь вести духовную борьбу с грехом, принимая всякий строй как ниспосланный Божьим Промыслом и неизбежный в греховном мире — или должна
вести борьбу социальную, бороться за социальную правду?
Неточные совпадения
И она принуждена
вести мучительную
борьбу за свои права, всегда подвергающаяся сомнению.
Н. Гартман мог написать свою во многих отношениях замечательную «Этику» только потому, что он производит творческие духовные акты, что он
ведет нравственную
борьбу.
И
борьбу с Творцом
ведет не только тот, кто злом искажает образ твари, но и тот, кто мучится злом сотворенного мира.
Этика должна прежде всего
вести духовную
борьбу против той окончательной социализации человека, которая подавляет свободу духа и совести.
И человек принужден был
вести героическую
борьбу за освобождение от власти рода, от власти благословения и проклятия рода.
Но техническая власть человека над природой, переносящая орудия
борьбы на внешнюю социальную среду и вырабатывающая орудия органически не наследственные, как уже говорилось,
ведет к антропологическому регрессу человека, ослабляет изощренность его организации.
«Путь».] Апостол Павел
ведет страстную
борьбу с властью закона и раскрывает религию благодати.
Совершенное преодоление дуализма и связанной с ним
борьбы ведет к отмиранию того, что в пути мы называли добром и нравственной жизнью.
Есть ли вся
борьба, которую
ведет в мире добро, подлинная жизнь, первожизнь?
Бога нельзя завоевать активной
борьбой, подобной той, которую мы
ведем со стихиями природы.
Бороться против эксплуатации и насилия, за повышение качества своей жизни изолированная личность бессильна, она может
вести эту
борьбу лишь в соединении с другими личностями, лишь социально, и в этом оправдание рабочего движения.
Пробуждение дремавшей совести, пробуждение более высокого нравственного сознания должно
вести к
борьбе против кристаллизовавшегося социального зла.
— Хочется думать, что молодежь понимает свою задачу, — сказал патрон, подвинув Самгину пачку бумаг, и встал; халат распахнулся, показав шелковое белье на крепком теле циркового борца. — Разумеется, людям придется
вести борьбу на два фронта, — внушительно говорил он, расхаживая по кабинету, вытирая платком пальцы. — Да, на два: против лиходеев справа, которые доводят народ снова до пугачевщины, как было на юге, и против анархии отчаявшихся.
— Очень рад, доктор… да. Мы
поведем борьбу вместе… да. Нужно держать высоко знамя интеллигенции. Знаете, если бы открыть здесь свою собственную газету, да мы завязали бы в один узел всех этих купчишек, кабатчиков и вообще сибирских человеков.
Неточные совпадения
Но он ясно видел теперь (работа его над книгой о сельском хозяйстве, в котором главным элементом хозяйства должен был быть работник, много помогла ему в этом), — он ясно видел теперь, что то хозяйство, которое он
вел, была только жестокая и упорная
борьба между им и работниками, в которой на одной стороне, на его стороне, было постоянное напряженное стремление переделать всё на считаемый лучшим образец, на другой же стороне — естественный порядок вещей.
И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той
борьбе, которую поселившийся в ее сердце злой дух
вел с ним, ясно и живо представилась ей.
Макаров тоже был украшением гимназии и героем ее: в течение двух лет он
вел с преподавателями упорную
борьбу из-за пуговицы.
Она понимала, что если она до сих пор могла укрываться от зоркого взгляда Штольца и
вести удачно войну, то этим обязана была вовсе не своей силе, как в
борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но в открытом поле перевес был не на ее стороне, и потому вопросом: «как я могу знать?» она хотела только выиграть вершок пространства и минуту времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.
Зато Обломов был прав на деле: ни одного пятна, упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без
борьбы, не лежало на его совести. Он не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил лошадей, мебель, а тот — женщину… и какие издержки
повели за собой перемены…