Неточные совпадения
Я говорил уже в первой главе, что проблема человека не может быть подменена ни проблемой субъекта, трансцендентального
сознания, ни проблемой
души, психологического
сознания, ни проблемой духа, ни проблемой идеальных ценностей, идей добра, истины, красоты и пр.
В современном человеке, которого наблюдает и изучает психология, есть не только современное
сознание и современный строй
души, в нем есть также древний архаический человек, есть дитя с инфантильными инстинктами, есть неврастеник и сумасшедший.
И это столкновение современной
души и современного
сознания с архаическими, инфантильными и патологическими элементами создает необычайную сложность человеческой
души, с трудом поддающуюся исследованию старыми психологическими методами.
Болезнь человеческой
души определяется конфликтом
сознания и подсознательного.
Сознание по природе своей противоположно солипсизму, оно есть со-знание, т. е. предполагает взаимодействие нескольких и многих
душ.
Если бы в мире существовала только одна
душа, то
сознания не было бы.
Сознание возникает от встречи и взаимодействия
душ, оно порождено потребностью различения и вместе с тем единения и взаимного понимания, т. е. генезис
сознания социален в метафизическом смысле слова.
Сознание сплошь и рядом не просветляет, не преображает, не сублимирует подсознательное, а утесняет, вытесняет внутрь и этим порождает бесконечные конфликты в человеческой
душе.
В подсознательном человеческой
души есть травмы и поранения с раннего детства, и
сознание не столько излечивает раны, сколько прикрывает их.
Новые психология и психопатология открывают глубокий, иррациональный слой в человеческой
душе, скрытый от
сознания.
Душа может быть настолько поглощена идеей гибели и спасения, что это может стать маниакальным и болезненным сужением
сознания.
Христианство прежде всего очень повысило
сознание бесконечной ценности всякой человеческой
души, человеческой жизни, человеческой личности, а значит, и бесконечной ценности
души, жизни и личности грешника и «злого».
Так укреплял себя герой мой житейской моралью; но таившееся в глубине
души сознание ясно говорило ему, что все это мелко и беспрестанно разбивается перед правдой Белавина. Как бы то ни было, он решился заставить его взять деньги назад и распорядиться ими, как желает, если принял в этом деле такое участие. С такого рода придуманной фразой он пошел отыскивать приятеля и нашел его уже сходящим с лестницы.
–…поднять их нравственность, пробудить в их
душах сознание долга… Вы меня понимаете? И вот к нам ежедневно приводят детей сотнями, тысячами, но между ними — ни одного порочного! Если спросишь родителей, не порочное ли дитя, — так можете представить — они даже оскорбляются! И вот приют открыт, освящен, все готово — и ни одного воспитанника, ни одной воспитанницы! Хоть премию предлагай за каждого доставленного порочного ребенка.
Как будто от луча света, упавшего с высоты и свыше озарившего собою мир, загорается в
душе сознание мира божественного, а вместе и установляется грань между. горним и дольним, их разделяющая, но вместе и соединяющая.
Неточные совпадения
В
душе его боролись желание забыть теперь о несчастном брате и
сознание того, что это будет дурно.
«Вопросы о ее чувствах, о том, что делалось и может делаться в ее
душе, это не мое дело, это дело ее совести и подлежит религии», сказал он себе, чувствуя облегчение при
сознании, что найден тот пункт узаконений, которому подлежало возникшее обстоятельство.
В коридоре было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его
душу, в
сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.
Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое детское
сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую
душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…
— Полно, папаша, полно, сделай одолжение! — Аркадий ласково улыбнулся. «В чем извиняется!» — подумал он про себя, и чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то тайного превосходства, наполнило его
душу. — Перестань, пожалуйста, — повторил он еще раз, невольно наслаждаясь
сознанием собственной развитости и свободы.