Неточные совпадения
Душа не есть продукт родового процесса и не творится в момент зачатия, а в
вечности, в духовном
мире творится Богом.
Мир сотворен Богом через воображение, через в
вечности возникавшие в Боге образы, которые есть вместе с тем и реализация их.
В то время как любовь обращена на личность человека, на образ Божий в нем и стремится утвердить ее для
вечности, похоть знает лишь себя, она эгоцентрична и не видит никакой реальности в
мире.
И вместе с тем
вечность достигается лишь путем прохождения через смерть, и смерть есть участь всего живущего в этом
мире, и, чем сложнее жизнь, чем выше уровень жизни, тем более ее подстерегает смерть.
И если человеческая душа несет в себе образ и подобие Божье, если она есть Божья идея, то она возникает в
вечности, а не во времени, в духовном
мире, а не в природном
мире.
В
вечности, в духовном
мире происходит борьба за личность, за осуществление Божьей идеи.
Наш природный
мир есть арена борьбы за бессмертие и
вечность, т. е. за личность.
Смерть есть также явление
вечности в греховном
мире.
И
вечность в греховном
мире есть ужас и тоска.
И потому мы должны парадоксально мыслить конец
мира и во времени, по сю сторону, и в
вечности уже, по ту сторону.
Парадокс времени и
вечности существует не только для судьбы
мира, но и для судьбы личности.
Совершенное отрицание хилиастической идеи есть отрицание самого парадокса, все переносится в
вечность, в потусторонность, во времени же, в посюсторонности, остается
мир внебожественный и изгнанный из рая.
Но если Царство Божье вне времени, в
вечности, то нельзя относить его исключительно к концу
мира, ибо конец мыслится во времени.
Между мной и
вечностью, т. е. достижением Царства Божьего, не лежит то длительное время, которое остается еще до конца
мира.
В
вечность есть два выхода — через глубину мгновения и через конец времени и конец
мира.
Этика творчества должна быть в известном смысле этикой хилиастической, обращенной к эону, который находится на грани между временем и
вечностью, между посюсторонним и потусторонним
миром, в котором расплавляется затверделость нашего
мира.
В сем состоянии не можем мы ничего о Нем сказать, кроме что Он единственно Себе самому известен: понеже Он никакой твари, какое бы имя она ни имела, неизвестен иначе, как только как Он открывает себя самого в шаре Вечности, а вне шара и сверх оного, Он есть для всего сотворенного смысла вечное ничто, цело и совсем скрыт и как бы в своей собственной неисследимой тайне завит и заключен; так что познание наше о Нем вне бездонного шара
мира Вечности есть более отрицательно, нежели утвердительно, то есть мы познаем более, что Он не есть, нежели что Он есть».
Неточные совпадения
Мой бедный Ленский! за могилой // В пределах
вечности глухой // Смутился ли, певец унылый, // Измены вестью роковой, // Или над Летой усыпленный // Поэт, бесчувствием блаженный, // Уж не смущается ничем, // И
мир ему закрыт и нем?.. // Так! равнодушное забвенье // За гробом ожидает нас. // Врагов, друзей, любовниц глас // Вдруг молкнет. Про одно именье // Наследников сердитый хор // Заводит непристойный спор.
Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ в
вечность и к бессмертию всем религиозным и философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими опытами, и
вечность, и бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние
миры и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления «отживших» людей.
Два выхода открываются в
вечность: индивидуальный выход через мгновение и исторический выход через конец истории и
мира.
Меня рано начала мучить религиозная тема, я, может быть, раньше, чем многие, задумался над темой о тленности всего в
мире и над
вечностью.
Так, он справедливо думает, что душа должна предсуществовать, что она вечно была в Боге, что
мир создан не во времени, а в
вечности.