Неточные совпадения
Для него перестает существовать
мир сущих идей и
остается только
мир идей о сущем, нет уже Бога, но есть разнообразные идеи о Боге, которые он исследует, нет уже сущего добра и зла, но есть разнообразные идеи о добре и зле и т. д.
Он и в падении своем сохраняет печать своего высокого положения, и в нем
остается возможность высшей жизни, возможность познания, возвышающегося над бессмыслицей
мира.
Идеальный
мир ценностей
остается бессильным.
«Добрые дела», как дела закона, ничего общего не имеют с Евангелием и с христианским откровением, они
остаются в
мире дохристианском.
Но человеческая личность всегда
остается огненным центром
мира.
Внутренне свободу совести невозможно уничтожить никакими силами
мира, она
остается, когда человека посадили в тюрьму и ведут на казнь.
Внутренняя свобода совести и духа
остается всегда, ее не могут уничтожить никакие силы
мира, но она может обнаружить себя в
мире лишь в мученичестве.
В нем порывается всякая духовная связь между людьми, общество окончательно атомизируется, и якобы освобожденная личность
остается покинутой, предоставленной самой себе и беспомощной в этом страшном и чуждом
мире.
В переживании этого парадокса мы
остаемся по сю сторону и не прорываемся в потусторонний
мир.
Совершенное отрицание хилиастической идеи есть отрицание самого парадокса, все переносится в вечность, в потусторонность, во времени же, в посюсторонности,
остается мир внебожественный и изгнанный из рая.
Между мной и вечностью, т. е. достижением Царства Божьего, не лежит то длительное время, которое
остается еще до конца
мира.
Оно мыслится трансцендентным и потусторонним, но характер его
остается посюсторонним и сообразным категориям
мира.
Если бы в мире господствовало исключительно женственное начало, то истории не было бы,
мир остался бы в «частном» состоянии, в «семейном» кругу.
Ромашов поглядел ему вслед, на его унылую, узкую и длинную спину, и вдруг почувствовал, что в его сердце, сквозь горечь недавней обиды и публичного позора, шевелится сожаление к этому одинокому, огрубевшему, никем не любимому человеку, у которого во всем
мире остались только две привязанности: строевая красота своей роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались в полку старые запойные бурбоны.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в
мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного
осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Несмотря на то, что недослушанный план Сергея Ивановича о том, как освобожденный сорокамиллионный
мир Славян должен вместе с Россией начать новую эпоху в истории, очень заинтересовал его, как нечто совершенно новое для него, несмотря на то, что и любопытство и беспокойство о том, зачем его звали, тревожили его, — как только он
остался один, выйдя из гостиной, он тотчас же вспомнил свои утренние мысли.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее
мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в
мире, и всякий раз клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом у стены, — но все это
осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
Татьяна с ключницей простилась // За воротами. Через день // Уж утром рано вновь явилась // Она в оставленную сень, // И в молчаливом кабинете, // Забыв на время всё на свете, //
Осталась наконец одна, // И долго плакала она. // Потом за книги принялася. // Сперва ей было не до них, // Но показался выбор их // Ей странен. Чтенью предалася // Татьяна жадною душой; // И ей открылся
мир иной.