Неточные совпадения
Философски я могу познавать лишь свои собственные идеи, делая идеи Платона или Гегеля своими собственными идеями, т. е. познавая из человека, а не из
предмета, познавая в духе, а не в объектной
природе.
А это значит, что смысл открывается в духе, а не в
предмете, не в вещи, не в
природе, только в духе бытие человечно.
В «науках о
природе» обстоит дело несколько иначе, но сейчас это не есть
предмет моего исследования.
В науках естественных объективирование не убивает
предмета познания, ибо
природа —
предмет естественных наук — есть продукт объективации.
В наше время уже всякий понимает, что абсолютная свобода воли для человека не существует, и что он, как все
предметы природы, находится в зависимости от её вечных законов.
Напротив, он выше других предметов, и потому восприимчивость к благу жизни в нем развита еще больше: низшие
предметы природы живут только в себе, наслаждаются собою, — человек может жить в других, наслаждаться чужою радостью, чужим счастьем.
Неточные совпадения
Ему пришла в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит в самой жизни, как лежат в
природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть
предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Меня хотя и занимала новость
предмета и проникался я прелестью окружавших нас картин
природы, но тут же, рядом с этими впечатлениями, чувствовалась и особенно предчувствовалась скука.
Душа оставляет тело, странствует и многое видит в то время, когда человек спит. Этим объясняются сны. Душа неодушевленных
предметов тоже может оставлять свою материю. Виденный нами мираж, с точки зрения Дерсу, был тенью (ханя) тех
предметов, которые в это время находились в состоянии покоя. Та к первобытный человек, одушевляя
природу, просто объясняет такое сложное оптическое явление, как мираж.
Ни
природа реальности, ни
природа свободы, ни
природа личности не могут быть постигнуты рационалистически, идеи эти и
предметы эти вполне трансцендентны для всякого рационалистического сознания, всегда представляют иррациональный остаток.
На каждом шагу ожидали меня новые, не виданные мною,
предметы и явления в
природе; самое Багрово, по рассказам отца, представлялось мне каким-то очаровательным местом, похожим на те волшебные «Счастливые острова», которые открывал Васко де Гама в своем мореплавании, о которых читал я в «Детском чтении».