Неточные совпадения
Разум
пытается овладеть собой, сознать свои возможности и границы.
Он вращается в порочном кругу, когда
пытается это сделать.
Биологическая философия жизни
пытается установить критерий добра и зла, основать оценки на принципе максимума «жизни».
Клагес
пытается противопоставить принцип виталистический принципу духовному.
Поэтому человек
пытается прорваться к сверхсознанию, к верхней бездне, падая нередко в подсознание, в бездну нижнюю.
[Г. Гурвич в своей интересной книге «Fichtes System der konkreten Ethik»
пытается истолковать Фихте в духе персонализма с натяжками.]
М. Шелер
пытается защитить понимание не только человека, но и Бога как личности тем, что различает личность и «я». «Я» предполагает что-то вне себя, предполагает «не я».
И великая задача человека всегда была в том, чтобы энергию пола не уничтожить, а сублимировать, Человеческая цивилизация, человеческое сознание
пытается наложить оковы на энергию пола, на полярность человеческой природы.
Его
пытались скрыть, его стыдились.
Они
пытаются применить научные методы к исследованию тайн душевной жизни.
Лютер пламенно восстал против закона в христианстве, против законнической этики и
пытался стать по ту сторону добра и зла. [Л. Шестов видит сходство в деле Лютера и Ницше.]
Леви Брюль, критикуя Тэйлора и Фрэзера,
пытается открыть первобытное мышление, совсем не похожее на мышление людей цивилизованных.
Философы и моралисты, Сократ и стоики, Кант и Толстой
пытались очистить нравственный закон от элементов магических.
Уже греческая этика, начиная с Сократа,
пыталась эмансипироваться от власти общества и закона,
пыталась проникнуть в личную совесть.
Церковь в истории
пыталась обезвредить и обезопасить нравственный переворот, совершенный Евангелием, но невозможно было совсем скрыть, что мораль евангельская, мораль Христова не походит на мораль мира, на мораль человеческую.
Обычно Евангелие
пытались приспособить к требованиям мира и тем сделать его приемлемым.
А вот уже скоро 2000 лет, как его
пытаются ввести в мир.
Но эту дырочку сознание, средне-нормальное и средне-общее сознание
пытается закрыть, и тогда трудно человеку обнаружить все запасы творческой энергии и все присущие ему дары.
Наука
пытается освободиться от условной лжи конфессий, идеологических направлений, от предвзятых суждений национальных или сословных, она ищет чистой истины и правды, ничем не прикрашенной, хотя бы и печальной.
Забота, из которой Гейдеггер
пытается вывести временное существование в падшем по своей сущности мире, есть слабая первичная форма страха.
Социальная обыденность, порожденная грехом,
пытается превратить категорию страха в одну из основных категорий религиозной и нравственной жизни.
Христианство внесло дуализм, который в новое время
пытались преодолеть в сторону господства государства, но который принципиально непреодолим.
Добро не осуществляет себя, не реализует правды, и зло берет на себя дело добра, зло
пытается реализовать правду.
[Сейчас
пытается ставить его де Ман.]
И только последний образ человека, образ рабочего,
пытаются превратить в целостный идеальный образ — образ «товарища», который должен заменить мудреца, святого, рыцаря для нашей эпохи.
И в последних рационализированных своих результатах социальная обыденность
пытается забыть о смерти, скрыть ее от людей, хоронить умерших незаметно.
Социальная обыденность
пытается ослабить эту связь любви со смертью, она хочет обезопасить любовь в мире и устроить ее.
На протяжении всей своей истории люди
пытались бороться со смертью, и на этой почве возникали разные верования и учения.
Страх ада, которым
пытаются подогреть религиозную жизнь, есть частичное переживание самого ада, есть вхождение в мгновение, в котором раскрывается ад.
Из мучительной трудности, связанной с проблемой ада,
пытались выйти тем, что признали самый ад торжеством Божьего справедливого суда и, следовательно, добром.
Ее
пытаются решить дуалистически и монистически.
Из этого затруднения
пытались выйти при помощи учения о свободе твари, о свободе воли в традиционной форме.
Неточные совпадения
Вздохнул Савелий… — Внученька! // А внученька! — «Что, дедушка?» // — По-прежнему взгляни! — // Взглянула я по-прежнему. // Савельюшка засматривал // Мне в очи; спину старую //
Пытался разогнуть. // Совсем стал белый дедушка. // Я обняла старинушку, // И долго у креста // Сидели мы и плакали. // Я деду горе новое // Поведала свое…
В веригах, изможденные, // Голодные, холодные, // Прошли Господни ратники // Пустыни, города, — // И у волхвов выспрашивать // И по звездам высчитывать //
Пытались — нет ключей!
Пытались было зажечь клоповный завод, но в действиях осаждающих было мало единомыслия, так как никто не хотел взять на себя обязанность руководить ими, — и попытка не удалась.
Затем, хотя он и
попытался вновь захватить бразды правления, но так как руки у него тряслись, то сейчас же их выпустил.
Само собою разумеется, что он не говорил ни с кем из товарищей о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые
пытались намекать ему на его связь.