Неточные совпадения
Теоретический и практический разум в этом нераздельны, познание
ценности неотделимо от оценки, от
жизни в мире
ценностей.
Из всех родов познания познание этическое есть наиболее бесстрашное и наиболее горькое, ибо в нем раскрывается
ценность и смысл
жизни и в нем же разверзается грех и зло.
Книга эта хочет быть опытом конкретного учения о человеческой
жизни, о ее смысле, ее целях и
ценностях.
Но учение о
жизни, ее смысле, ее целях и
ценностях есть неизбежное учение о человеке.
Этика должна быть не только теоретической, но и практической, т. е. призывать к нравственному преобразованию
жизни, не только к усвоению
ценностей, но и к переоценке
ценностей.
Нравственный же акт, который совершается относительно всей
жизни, всех ее
ценностей, связан с полнотой духовной
жизни человека.
Социальность не может быть верховной
ценностью и конечной целью человеческой
жизни.
«
Жизнь» есть высшее благо и верховная
ценность, «добро» есть все, что доводит «
жизнь» до максимума, «зло» есть все, что умаляет «
жизнь» и ведет к смерти и небытию.
Переизбыточная
жизнь есть благо и
ценность, даже если она несет страдание, а не счастье, если она порождает трагедию.
Жизнь должна иметь смысл, чтобы быть благом и
ценностью.
Не просто
жизнь, а духовная
жизнь,
жизнь, поднимающаяся к Богу, не количество
жизни, а качество ее есть высшее благо и
ценность.
«
Жизнь» может стать для нас символом высшей
ценности, высшего добра, но и сама
ценность, само добро есть символ подлинного бытия, и само бытие есть лишь символ последней тайны.
Глубочайшие трагические конфликты
жизни означают столкновение между двумя
ценностями, одинаково высокими и добрыми.
Но также можно сказать, что несоединимо со свободой и нравственной
жизнью и учение Гартмана об идеальных
ценностях, которые человек должен свободно реализовать в мире.
Активна
жизнь, дух же очень напоминает идеальные
ценности, которые должна осуществить
жизнь.
Если нет Бога как источника сверхличных
ценностей, то нет и
ценности личности, есть лишь индивидуум, подчиненный родовой природной
жизни.
В личности идея или идеальная
ценность есть конкретная полнота
жизни.
Поразительно, что в XIX и XX веках человек позволил убедить себя в том, что он получил свою нравственную
жизнь, свое различение между добром и злом, свою
ценность целиком от общества.
И нравственная задача
жизни заключается не в том, чтобы истребить и уничтожить половую энергию, а в том, чтобы ее сублимировать и превратить в энергию, творящую
ценности.
Когда Платон в «Горгии» говорит, что лучше самому испытать несправедливость, чем причинить ее другим, он уже переносит центр тяжести нравственной
жизни и нравственных
ценностей в глубину личности.
Но настоящая проблема этики лежит глубже, она связана с той индивидуальной сложностью
жизни, которая порождена столкновением
ценностей высшего порядка и обнаруживает трагическое в
жизни.
Христианство прежде всего очень повысило сознание бесконечной
ценности всякой человеческой души, человеческой
жизни, человеческой личности, а значит, и бесконечной
ценности души,
жизни и личности грешника и «злого».
Творческое горение, творческий взлет всегда направлены на создание новой
жизни, нового бытия, но в результате получаются охлажденные продукты культуры, культурные
ценности, книги, картины, учреждения, добрые дела.
Для нее нравственная цель
жизни не самоспасение, не искупление вины, а творческое осуществление правды и создание
ценности, хотя бы
ценность эта была не нравственного порядка.
Не страх наказания и ада, а бескорыстная и отрешенная любовь к Богу и божественному в
жизни, к правде и совершенству, к положительной
ценности должна быть признана положительным нравственным мотивом.
И человеческая личность есть верховная
ценность не потому, что она является носителем общеобязательного нравственного закона, как у Канта, а именно потому, что она есть Божья идея и Божий образ, носитель божественного начала
жизни.
Только личность есть подлинно творческое и пророческое начало в нравственной
жизни, она выковывает новые
ценности.
И потому нужно утверждать не этику уничтожения воли, а этику просветления воли, не этику уничтожения человека и внешнего его подчинения Богу, а этику творческого осуществления человеком божественного в
жизни, правды, истины, красоты,
ценности.
Поэтому она не судит, она дает
жизнь, получает
жизнь, повышает качество и
ценность содержания
жизни.
И вот трагизм нравственной
жизни, как было уже сказано, совсем не в столкновении добра и зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного добра с другим добром, одной
ценности с другой
ценностью — любви к Богу и любви к человеку, любви к отечеству и любви к близким, любви к науке или искусству и любви и жалости к человеку и т. п.
Трагические конфликты
жизни разрешаются для нее творческой свободой человека, и область «нравственного» расширяется, т. е. приобретает нравственное значение и то, что не относится обычно к
ценностям нравственного порядка, что связано с
ценностями иного порядка.
Так же
ценности порядка религиозного, связанные со спасением человека для вечности и достижением им совершенства, перестают быть выделенными в особую область, как бы извне господствующую над всей
жизнью, и распространяются на всю полноту
жизни как глубочайшая основа всей
жизни.
Христианскую правду так трудно исполнить в
жизни, потому что она сталкивается не только с глубокими нашими инстинктами, сохраненными с древних времен, но и с
ценностями, от которых нам трудно отказаться.
Этика до глубины должна сознать, что в человеческой
жизни разворачивается трагическое столкновение добра с добром, свободная борьба за
ценности и блага, между собою сталкивающиеся.
Жизнь моя определяется не только любовью к живым существам, она определяется также любовью к высшим
ценностям, к истине, к красоте, к правде, и возможен конфликт одной любви с другой.
Ее
жизнь внедрена в очень сложную иерархию
ценностей.
На почве идеологии буржуазно-капиталистической и социалистически-капиталистической не может быть даже поставлена внутренняя проблема труда, ибо для них не существует личности как верховной
ценности;
ценность личности, ее внутренней
жизни и судьбы, заслонена и задавлена
ценностями хозяйственно-экономических благ,
ценностями хозяйственной мощи общества или справедливым распределением в нем хозяйственных благ.
Экономизм, извращающий иерархию
ценностей, совсем не Маркс выдумал, он взял его из
жизни общества XIX века.
Рост экономической производительности, увеличение власти человека над стихийными силами природы и умножение хозяйственных
ценностей есть само по себе благо и источник
жизни.
Возможен трагический конфликт между социальной справедливостью и
ценностями культуры и духовной
жизни.
Этически нужно признать, что духовная
жизнь и ее
ценности стоят иерархически выше социальной
жизни и ее
ценностей.
Но этически и духовно социализм столь же буржуазен, как и капитализм, он не возвышается над буржуазным миросозерцанием и чувством
жизни, ему закрыты высшие
ценности, и он погружен в царство мира сего, верит лишь в видимые вещи.
Личности как высшей
ценности в нравственной
жизни не существует без сверхличного, без универсального, без
ценности идеи, которую она в себе несет и осуществляет.
Отсюда вытекает совсем иная этика
жизни в этом мире, переоценка
ценностей.
И утверждение верховной
ценности личности совсем не есть забота о личном спасении, а есть выражение высшего творческого призвания личности в
жизни мировой.