Неточные совпадения
Книга написана о рабстве и освобождении
человека, и она во многих
частях своих относится к социальной философии, но в нее вложено моё целостное философское миросозерцание, в основание её положена философия персонализма.
Человек есть загадка не как животное и не как существо социальное, не как
часть природы и общества, а как личность, именно как личность.
Поскольку эмпирический
человек входит как
часть в какое-либо социальное или природное целое, он это делает не как личность и личность его остается вне этого подчинения
части целому.
Понимание человеческой личности, как микрокосма, противоположно пониманию органически-иерархическому, которое превращает
человек в подчиненную
часть целого, общего, универсального.
Это принадлежит миру объективации, в котором
человек превращается в
часть и орган.
Без этой синтезирующей активности духа личность диссоциируется,
человек распадается на
части, душа теряет свою целостность, свою способность к активным реакциям.
Согласно этому мифу,
человек не есть
часть, не партикуляристичен, потому что он образ Единого и универсум.
Мы увидим в последней
части книги, что «конец мира», который на философском языке означает конец объективации, предполагает творческую активность
человека и совершается не только «по ту сторону», но и «по сю сторону».
Также индивидуально-неповторимый, единичный
человек включает в себя универсальную человечность, а не входит в нее как подчиненная
часть.
Но это не универсализм, экстериоризированный в объектный мир, превращающий
человека в подчиненную
часть, а универсализм интериоризированный, субъектный, находящийся в глубине самой личности.
Человек перестал себя чувствовать органической
частью иерархического организма космоса.
Человек превратился в
часть природы.
Но, как не раз уже было сказано,
человек по своему образу,
человек как личность не есть
часть природы, он несет в себе образ Бога.
Человек — микрокосм, и потому он не есть
часть космоса.
Из того, что
человек есть микрокосм и микротеос, следует, что общество, как и государство, есть составная
часть личности.
Но «я» входит в «мы» — общество, как
часть в целое, как орган в организм, лишь в качестве индивидуума, в качестве природного
человека.
Но
чаще всего рабство
человека у самого себя принимает форму прельщения индивидуализма.
Когда сатаническая техника войны, техника мирового истребления, сделает войну окончательно невозможной (вероятно, это будет после того, как значительная
часть человечества будет истреблена), тогда воинственные инстинкты
человека в благородном смысле слова должны будут искать себе иного выхода.
Из всех «сверхличных» ценностей легче всего
человек соглашается подчинить себе ценности национального, он легче всего чувствует себя
частью национального целого.
Апеллируя к национальному целому, хотят задавить
части, состоящие из
людей, существ, способных страдать и радоваться.
Прельщение и рабство коллективизма означает, что социальное выброшено вовне, и
человеку представляется, что он
часть этого выброшенного вовне социального.
Большая
часть жизни
людей несчастна и потому прикована к математическому времени.
Неточные совпадения
Лука Лукич. Не приведи бог служить по ученой
части! Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный
человек.
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает на этих
людей, но я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему», сказал себе Алексей Александрович, хотя это и было неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого рода, а тем выше ценил себя, чем
чаще были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит
людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по
части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем
чаще и
чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет
человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
Некоторые отделы этой книги и введение были печатаемы в повременных изданиях, и другие
части были читаны Сергеем Ивановичем
людям своего круга, так что мысли этого сочинения не могли быть уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович ожидал, что книга его появлением своим должна будет произвести серьезное впечатление на общество и если не переворот в науке, то во всяком случае сильное волнение в ученом мире.