Неточные совпадения
Весь
мир ничто по сравнению с
человеческой личностью, с единственным лицом человека, с единственной его судьбой.
Человек,
человеческая личность есть верховная ценность, а не общности, не коллективные реальности, принадлежащие
миру объектному, как общество, нация, государство, цивилизация, церковь.
На этом пути происходит отчуждение
человеческой природы, выбрасывание её в объектный
мир, личность не находит себя.
Лицо
человеческое есть самое изумительное в мировой жизни, через него просвечивает иной
мир.
Для него в
мире есть только одно противоречие и загадка, связанные с
человеческой личностью.
Человеческая личность есть универсум лишь под условием не эгоцентрического отношения к
миру.
Свобода и независимость
человеческой личности от объектного
мира и есть её богочеловечность.
Но в человеке есть божественный элемент, в нем есть как бы две природы, в нем есть пересечение двух
миров, он несет в себе образ, который есть и образ
человеческий и образ Божий и есть образ
человеческий в меру того, как осуществляется образ Божий.
Личность человечна, и она превышает
человеческое, зависящее от
мира.
Во внутреннем личность обретает свой образ через образ Божий, через проникновение
человеческого божественным, во внешнем осуществление правды означает подчинение
мира, общества, истории образу личности, проникновение личностью.
Христос — свободный, самый свободный из сынов
человеческих, Он свободен от
мира, Он связывает лишь любовью.
Цезарь, герой империализма, есть раб, раб
мира, раб воли к могуществу, раб
человеческой массы, без которой он не может осуществить воли к могуществу.
Но масса
человеческая прошла через труд рабский, через труд крепостной, через новый рабский труд в капиталистическом
мире и через крепостной труд в примере коммунистического общества.
Это парадокс
человеческой судьбы и судьбы
мира, и его мыслить должно парадоксально, рациональными категориями об этом мыслить нельзя.
Но в Боге и в Его отношении к человеку и
миру нет ничего похожего на социальные отношения людей, к Богу неприменима низменная
человеческая категория господства.
Бог совсем не есть причина
мира, он совсем не действует на
человеческую душу, как необходимость...
Подлинный аристократизм есть не что иное, как достижение духовной свободы, независимости от окружающего
мира, от
человеческого количества, в какой бы форме оно ни явилось, как слушание внутреннего голоса, голоса Бога и голоса совести.
Одна из
человеческих иллюзий есть уверенность, что индивидуализм есть противоположение индивидуального человека и его свободы окружающему
миру, всегда стремящемуся его насиловать.
«Князь
мира сего» находится на крайних пределах объективации, экстериоризации и отчуждения
человеческой природы.
Обоснование государственного величия и могущества на садических инстинктах есть просто крайняя форма утери свободы, личности и образа
человеческого в объективированном
мире.
Ненависть и убийство существуют лишь в
мире, где люди стали объектами, где
человеческое существование объективировано.
Национализм есть самая распространенная в
мире эмоция, наиболее
человеческая, так как наиболее свойственная человеку, и наиболее античеловеческая, наиболее делающая человека рабом экстериоризированной силы.
Человеческим обществом управляет князь
мира сего, и управляет в неправде.
Он восклицает: «Не будет
миру свободы, пока все религиозное, политическое не превратится в
человеческое, простое», и «Мало ненавидеть корону, надобно перестать уважать и фригийскую шапку; мало не признавать преступлением оскорбления величества, надобно признавать преступлением salus populi [Благо народа (лат.).]».
В этом
мире нет
человеческой справедливости, но есть жестокая, бесчеловечная справедливость, справедливость рока.
В революции происходит процесс объективации, отчуждение
человеческой природы в объектный
мир, в то время как настоящая и радикальная революция должна была бы быть победой над всякой объективацией и переходом в свободную субъективность.
Утопия хочет совершенной жизни, принудительного добра, рационализации
человеческой трагедии без действительного преображения человека и
мира, без нового неба и новой земли.
Труд есть самая большая реальность
человеческой жизни в этом
мире, есть первичная реальность.
Не подлежит никакому спору тот факт, что половое влечение и половой акт совершенно безличны и не заключают в себе ничего специфически
человеческого, объединяя человека со всем животным
миром.
Пол ужасен в царстве обыденности, он ужасен в буржуазном
мире и связан с властью денег над
человеческой жизнью.
Пол, через могущественное бессознательное влечение, приковывает человека к объективированному
миру, в котором царствуют детерминизм, необходимость, определяемость не изнутри, а извне, от
человеческой природы, изошедшей в объект.
Красота есть прорыв, она дается духовной борьбой, но это прорыв не к вечному, неподвижному
миру идей, а к
миру преображенному, который достигается
человеческим творчеством, к
миру небывшему, не к «бытию», а к свободе.
Человеческое сознание подвержено разнообразным иллюзиям в понимании отношения между этим
миром, в котором человек чувствует себя порабощенным, и иным
миром, в котором он ждет освобождения.
В действительности, иной
мир,
мир духовности, царство Божие, не только ожидается, но созидается и
человеческим творчеством, есть творческое преображение
мира, подверженного болезни объективации.
Это есть духовная революция. «Иной»
мир не может быть создан только
человеческими силами, но не может быть создан и без творческой активности человека.
Неточные совпадения
Науки бывают разные; одни трактуют об удобрении полей, о построении жилищ
человеческих и скотских, о воинской доблести и непреоборимой твердости — сии суть полезные; другие, напротив, трактуют о вредном франмасонском и якобинском вольномыслии, о некоторых якобы природных человеку понятиях и правах, причем касаются даже строения
мира — сии суть вредные.
Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в
мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в
мире, кроме ее, и эти девушки имеют все
человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт — она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего
человеческого.
— Он говорит, что внутренний
мир не может быть выяснен навыками разума мыслить
мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное
человеческое, убивают свободу воображения идеями, догмами…
— Учу я, господин, вполне согласно с наукой и сочинениями Льва Толстого, ничего вредного в моем поучении не содержится. Все очень просто:
мир этот, наш, весь — дело рук
человеческих; руки наши — умные, а башки — глупые, от этого и горе жизни.
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности
человеческого духа, которая влечет его к овладению
миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…