Неточные совпадения
Можно открыть противоположные свойства в
русском народе:
деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт.
Но вместе с тем казацкая вольница, в которой было несколько слоев, представляла анархический элемент в
русской истории, в противовес государственному абсолютизму и
деспотизму.
Православие было, конечно, более глубоким влиянием на души
русских людей, но в масонстве образовывались культурные души петровской эпохи и противопоставлялись
деспотизму власти и обскурантизму.
Неточные совпадения
— И нравственности по Домострою [«Домострой» —
русский письменный памятник XVI века, содержащий свод правил религиозного, семейно-бытового и общественного поведения. «Домострой» стал символом домашнего
деспотизма родителей, темных и отсталых понятий.], вы думаете? Как бы не так, — возразил Салов, — вы знаете ли, что у многих из сих милых особ почти за правило взято: любить мужа по закону, офицера — для чувств, кучера — для удовольствия.
Средний
русский дворянин сначала служил в гвардии, скоро выходил в отставку и поселялся в деревне, где ничего не делал и проявлял себя всякими самодурными выходками и мелочным
деспотизмом.
С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны, искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны, абсолютизация государства и
деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма.
Среди бесчисленных и пошлых клевет, которым я долговременно подвергался в литературе за мою неспособность и нехотение рабствовать презренному и отвратительному
деспотизму партий, меня сурово укоряли также за то, что я не разделял неосновательных мнений Афанасья Прокофьевича Щапова, который о ту пору прослыл в Петербурге историком и, вращаясь среди неповинных в знаниях церковной истории литераторов, вещал о политических задачах, которые скрытно содержит будто наш
русский раскол.
В революционной идеологии левой
русской интеллигенции, по внешности столь свободолюбивой, он изобличает возможность «безграничного
деспотизма».