Неточные совпадения
Также характерно для
русской религиозности юродство — принятие поношения от
людей, посмеяние миру, вызов миру.
Великие
русские писатели XIX в. будут творить не от радостного творческого избытка, а от жажды спасения народа, человечества и всего мира, от печалования и страдания о неправде и рабстве
человека.
Мысли Чаадаева о
русской истории, о прошлом России выражены с глубокой болью, это крик отчаяния
человека, любящего свою родину.
«Они принадлежат к числу образованнейших, благороднейших и даровитейших
людей в
русском обществе».
И это, вероятно, связано с тем, что
русские — коммюнотарны, но не социализированы в западном смысле, т. е. не признают примата общества над
человеком.
Русские суждения о собственности и воровстве определяются не отношением к собственности как социальному институту, а отношением к
человеку.
У
русских нет того иерархического чувства, которое есть у западных
людей, его нет ни в какой области.
Наиболее
русским он был в своем восстании против гегелевского мирового духа во имя реального, конкретного
человека.
Проблема столкновения личности и мировой гармонии. Отношение к действительности. Значение Гегеля в истории
русской мысли. Бунт Белинского. Предвосхищение Достоевского. Проблема теодицеи. Подпольный
человек. Гоголь и Белинский. Индивидуалистический социализм Белинского. Религиозная драма Гоголя. Письмо Белинского Гоголю. Мессианство
русской поэзии: Тютчев, Лермонтов.
В этих словах намечается уже религиозная драма, пережитая Гоголем. Лермонтов не был ренессансным
человеком, как был Пушкин и, может быть, один лишь Пушкин, да и то не вполне.
Русская литература пережила влияние романтизма, который есть явление западноевропейское. Но по-настоящему у нас не было ни романтизма, ни классицизма. У нас происходил все более и более поворот к религиозному реализму.
Но если России не был свойствен гуманизм в западноевропейском ренессансном смысле, то ей была очень свойственна человечность, т. е. то, что иногда условно называют гуманитаризмом, и в
русской мысли раскрывалась диалектика самоутверждения
человека.
Человек для них выше принципа собственности, и это определяет
русскую социальную мораль.
Бесчеловечность, жестокость, несправедливость, рабство
человека были объективированы в
русском государстве, в империи, были отчуждены от
русского народа и превратились во внешнюю силу.
Мысль Вл. Соловьева входит в
русскую диалектику о
человеке и человечности и неотделима от нее.
Ему чужда
русская идея братства
людей и
русское искание всеобщего спасения, ему чужда
русская человечность.
В
русской христианской мысли XIX в. — в учении о свободе Хомякова, в учении о Богочеловечестве Вл. Соловьева, во всем творчестве Достоевского, в его гениальной диалектике о свободе, в замечательной антропологии Несмелова, в вере Н. Федорова в воскрешающую активность
человека приоткрывалось что-то новое о
человеке.
На почве
русского православия, взятого не в его официальной форме, быть может, возможно раскрытие нового учения о
человеке, а значит, и об истории и обществе.
Все почти думали, что
русский народ призван осуществить социальную правду, братство
людей.
Маркс не очень любил
русских и был удивлен, что у него среди
русских находятся последователи раньше, чем среди западных
людей.
В
русском народе есть задатки коммюнотарности, общности, возможного братства
людей, которого нет уже у народов Запада.
Тут нужно вспомнить слова Вл. Соловьева:
русским нигилистам свойствен такой силлогизм —
человек произошел от обезьяны, следовательно, будем любить друг друга.
Русские менее законники, чем западные
люди, для них содержание важнее формы.
У него была очень верная и очень
русская мысль о соединении правды-истины и правды-справедливости, о целостном познании всем существом
человека.
Если в мою комнату вломится
русская жизнь со всеми ее бытовыми особенностями и разобьет бюст Белинского и сожжет мои книги, я не покорюсь и
людям деревни; я буду драться, если у меня, разумеется, не будут связаны руки».
Но были
люди, которым было свойственно сильное чувство греха, которым не была чужда
русская социальная тема и которые обнаружили гениальное творчество.
Подводя итоги
русской мысли XIX в. на социальную тему,
русским исканиям социальной правды, можно сказать, что в России вынашивалась идея братства
людей и народов.
У
русских нет культуропоклонства, так свойственного западным
людям.
Православие, и особенно
русское православие, не имеет своего оправдания культуры, в нем был нигилистический элемент в отношении ко всему, что творит
человек в этом мире.
Я говорил уже, что
русская литература не была ренессансной, что она была проникнута болью о страданиях
человека и народа и что
русский гений хотел припасть к земле, к народной стихии.
Зло и грех всякой власти
русские чувствуют сильнее, чем западные
люди.
Сомнение в оправданности частной собственности, особенно земельной, сомнение в праве судить и наказывать, обличение зла и неправды всякого государства и власти, покаяние в своем привилегированном положении, сознание вины перед трудовым народом, отвращение к войне и насилию, мечта о братстве
людей — все эти состояния были очень свойственны средней массе
русской интеллигенции, они проникли и в высший слой
русского общества, захватили даже часть
русского чиновничества.
Пророчества Достоевского о
русской революции суть проникновение в глубину диалектики о
человеке —
человеке, выходящем за пределы средне-нормального сознания.
В
русском православии можно различить три течения, которые могут переплетаться: традиционное монашески-аскетическое, связанное с «Добротолюбием» космоцентрическое, узревающее божественные энергии в тварном мире, обращенное к преображению мира, с ним связана софиология, и антропоцентрическое, историософское, эсхатологическое, обращенное к активности
человека в природе и обществе.
Александр Блок, самый большой
русский поэт начала века, Андрей Белый, у которого были проблески гениальности, Вячеслав Иванов,
человек универсальный, главный теоретик символизма, и многие поэты и эссеисты меньшего размера — все были символистами.
Основная тема
русской мысли начала XX в. есть тема о божественном космосе и о космическом преображении, об энергиях Творца в творениях; тема о божественном в
человеке, о творческом призвании
человека и смысле культуры; тема эсхатологическая, тема философии истории.
Русские мыслили о всех проблемах по существу, как бы стоя перед тайной бытия, западные же
люди, отягченные своим прошлым, мыслили о всех проблемах слишком в культурных отражениях, т. е. в
русской мысли было больше свежести и непосредственности.
Правда — социальная, раскрытие возможности братства
людей и народов, преодоление классов; ложь же — в духовных основах, которые приводят к процессу дегуманизации, к отрицанию ценности
человека, к сужению человеческого сознания, которое было уже в
русском нигилизме.
Германская идея есть идея господства, преобладания, могущества;
русская же идея есть идея коммюнотарности и братства
людей и народов.
У
русских моральное сознание очень отличается от морального сознания западных
людей, это сознание более христианское.
Русские моральные оценки определяются по отношению к
человеку, а не к отвлеченным началам собственности, государства, не к отвлеченному добру.
Русские менее семейственны, чем западные
люди, но безмерно более коммюнотарны.
У
русских нет таких делений, классификаций, группировок по разным сферам, как у западных
людей, есть большая цельность.