Неточные совпадения
Таким веком я
буду считать XIX в., век мысли и
слова и вместе с тем век острого раскола, столь для России характерного, как внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий.
Трагедия русского народа в том, что русская власть не
была верна этим
словам.
Но, во всяком случае, славянофилы хотели «России Христа», а не «России Ксеркса» [
Слова из стихотворения Вл. Соловьева: «Каким ты хочешь
быть Востоком, Востоком Ксеркса иль Христа?»], как хотели наши националисты и империалисты. «Идея» России всегда обосновывалась пророчеством о будущем, а не тем, что
есть, — да и не может
быть иным мессианское сознание.
Вот
слова, наиболее характеризующие К. Леонтьева: «Не ужасно ли и не обидно ли
было бы думать, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили себе изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты
пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, или немецкий, или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы „индивидуально“ и „коллективно“ на развалинах всего этого прошлого величия?..
В этих
словах намечается уже религиозная драма, пережитая Гоголем. Лермонтов не
был ренессансным человеком, как
был Пушкин и, может
быть, один лишь Пушкин, да и то не вполне. Русская литература пережила влияние романтизма, который
есть явление западноевропейское. Но по-настоящему у нас не
было ни романтизма, ни классицизма. У нас происходил все более и более поворот к религиозному реализму.
Россией не
был пережит гуманизм в западноевропейском смысле
слова, у нас не
было Ренессанса.
Его антропология
есть новое
слово в христианстве.
Белинскому принадлежат
слова: «Не в парламент пошел бы освобожденный русский народ, а в кабак побежал бы
пить вино, бить стекла и вешать дворян».
Тут нужно вспомнить
слова Вл. Соловьева: русским нигилистам свойствен такой силлогизм — человек произошел от обезьяны, следовательно,
будем любить друг друга.
«Для „общечеловека“, для citoyen’a, — писал Михайловский, — для человека, вкусившего плодов общечеловеческого древа познания добра и зла, не может
быть ничего соблазнительнее свободы политики, свободы совести,
слова, устного и печатного, свободы обмена мыслей и пр.
Русская литература XIX в., которая в общем словоупотреблении
была самым большим проявлением русской культуры, не
была культурой в западном классическом смысле
слова, и она всегда переходила за пределы культуры.
Это не
есть гуманистическая идея в европейском смысле
слова.
Бакунину принадлежат знаменательные
слова: страсть к разрушению
есть творческая страсть.
Буду характеризовать хомяковские взгляды его собственными
словами.
Он
был философом эротическим, в платоновском смысле
слова, эротика высшего порядка играла огромную роль в его жизни,
была его экзистенциальной темой.
Творческие силы человека
есть отсвет Бога
Слова.
О себе Л. Толстой, всю жизнь каявшийся, сказал гордые
слова: «Я такой, какой
есть.
Последний — гениальный писатель, его писательство
было настоящей магией
слов, и он очень теряет от изложения его идей вне литературной формы.
Он не хочет видеть, что последнее
слово христианства
есть не распятие, а Воскресение.
Чтоб еще более облагородить русский язык, половина почти
слов была выброшена вовсе из разговора и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие слова, которые были гораздо пожестче упомянутых.
Неточные совпадения
Коробкин (продолжает).«Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон…» (Останавливается).Должно
быть, французское
слово.
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно
было б с ними изъясняться: он по-русски ни
слова не знает.
Осклабился, товарищам // Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи
слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не
будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
«На!
выпивай, служивенький! // С тобой и спорить нечего: // Ты счастлив —
слова нет!»
И русскую деву влекли на позор, // Свирепствовал бич без боязни, // И ужас народа при
слове «набор» // Подобен
был ужасу казни?